Алексей Слаповский - Пропавшие в Стране Страха Страница 27

– Сейчас!

Первая мысль была – попробовать отвязать одну веревку от плота. Но Вик тут же отказался от этой идеи: плот был и без того расшатан, мог развалиться окончательно и свалиться вниз, на головы страбынетам. Они держатся сейчас подальше от пенящегося потока, но бревна длинные, могут достать.

Вик вспомнил, что от постройки плота остались веревки. Надо как можно быстрее за ними сходить.

И он начал пробираться обратно вдоль потока несущейся воды.

Шустрик, ни о чем не спрашивая, карабкался вслед за ним, то и дело ойкая и зачем-то (наверное, для смелости) комментируя свои действия:

– Правая нога пошла! Встала! Левая рука зацепилась! Пошла правая!

Так они выбрались к берегу озера, а там оказалось еще труднее: не везде было на что встать и за что уцепиться, пришлось в иных местах идти по воде, а в иных и плыть. Шустрик старался, барахтался изо всех сил. Хорошо хоть плавать умеет.

А там, в водопадном озере, все ли умеют плавать? Умеет ли Танька?

Вик, оттолкнувшись от стены, поплыл к выходу напрямик. Опаснее, но быстрее. О том, что в этом озере, в глубине, могут жить какие-то существа (и, возможно, наблюдают сейчас за ним), он старался не думать.

Наконец Вик выбрался из воды. Нашел на месте строительства плота длинную веревку, смотал ее в кольцо. Прикинул: должно хватить. И направился обратно в пещеру.

– А мне надо? – спросил Шустрик, надеясь, что Вик откажется от его помощи.

Вик не умел заставлять людей. Да и просить не любил. Поэтому он сказал:

– Как хочешь.

– Ладно, – сказал Шустрик. – Мы будем так: ты пробираешься, я тебе кидаю веревку, сам пробираюсь, а потом опять ты. С веревкой не получится.

– Соображаешь, малыш! – одобрил Вик.

– Сам ты малыш! – оскорбился Шустрик. – Возьму вот и не пойду!

– Извини, я так, в шутку.

– Дурацкие шутки, – проворчал Шустрик.

Им казалось, что они возвращаются к водопаду мучительно долго. Впрочем, так оно и было, но для страбынетов, барахтающихся в воде и из последних сил держащихся за выступы отвесных стен, время тянулось еще медленнее.

Но вот они увидели голову Вика.

– Держите! – крикнул Вик.

И сбросил конец веревки.

– Танька первая! – распорядился Эдька.

– Это почему?

Таньке было очень страшно, но еще страшнее для нее был страх оказаться не такой, как все.

– Тогда Анька, – предложил Эдька.

– Тут не лифт, чтобы женщин вперед пропускать! – ответила Анька вопреки своей лидеромании. Вернее, не вопреки, а именно благодаря: она понимала, что в деле спасения первый тот, кто последний – он подобен капитану, не имеющему права покинуть борт корабля, пока не спасутся все пассажиры и члены экипажа.

– А в лифт, между прочим, мужчины как раз первыми входят! – подал голос Димка, отлично знающий правила этикета (он выучил их, чтобы не ошибиться и не начать ненароком эти правила выполнять).

Его замечание развеселило страбынетов, вообще чутких на острое слово, они рассмеялись.

– Хватит смешить, так и захлебнуться можно! – закричал Сашка.

А Эдька объяснил Аньке:

– Ты просто меньше всех весишь, тебя легче поднять. А если Петьку, например, он Вика сразу вниз утянет – и все.

Петька, естественно, тут же обиделся:

– Что Петька, что опять Петька?

– Быстрее! – крикнул Вик. – Плот развалится!

Страбынеты поняли, что они рано успокоились: плот действительно изменил положение и краем уже нависал над ними. И продолжал понемногу сдвигаться.

Анька подплыла к краю веревки. Вик и дрожащий от страха и холода Шустрик начали тянуть ее. Это оказалось нелегким делом, но они справились.

Втроем вытянули затем худого Димку, вчетвером Ваську, потом Сашку, Пашку, Петьку, Эдьку и наконец Таньку.

И тут с бревна, которое, выпирая, держало один край плота, соскользнуло веревочное крепление, это бревно стало съезжать вниз, а за ним и другие. Все торопливо пробирались на камни вдоль потока воды – и успели: едва последний спрыгнул с бревен, они обрушились вниз со страшным грохотом.

Семейный день. Ник пытается кое-что выведать

Все это произошло в субботу, после которой, легко догадаться, наступило воскресенье. И страбыты, и страбынеты с утра впали в уныние. Они даже не отправились на обычный утренний грабеж, слонялись и чего-то ждали.

Вик и Ник не могли понять, что с ними происходит, тогда страбынеты объяснили Вику, а страбыты Нику: сегодня семейный день.

Семейный, или родительский, день был введен БГ вынужденно. Бояне, попавшие сюда в разное время и разными способами, в том числе завербованные обманом, быстро смирились со своей участью, безропотно работали, регулярно получали от Страхова порцию стабилизатора, по расписанию кормились, по вечерам отдыхали – смотрели кино, читали, занимались спортом. Не потому, что им так хотелось, ими двигала боязнь не успеть, не сделать того, что делают все в человеческом обществе. То есть, конечно, не все, а те, кто живет правильно. Правильно посмотреть хотя бы десяток фильмов в год, вот они и смотрели и очень переживали, если получалось меньше. Правильно прочитать хотя бы три книги за тот же период – они читали. Правильно заниматься любительски каким-то спортом – гольфом, баскетболом, бодибилдингом и т. п., вот они и занимались и нервничали, если по каким-то причинам не могли этого сделать.

Но через два-три месяца пребывания здесь бояне начали испытывать какое-то смутное недовольство, им чего-то не хватало. И даже стабилизатор не мог их успокоить. Вскоре они поняли: не хватает семьи, детей.

Вообще-то боянам не нужна ни семья, ни дети, но они знают и помнят, что правильно иметь семью и детей, поэтому они там, за пределами подземелья, в своей прежней жизни, почти все вступали в браки и обзаводились потомством. Не испытывая в этом потребности, они играли с детьми, интересовались их делами – потому, что так принято.

Этого в Стране Страха они были лишены – попав сюда не семьями, а поодиночке.

В рабочие дни потребность в семье уменьшалась, но в воскресенье, которое здесь было единственным выходным, бояне слонялись, чувствуя себя обделенными. Распорядок требовал общения с семьей – семьи не было.

И бояне начали роптать.

Ропот становился все сильнее и грозил вылиться в явный бунт. Ситуация осложнялась тем, что начались перебои со стабилизатором: для его производства не хватало компонентов, а синтезировать их доктор Страхов не научился, приходилось добывать во внешнем мире. (Бояне считали, что это отговорки и выдумки, за которыми скрываются козни БГ.)

Предоставить им свидания с чадами и домочадцами ни БГ, ни тем более доктор Страхов, конечно, не могли.

Тогда Страхов придумал, а БГ поневоле одобрил: устраивать в воскресенье семейные дни. Не для всех, а по очереди. Совсем маленьких детей в Стране Страха нет, профессор с ними не связывался, зато подростков почти два десятка. Значит, двадцать пар могут быть осчастливлены.

Эти пары составлялись только на воскресные дни: боянин соединялся с симпатичной ему боянкой, они устраивались в специально построенном для такой цели доме, где все было налажено по среднему евро-американскому образцу: два этажа с холлом внизу и спальнями наверху, небольшой дворик с газоном и клумбой. Пары разбирали подростков и проводили с ними воскресный день, как с собственными детьми. Подростки были против – у всех есть собственные родители, но БГ пригрозил им, что разрушит их дома, запретит шляться по Стране Страха без присмотра, засадит всех в школу за уроки – по двенадцать уроков в день. Пришлось смириться.

– А если я не захочу? – спросил Ник. – Если мне эти люди не понравятся?

– Тогда БГ посадит тебя в карцер или заставит Страхова вколоть инъекцию наказания, – уныло сказал Женька.

– А это что?

– А то, после чего ты будешь всю неделю спать. Другие живут нормально, что-то интересное делают, а ты спишь. Хочешь?

– Не хочу.

– Ну и все, и нечего спрашивать.

Вику сказали то же самое.

Братья поняли, что придется вытерпеть. Без толку размахивать в чужом монастыре своим уставом, если этого устава в упор не видят.

Новоиспеченные родители приехали за предназначенными для семейного счастья подростками очень рано.

Нику досталась довольно молодая пара – энергичный, веселый, спортивный Антон и его жена на этот день, задумчивая и неспешная Антонина. Они не выбирали друг друга по имени, просто так сошлось.

А у Вика было наоборот – веселая, бодрая Лена и сухой, молчаливый, склонный к угрюмости Марк.

Первым делом родители уложили новоявленных детей спать – чтобы исполнена была процедура пробуждения.

– Не спишь? – заглядывал в комнату Ника Антон.

– За ночь выспался.

– А ты еще поспи!

Ник спать не собирался. Но когда лежишь и ничего не делаешь, поневоле задремлешь. Однако, едва он задремал, тут же влетел сияющий Антон, сорвал с него одеяло и закричал:

– Подъем! Подъем! Контрастный душ и зарядка!