Владимир Аренев - Порох из драконьих костей Страница 28

Марта вышла в коридор и по скрипучему паркету зашагала в дальний конец, к балконной двери. Дверь была покрыта многочисленными слоями краски, из-за чего плохо закрывалась, в коридоре вечно гуляли сквозняки, с балкона тянуло куревом. Сам балкон был причудливой конструкции: в одних местах узкий, в других широченный. Почему так, наверное, знал один только вахтёр, дедушка Алим, но Марта всё забывала спросить.

— Ну наконец-то! — сказал Штоц, едва она оказалась возле двери. — Не слишком ты спешила.

И прежде, чем Марта успела хоть словечко вставить, продолжил:

— Нет, разумеется, по делу. Я понимаю, ты занята. Да. Да. Именно. Именно об этом.

Голос его становился то громче, то тише: Штоц расхаживал по балкону вдоль стены. Марта замерла: попытаешься бесшумно убраться, паркет наверняка заскрипит и тебя выдаст, а если постучать и войти… Он же этого разговора ждал, небось. Нехорошо прерывать, мешать человеку. Подождём пару минут, сейчас суббота, в коридоре никто не появится. Никто не увидит, что Марта подслушивает.

А если присесть и тщательно перешнуровать кроссовки, то и Штоц не увидит сквозь стекло двери.

Она присела и начала перешнуровывать — один, затем второй.

— Послушай… — говорил Штоц. Собеседница делать этого явно не собиралась, и тогда он повторил, уже громче: — Нет, ты послушай! Что происходит — я вижу, не слепой. Меня интересует: почему. И не говори, что ты — в столице-то! — ничего не знаешь. Насколько всё серьёзно?.. Даже так? Да, явились. Пока ничего особенного, приглядываются и принюхиваются. Не думаю. — Он засмеялся сухим, злым смехом: — Пусть попробуют. Но я подозреваю, им скоро и без того будет чем заняться. Время они уже упустили, а теперь добавили себе проблем. Нет, вы в столице этого пока не чувствуете, повезёт — до вас и не докатится. Но на всякий случай позаботься о документах для Альфреда. Лучше за море. С этим я вам вряд ли сумею помочь, не в нынешнем моём положении, но если вдруг — дай знать, попытаюсь. Да-да, я знаю, ты и сама способна. Но всё-таки при малейших… да, просто позвони или напиши. В конце концов, это и мой сын. Нет, ничего не передавай, мы же решили: лучше как есть. Да. Спасибо. Береги себя.

И тут Марта услышала, как в противоположном конце коридора лязгнул замок. Подорвавшись, она потянула на себя балконную дверь и выскочила наружу.

— Марта? — невозмутимо спросил Штоц. Он стоял слева от двери: прислонился плечом к стене и с задумчивым выражением на лице вертел в пальцах мобильный. — Ты бы вела себя поосторожней.

Ох, подумала Марта, он знал. Знал, что я подслушиваю.

Мочки ушей аж покалывало, сами они раскраснелись, прямо пылали.

— Взяла бы чуть больший разгон, — продолжал Штоц, — могла и выпасть, перила здесь хлипкие. Я давно им говорю, но кто же слушает, никому ни до чего дела нет. — Он наконец спрятал мобильный и кивнул Марте: — Разобрались со статьёй?

— Будет другая. — Вдаваться в подробности ей совсем не хотелось. — Они уже пишут.

— А с этой? Ты объяснила, что с ней не так?

— Да. Извините, я должна была ещё раньше сообразить — и поговорить с Дроном.

Штоц отмахнулся:

— Ерунда, бывает. Но давай постараемся впредь обойтись без всех этих «говорят, будто». И особенно без сказок из прошлого.

Марта кивнула, слегка растерянная. Сказки-то ему чем не угодили?

— Вот и славно, — сказал Штоц. — Ну, пойдём трудится? Или ты хотела меня ещё о чём-нибудь спросить?

Ага, подумала Марта. Хотела. Очень хотела. Но больше не хочу, извините. Сама как-нибудь разберусь.

Правда, как именно, — она ещё, если честно, и понятия не имела.

Глава десятая. После наступления сумерек

— «Унзер Ланд, — негромко повторяла Марта, — унзер Ланд вирд фон дем вайзестен, гутхерцихьстен унд герехтестен Херршер регирт Циннобер».

Вроде бы простая фраза, но никак не запоминалась. И это ж только самое начало темы, которую к понедельнику — умри, но выучи. Потом ещё тесты по ней писать, и не раз.

Наверное, если бы сидела в гараже, учить было бы проще. Но оставлять отца одного с Элизой Марта не решалась. Прежний пирог закончился — только ведь мачеха приволокла новый пакет яблок. Наверняка подарочек от господина засранца Будары. Кушайте, господин Баумгертнер, поправляйте здоровье.

Она отодвинула учебник, встала, чтобы размяться. За окном местные мальчишки о чём-то отчаянно спорили, взмахивали руками. Даже отсюда Марта узнала долговязого Жирафа — вечного тихоню и мечтателя. Сейчас его придерживали двое или трое приятелей, и сперва Марта решила, что Жирафу от кого-то крепко досталось, а потом сообразила: нет же, наоборот, это он рвётся в бой. Перед Жирафом стоял низенький, полноватый Шуруп, его лучший — и как бы не единственный — друг. Судя по позе, Шуруп свой выпад уже сделал и теперь ждал ответа. Даже предвкушал его.

Марта не сдержалась и ущипнула себя за руку. С ума они там посходили, что ли?! А может, оба влюбились в одну и ту же девчонку?.. хотя нет, втрескайся Жираф в кого-нибудь — и об этом знала бы вся школа, вспомнить хотя бы, как он в девятом классе на целых три недели решил, что жить не может без Ники… ох и посмещище же из себя устроил!..

Проезжавшие по улице машины уже включили фары, свет их ложился жёлтыми полосами на лица мальчишек — и тогда казалось, что это вовсе не лица, а маски. Застывшие, древние маски, как в античном театре. Одна маска — одна эмоция… Испуг. Растерянность. Предвкушение. Злорадство. А ярче всего — ненависть, как бы усиленная взаимным отражением в лицах Жирафа и Шурупа.

Лица застыли — и сами мальчишки тоже. Так, подумала Марта, замирает кролик или косуля под светом фар. За мгновение перед тем, как ударит бампер.

Кажется, это длилось минуты три, не меньше: мальчишки просто стояли, вглядываясь друг в друга, а по улице ехали одна за другой машины, светили им в глаза. Огромные, замызганные фуры: видно, что после долгой дороги, надписи на боковинах было не разобрать, все громадные, когда-то, видно, белые, ехали почти беззвучно. Сколько же их там, удивилась Марта.

Потом что-то произошло, мальчишки вздрогнули и дружно оглянулись. Похоже, с ними разговаривал кто-то, кого Марта просто не видела из окна. Шуруп нехотя бросил пару слов, Жираф отвернулся и, вырвавшись из рук приятелей, пошёл прочь. На ходу он чуть пошатывался, и Марта с облегчением подумала: пьяный… да, пьяный или принял сдуру немножко «звёздной пыли», сколько ему надо, его же от бутылки пива развозит. Всё-таки мальчишки иногда бывают такие дураки.

Она вернулась к учебнику — «нашей страной правит самый…» — и тут в дверь позвонили. Наглый, резкий звонок, как будто к себе в дом человек явился, просто ключи забыл. Неужели Бударе хватило наглости? Да нет, не может быть!

Марта ещё решала, выйти или сделать вид, что учится (вообще-то — чистая правда!..), — а замок тем временем клацнул и в прихожей раздались голоса, которых она не слышала лет сто. Ну ладно, не сто — но месяцев шесть-семь точно.

— …не спешил, — ворчал низкий, стариковский голос. — Мейл-то хотя бы можно было отправить, руки бы не отвалились, жабий ты сын.

— Я был занят, — ответил отец.

— Занят! — фыркнул другой голос — лихой и молодцеватый. — Он, слышите ли, был занят! Целую неделю! А товарищи за него переживают.

— И вообще, — добавил третий, насмешливый, — знаем мы твоё «занят». Наблюдали, не раз. Наверняка валялся с утра до вечера пузом кверху. Созерцал трещины в потолке. Постигал гармонию сфер.

— А вы-то сами хороши! — Марта вышла в прихожую и встала, сложив руки на груди. — Столько времени не появляться — это разве честно? А, дядюшка Никодем?

Никодем де Фиссер обернулся к ней, с восторгом и воодушевлением протянул руки:

— Гляди, кто явился! Чаровница Марта, Марта Гроза Великанов и Похитительница Сердец.

— Она самая. И вам, сударь, не избежать расплаты!

— Ну, — сказал отец, — вы тут сражайтесь, а я соображу насчёт кофе.

— Элиза?.. — вполголоса (лихим и молодцеватым) спросил де Фиссер.

— Колдует на кухне, так что загляни поздоровайся — и давай за стол. — Отец хлопнул его по плечу и вышел.

— А ты выросла, душа моя, — заметил дядюшка Никодем. — Стала совсем взрослой.

— Ну, кто-то же должен, — фыркнула Марта. — А вы и правда могли бы хоть иногда заглядывать.

Никодем де Фиссер небрежно отмахнулся.

— Ты же знаешь, красавица, дела, дела. Взять хотя бы прошлую неделю: пришлось срочно лететь в Гулистан, чтобы спасти тамошних поселян от набегов говорящего комбайна. Печальная история, если задуматься: тварь-то не столько портила посевы, сколько сводила с ума бедолаг. Тарахтел без умолку, просто забалтывал их до полусмерти.

В этом был весь дядюшка Никодем. Точнее, конечно, никакой не дядюшка, а просто старинный приятель отца ещё со времён войны.