Диана Джонс - Год грифона Страница 28

К этому времени все так возненавидели Олафа, что устроили бы Мелиссе бурную овацию, только никто не решился шевельнуться. Все только молча уставились на нее. Она стояла, скрестив руки на груди, широко раскрыв глаза и раскрасневшись, еще более красивая, чем всегда. «Ну надо же! – подумали все. – А Мелисса-то у нас, оказывается, еще и храбрая!» И все улыбнулись ей, включая Олафа. Но улыбка Олафа походила на улыбку голодного кота, прижавшего лапой мышку.

– Ишь какая смелая! – сказал он. – Заберем-ка мы тебя с собой.

– Только попробуйте! – воскликнула Мелисса. – Я… я вас заколдую! Я знаю множество ужасных заклятий!

Олаф одобрительно ухмыльнулся.

– Ничего, я все же рискну, – сказал он и обернулся к Торкелю. – Где этот проклятый жрец? Чего ты ждешь? Ты, в конце концов, жениться собираешься или нет?

Торкель закивал и поманил рукой кого-то, стоявшего позади. Там зашебуршались, и к Олафу приволокли верховного жреца Энскера. Кто-то держал у его затылка пистолет.

– Вставай, Ольга, – велел Олаф. – Иди сюда, мы тебя сейчас окрутим.

Ольга из бледной сделалась серой: она только теперь поняла, что ее отец действительно готов на все. Она медленно встала и оглянулась на обращенные к ней безмолвные лица.

– Я думала, он отступится, когда поймет, что это серьезно, – сказала она. – Извините, что так получилось.

«Ну сделайте же что-нибудь, хоть кто-нибудь!» – отчаянно подумала Эльда. Она покосилась на Клавдию: Клавдия-то обязательно что-нибудь придумает! – но та по-прежнему сидела бледно-зеленая и не сводила глаз с вешалки, стоящей рядом с Олафом. На самом-то деле Клавдия пыталась заставить вешалку опрокинуться и прибить Олафа, но Эльда подумала, что девушка просто парализована страхом. Эльде захотелось завизжать.

Она подумала, не стоит ли испустить по-настоящему пронзительный грифоний вопль. Но нет, это только заставит пиратов нажать на спуск пистолетов и арбалетов. Это было действительно ужасно: быть таким беспомощным, когда вокруг столько народу, владеющего магией, умеющего ею пользоваться, исполненного гнева и ненависти к Олафу! Когда Ольга медленно пошла к отцу, Эльда ощутила этот гнев всей кожей: самый воздух был пропитан им, точно перед грозой. От этого гнева мех Эльды встал дыбом и перья встопорщились. Она чувствовала даже беспомощный гнев людей, толпившихся снаружи, на крыльце. Судя по ощущению, там были волшебники Умберто и Денч. Они привели с собой привратника и сторожа, но никто из них не знал, что делать.

«Эгей! – подумала Эльда, когда Ольга была уже в трех шагах от Торкеля и несчастного, задыхающегося верховного жреца. – Да ведь я же могу использовать весь этот гнев!» И она принялась собирать его и магию всех людей, которые его испытывали, притягивая все к себе, – вспышки гнева, порывы гнева, огненные тучи гнева: негодование Мелиссы, холодную ярость Фелима, бешенство Рёскина, возмущение девушек, сидевших рядом с Фелимом, страх и ненависть Коркорана, отвращение Вермахта – как такое могло произойти с ним! – чувства ребят из гребного клуба, каждый из которых мечтал проломить Олафу голову веслом, и глубокий, неукротимый гнев Лукина. Несколько мгновений – и все эти чувства переполнили Эльду, так что она ощутила себя огромным оперенным воздушным шаром, наполненным злостью. И когда она поняла, что больше не выдержит, она выплеснула этот гнев вовне, на Олафа и его присных.

Выплескивая гнев, Эльда невольно подпрыгнула – и все пистолеты и арбалеты тотчас же устремились в ее сторону. Огромная грифонша была прекрасной мишенью. Но гнев опередил пиратов, и они опоздали. Их пальцы еще тянулись к куркам, но они уже уменьшались, сползали по стенке и стремительно преображались. И вот уже вдоль стены забегали крохотные серые мышки. С Олафом и его приятелями, что стояли у дверей, произошло то же самое. Пираты не сразу осознали, что они теперь мыши. Они стояли маленькой серой кучкой у подола одеяния верховного жреца, надменно озирались и никак не могли понять, отчего это вдруг комната сделалась такой огромной.

Лукин тоже не сидел сложа руки. Эльда опередила его лишь на мгновение. Принц умел делать только одно, но зато хорошо. Именно это он и сделал: разверз под ногами пиратов глубокую-преглубокую яму. Не успела группка людей, стоявших у двери, превратиться в мышей, не успели мыши надменно оглянуться по сторонам, как все они посыпались вниз – увы, вместе с верховным жрецом. Ольга вовремя пришла в себя и успела отшатнуться назад, чтобы не рухнуть в яму. Последней туда свалилась вешалка.

– Урра-а! – завопила Эльда. – Давайте гоните остальных в яму! Помогайте мне, помогайте!

И принялась гоняться за мечущимися и пищащими мышами, перепрыгивая через стулья, снося столы, бросаясь туда и сюда и издавая радостные грифоньи вопли. Мелисса, разумеется, завизжала и вспрыгнула на стул, придерживая юбку. Но теперь, после того как она так смело высказала Олафу все, что о нем думала, Мелиссу зауважали. И десяток рук протянулся, чтобы не дать ей упасть вместе со стулом, когда Эльда носилась мимо взад-вперед, сгоняя мышей на край ямы и сметая их туда золотистой лапищей.

– Люблю мышек! – сказала она Лукину, который стоял у ямы, сжимая в объятиях Ольгу. – Я все время за ними гонялась, когда была маленькая.

Рёскин тоже помогал Эльде охотиться за мышами. Однако все равно многие из них сумели юркнуть в трещины в стене и затаиться там. Когда большинство мышей, что оставались в столовой, удалось наконец загнать в яму, Рёскин прогремел:

– Эй, кто-нибудь, закройте эту яму! А то я не умею! Есть ли тут кто-нибудь, кто может закрыть эту дыру и вытащить оттуда беднягу-жреца?

Несколько студентов подались вперед, но все они почтительно расступились, когда к яме подошел Коркоран. Он без особого труда поднял бедного жреца из ямы, а потом лично захлопнул ее с мстительным чваком. Вот так! Тут-то Олафу и конец!

Жрец повредил себе ногу. Толпа студентов, мешая друг другу, бросилась к нему, чтобы отнести его в Дом целителей. Но как только они отперли дверь столовой, внутрь ввалились Денч, Умберто и Финн. Они желали знать, что происходит. Волшебники возглавили еще одну толпу студентов, которая направилась на кухню. Там они обнаружили, что повара и посудомойки лежат на полу, связанные, с кляпами из полотенец – все, кроме главного повара. Он, очевидно, был в сговоре с Олафом, а теперь сбежал. Повара были помяты и напуганы. Их всех тоже пришлось отправить к целителям.

Ольга же все это время стояла в объятиях Лукина, неподвижно, точно статуя. Волшебники носились туда-сюда, запоздало налагая мощные заклятия на все помещения, студенты суетились и орали, но Ольга как будто ничего не замечала. Она не шелохнулась до тех пор, пока Фелим не принес самую большую кружку кофе, какую сумел найти, и не вложил ее в руки Ольге. Тогда она поднесла кружку к губам и отхлебнула. Ободренные этим признаком жизни, Лукин с Фелимом отвели ее к столу и усадили рядом с Клавдией. Клавдия обняла Ольгу обеими руками, с другой стороны над ними нависла Эльда, а Рёскин присел на корточки перед ними. Вскоре Ольга пришла в себя настолько, что смогла выпить большую часть кружки. Потом произнесла:

– Извините, пожалуйста. Из-за меня всем вам пришлось столько пережить…

– Ну и что? – сказал Фелим. – Из-за меня тоже. Однако я в этом не виноват. И ты не виновата.

– Я не знаю, что вы обо мне теперь думаете… – продолжала Ольга.

Она как будто не слышала слов Фелима.

– Да то же самое, что и всегда, – сказала Эльда.

– Вот разве что теперь мы знаем, почему ты вступила в гребной клуб, – усмехнулась Клавдия. – Ты, значит, большую часть жизни провела в море?

Ольга медленно кивнула. Все друзья наблюдали за ней с тревогой. Это был первый раз, когда она повела себя как живой человек, а не как зомби.

– Но я не знаю, что все теперь обо мне думают! – повторила она.

– Ну так ведь родителей не выбирают! – буркнул Рёскин, и Клавдия, Лукин и Фелим хором добавили:

– К сожалению!

– Но я ведь и в самом деле украла его сокровища! – сказала Ольга. – Кроме меня, никто не знал, где он их прячет. Я приплыла туда под покровом ночи и вырыла их.

– Да ты мне уже об этом рассказывала, когда одолжила денег на новую одежду, помнишь? – сказал Лукин. – Для этого, должно быть, понадобилось немалое мужество. А еще большее мужество и хладнокровие потребовалось для того, чтобы спрятать эти сокровища и продавать их по чуть-чуть в каждом городе, куда ты приезжала. Я бы, например, не выдержал и продал все сразу, даже если бы это позволило отцу меня выследить.

– Но теперь же все знают, что я воровка! – воскликнула Ольга.

– Насколько я слышал, никто тебя ни в чем не винит, – возразил Рёскин. – Все только говорят, что ни за что бы на такое не решились. А потом, он ведь сам все это наворовал, верно?

– К тому же все знают, что ты взяла только то, что тебе причиталось, – добавила Клавдия.