Филип Пулман - Северное сияние Страница 28

— Думаю, было бы лучше всего, если бы я вам помогала, Фардер Корам, — сказала она, — потому что я, наверное, знаю о Глакожерах больше всех, я ведь находилась рядом с одним из них. А может быть, я вам понадоблюсь, чтобы помочь разобраться с посланиями мистера де Райтера.

И он сжалился над маленькой отчаявшейся девочкой и не отправил ее куда подальше. Наоборот, он разговаривал с ней, слушал ее воспоминания об Оксфорде и о миссис Коултер и наблюдал, как она разбирается с алетиометром.

— А где находится книга, в которой есть все эти символы? — спросила она однажды.

— В Гейдельберге, — ответил он.

— Она что, только одна?

— Может, есть и другие, но эта — единственная, которую я видел.

— Я уверена, что такая есть и в Библиотеке Бодлея в Оксфорде, — сказала она.

От деймона Фардера Корама она с трудом отводила глаза, это был самый красивый деймон из всех, каких ей довелось видеть. Когда Пантелеймон превращался в кота, он был худощавым, косматым и нескладным, Софонакс же — так ее звали — была золотоглазой и сверх всякой меры изысканной, мех ее был густым, а размером она была вдвое больше обыкновенного кота. Когда ее шерсти касалось солнце, оно расцвечивало больше оттенков желто-коричнево-лиственно-орехово-пшеничн о-золотисто-осенне-каштанового цвета, чем Лира могла назвать. Ей очень хотелось прикоснуться к этому меху, потереться о него щекой — но она, разумеется, никогда этого не делала; касаться чужого деймона было самым вопиющим нарушением из всех вообразимых правил приличия. Деймоны, конечно же, могли касаться друг друга или друг с другом сражаться; но запрет контакта «человек-деймон» был так силен, что даже в пылу сражения ни один воин не касался деймона своего противника. Это было крайне запрещено. Лира не помнила, чтобы кто-то ей это говорил: она просто знала это, как, например подсознательно чувствовала, что морская болезнь — это плохо, а удобства — это хорошо. Поэтому, хоть она и восхищалась мехом Софонакс, и даже строила предположения, каким он мог бы быть на ощупь, она никогда не сделала ни малейшего движения, чтобы к ней прикоснуться, и никогда бы не сделала.

Софонакс была такой же здоровой, лоснящейся и красивой, каким разбитым и слабым был Фардер Корам. Возможно, он был болен, а может быть, страдал хромотой, но так или иначе, он не мог передвигаться без помощи двух палок и постоянно дрожал как осиновый лист. Но, не взирая на это, разум его был острым, ясным и сильным, и Лира вскоре полюбила его за его знания и твердость, с которой он ее направлял.

— Что означают эти песочные часы, Фардер Корам? — спросила она одним солнечным утром на его лодке, склонившись над алетиометром. — Стрелка постоянно возвращается к ним.

— Чаще всего, если приглядеться получше, можно увидеть разгадку. Что там за маленькое старинное изображение над часами?

Она сощурила глаза и всмотрелась.

— Да это череп!

— И что, по-твоему, он может означать?

— Смерть… Это смерть, да?

— Верно. То есть, одно из значений песочных часов — это смерть. На самом деле, после «времени», которое является первым значением, идет второе значение — «смерть».

— Вы знаете Фардер Корам, что я заметила? Стрелка останавливается здесь после того, как пройдет второй круг! На первом круге она как-то подергивается, а на втором останавливается. Это, выходит, указывает на второе значение?

— Возможно. Что за вопрос ты задала алетиометру, Лира?

— Я думаю… — она запнулась, с удивлением обнаружив, что фактически задала вопрос, сама этого не осознавая. — Я просто совместила три картинки, потому что… думала о мистере де Райтере, понимаете… И я совместила змею, тигель и улей, чтобы спросить, как он справляется со шпионажем, и…

— А почему именно эти три символа?

— Потому что я подумала, что змея коварная, каким надлежит быть и шпиону, тигель может означать что-то вроде знаний, которые вы как бы должны переварить, а улей — это тяжкая работа, потому что пчелы всегда тяжко работают; выходит, из трудной работы и хитроумия получаются знания, понимаете, а это и есть задание шпиона; и я указала на них, придумала в голове вопрос, — и стрелка остановилась на смерти… Вы думаете, Фардер Корам, это может сработать?

— Это работает, Лира. А вот что нам неизвестно, так это правильно ли мы его толкуем. Это тонкое искусство. Мне интересно…

Не успел он закончить предложение, как в дверь настойчиво постучали, и вошел молодой парень-бродяжник.

— Прошу прощения, Фардер Корам, только что вернулся Джейкоб Хьюзманс, он тяжко ранен.

— Он был вместе с Бенджамином да Райтером, — промолвил Фардер Корам. — Что стряслось?

— Он не говорит, — отвечал парень. — Лучше бы Вам сходить туда, Фардер Корам, ему ведь недолго осталось — у него внутреннее кровотечение.

Фардер Корам и Лира обменялись тревожно-изумленными взглядами, а через секунду Фардер Корам уже ковылял с помощью своих палок со всей возможной скоростью, какую мог развить, а впереди выступала его деймонша. Лира отправилась с ним, подпрыгивая от нетерпения.

Молодой человек привел их к лодке, пришвартованной к выступу в виде сахарной свеклы, у открытой двери стояла женщина в красном фартуке. Заметив как она подозрительно взглянула на Лиру, Фардер Корам сказал:

— Это важно, миссис, чтобы девочка услышала все, о чем собирается рассказать Джейкоб.

Женщина впустила их и отошла назад, ее деймон-белка тихонько сидел на деревянных часах. На койке под лоскутным покрывалом лежал мужчина с бледным покрытым испариной лицом и прикрытыми глазами.

— Я послала за лекарем, Фардер Корам, — дрожащим голосом сказала женщина. — Не тревожьте его, пожалуйста. Он сильно страдает от боли. Он всего несколько минут назад сошел с лодки Питера Хокера.

— Где сейчас Питер?

— Он пришвартовывается. Это он сказал, чтобы я послала за вами.

— Это правильно. Джейкоб, ты сейчас слышишь меня?

Глаза Джейкоба раскрылись и посмотрели на Фардера Корама, сидящего на противоположной койке в футе или двух от него.

— Здравствуйте, Фардер Корам, — пробормотал он.

Лира посмотрела на его деймона. Она была хорьком, и бесшумно лежала, свернувшись рядом с его головой, но не спала, потому что глаза ее глядели на них, как и его.

— Что случилось? — спросил Фардер Корам.

— Бенджамин мертв, — был ответ. — Он мертв, а Джерарда схватили.

Голос его был хриплым, а дыхание поверхностным. Когда он замолчал, его деймон болезненно выпрямилась, лизнула его щеку, и, черпая из этого силу, он продолжил:

— Он решил пробраться в Министерство Теологии, потому что Бенджамин услышал от одного из пойманных нами Глакожеров, что там их штаб-квартира, и что именно оттуда исходят все их приказы…

Он снова остановился.

— Вы поймали нескольких Глакожеров? — спросил Фардер Корам.

Джейкоб кивнул и уставился на своего деймона. Это было необычно, чтобы деймоны разговаривали с другими людьми вместо своих хозяев, но иногда такое случалось, вот и сейчас деймон заговорила.

— Мы поймали троих Глакожеров в Клеркенвелле и заставили их рассказать, на кого они работают, от кого приходят приказы и так далее. Они не знали, куда девают детей, знали только, что отправляют куда-то на север Лапландии.

Она вынуждена была остановиться и отдышаться, прежде чем продолжать, ее маленькая грудь трепетала.

— Те же Глакожеры рассказали нам о Министерстве Теологии и лорде Норде. По слову Бенджамина Джерард Хук должен был взломать Министерство, а Франц Брикман и Том Мэндхем должны были пойти туда и выяснить все о лорде Норде.

— Им это удалось?

— Мы не знаем. Они не вернулись. Фардер Корам, похоже, что они знали о том, что мы сделаем, прежде, чем мы это делали, и все что нам известно, это то, что Франца и Тома оставляли в живых, пока они не подобрались к лорду Норду близко.

— Вернись к Бенджамину, — сказал Фардер Корам, слыша, что дыхание Джейкоба становится более хриплым, и видя, что глаза его закрываются от боли.

Деймон Джейкоба с беспокойством и любовью курлыкнула, а женщина приблизилась на пару шагов, прижав руки ко рту; но на ничего не сказала, и деймон слабым голосом продолжила:

— Мы с Бенджамином и Джерардом отправились в Министерство в Уайт Холле и обнаружили небольшую боковую дверь, не слишком пристально охраняемую, и тогда мы остались на подхвате снаружи, пока они отпирали замок и пробирались внутрь. Они и минуты там не пробыли, когда мы услышали крики ужаса, вылетела деймон Бенджамина, сделала нам знак отправиться на помощь и снова улетела, мы схвались за ножи и побежали за ней; да только место там оказалось темным, заполненным какими-то бесформенными силуэтами, сбивающими с толку своими ужасающими движениями и звуками; мы огляделись вокруг, но потасовка происходила где-то сверху, а потом раздался страшный крик, и Бенджамин со своим деймоном рухнули с высоченной лестницы над нами, его деймон надрывалась и трепетала, пытаясь его удержать, но все напрасно — они оба разбились о каменный пол и тут же погибли.