Алексей Олейников - Сон Видящей Страница 29

В лесу, в его звонкой тишине, сверкают чьи-то глаза. Сова сидит на дубе, на границе света и тени.

– Почему сейчас, Нимуэ? – спрашивает Мирддин. – Почему ты разбудила меня сейчас?

– Ты все понял, любимый, – притекает ответ из темноты. – Едва взглянув на него, ты уже все понял. Зачем ты хочешь услышать то, что и сам знаешь?

– Может быть, я хочу услышать не это, – опустил плечи Мирддин. – Слова не о нем, а о нас, Нимуэ.

Смех долетает до него, он похож на подснежники, которые расцветают еще до рассвета белыми огнями в размытой мгле.

– Ах, Мирддин, Властный Магуса, ты так могуч и так предсказуем. Ты знал, что любовь Девы Озера принесет тебе только горе, но не смог ее избежать.

– Человек не властен над своим сердцем, – Властный сгорбился над костром. – И нет, Нимуэ, не только горе. Совсем нет.

Сова сверкает глазами, костер отражается в них далекими огоньками.

– Только благодаря тебе мы сумели избежать развоплощения, любимый. Мой Бросселианд доселе жив. Но все изменилось. Едва я увидела этого мальчика… Это ведь он, Мирддин?

– Он выглядит совсем иначе. Не так, как в тот день, когда я встретил его, – ответил Властный. – Но это он, здесь нет ошибки. Огонь его жизни нельзя подделать. Как это возможно?

– Мудрый Мирддин, иногда ты так глуп, – смех первой непременно разбудил бы Арвета, если бы он мог его услышать. – Для Предка нет завтра и вчера, все начинается и кончается, и начинается вновь, он замыкает кольцо времен. Когда-то он принял сторону вашего племени, и мы подчинились его воле, согласились на Договор. Неужели ты думал, что простое поражение при Тальтиу способно сломить дух первых? Нет, Унгор решил, что мир достаточно был в наших руках, он возжелал дать смертным шанс. Все забыли об этом, даже первые, потому что он так пожелал.

– Но ты помнишь…

– Благодаря твоей силе, Мирддин, твоей любви… Скоро мы увидимся вновь. Мир меняется… Предок просыпается, его дыхание колеблет Дорогу Снов и Великий океан. Разве ты не видишь, любимый?

Сова сорвалась с ветки в темноту. Арвет пошевелился, повернулся на другой бок.

– Спи, мой друг, – задумчиво сказал Мирддин. – Спи, мой король. Колесо твоей судьбы вот-вот провернется.

Костер почти прогорел, осыпался сам в себя горой рдеющих углей. Властный вонзил палку в кострище. Сел, скрестив ноги. Дым от углей завивался вдоль палки, поднимался белым столбом в темное небо – как лестница, которую легко увидеть, но на которую трудно вскарабкаться. Мирддин прикрыл глаза, дыхание его замедлилось, стало неотличимо от дыхания спящего.

Если бы Арвет в это мгновение смотрел на него своим двойным зрением, то увидел бы, как легкое облачко выскользнуло из уст Мирддина и вознеслось в небо вместе с дымом.

Глава двадцатая

Изумруд и аметист, лазурь и золото, и еще синий ветер – так встретил Евхиния Океан Вероятности. Все его страшатся, многие ненавидят, но Евхиний любил Великий океан. Ему нравилось водить суда во Внешние земли и возвращаться на Авалон. Он был Лоцман из рода феаков, они рождались в море и уходили умирать за горизонт. Вкус соленой воды – первое, что узнавали феаки, и последнее, что касалось их губ.

Но в первый раз, с тех пор как он встал к кормилу, Евхиний не радовался Великому океану.

Волны-горы поднимали челн, изумрудная глубина темнела во впадинах у их подножия, а вершины их, сверкая аметистом, увенчивались снежно-белой пеной. По меркам Великого океана небольшие волны, метров двадцать в высоту. Но корабль, идущий следом, может не пережить столкновения и с такими малютками. Впервые Евхиний не слишком бы печалился, если бы ведомое им судно пошло ко дну. Он оперся на борт. Справа и слева два десантных корабля, а челны Лоцманов впереди. Ресенор и Навсифой точно так же, как и он, исполняют приказ Талоса, ведут войска темников на Авалон. «Если это не предательство, тогда для чего придумали это слово?» – спросил сам себя Евхиний. Он обернулся. На тупом носу десантного корабля большие буквы – «Агарес». У края – хрупкая фигура в черном комбинезоне: Эмиссар темника, одна из трех его командиров, которые возглавляют десантные корабли. Неведомое существо, пронизанное багровым пламенем, не человек, а нечто чудовищное – он лишь однажды взглянул на нее ясным взором и более не решался. Существование этих созданий оскорбляло саму идею жизни. И подобные твари ступят на священную землю Авалона?!

Евхиний отвернулся. Ему хотелось сплюнуть, но оскорблять Великий океан в самом начале пути было более чем неразумно.

Кто-то гладит ее по щеке, нежно и тепло. Женщина, волосы ее светлы, как у самой Дженни, и лицо… она видела это лицо, она помнила его – но откуда? Все так неясно, все неуловимо, едва она останавливает взгляд на лице, как черты его расплываются.

– Дженни…

«Я на Дороге Снов», – думает Дженни, но не в силах ничего сделать. Она может только лежать и слушать.

– Милая моя девочка, ты так далеко. Ты так выросла… Ты такая красивая.

Дженни вдруг понимает, кто это, и даже во сне задыхается – так остро, так сильно пронзает ее радость и грусть.

– Мама… Где ты, мама?

– Очень далеко. И совсем рядом.

– Где? Я совсем одна!

– Ты никогда не была одна. – Мама склоняется, она совсем близко, Дженни видит ее синие глаза, ее улыбку, ямочки на щеках.

– Где вы? Где папа? Где Марко?

Мама не отвечала, очертания ее таяли, она растворялась в серой дымке…

Дженни открыла глаза.

Черно-белый мир, мир без красок и цветов. Мир без надежды. Мир без Марко. Она с трудом села.

В дверь постучали – быстро, уверенно, требовательно:

– Дженни! Ты скоро?

Германика.

– Собор вот-вот начнется.

Ах да, Собор Магуса. Решение вопросов мирового значения. Спасение Авалона. Боги, какая ерунда…

Дженни спустила ноги с кровати, с трудом вдела их в тапочки. Дошлепала до двери. Открыла замок…

– Чем ты занимаешься? Собор… – Германика осеклась. – Что с тобой?

– Я не знаю, – Дженни рухнула на кровать. – У меня нет сил.

– У тебя их никогда нет! – возмутилась Германика. – Опять куролесила до утра? Учти, я знаю про твою авантюру в лесу. Об этом мы еще поговорим. Вот вернется Марко, и я ему устрою…

Германика замолчала. Дженни беззвучно плакала. Дженни Далфин, которую можно было по кусочку скармливать драконам, и она бы даже не пикнула.

– Что с тобой? Что случилось?

– Марко… – Девушка взяла конверт со стола, протянула Германике. – Он не вернется.

Опер-Ловец пробежала глазами строчки. Опустила задрожавшую руку:

– Боги, какой дурак! – губы ее дрогнули, Германика резко встала: – Оставайся здесь, я кого-нибудь пришлю. На Собор не ходи, я сообщу, что ты заболела.

Дверь хлопнула, Дженни опустилась на кровать. Она ведь действительно заболела, и даже не Марко тому причиной. Что с ней происходит, почему она больше не различает цветов? Откуда эта тоска, эта боль, как будто она кого-то очень сильно обидела и не может извиниться?

Дженни накрылась одеялом и свернулась, подтянув колени к груди. Пусть светлыми шагами придет сон, пусть приведет с собой маму.

…Германика вернулась как раз вовремя. Морель закончил говорить, и теперь слово перешло к представителям Талоса. Они были полны решимости опровергнуть все обвинения Ловцов перед лицом Совета. Стремительными шагами на арену вышел старший из Лекарей – черноволосый мужчина с суровым лицом. Господин Аверроэс. Повернулся к выходу в закулисную часть, где ребята Мореля установили столы и кресла для членов Совета.

Германика заставила себя сосредоточиться на его словах. Марко, Марко! Что бы он ни натворил, сейчас она не может отвлекаться. Она должна выиграть эту схватку!

Опер-Ловец Бодден запретила себе думать о нем, заперла сердце на замок. Пусть печаль стучит в закрытые двери, у нее нет времени горевать.

– Мы полностью отвергаем обвинения мятежников! – заявил Лекарь. – Красная печать находится там, где ей полагается быть, – в руках Судьи Авалона Талоса Далфина. Мы можем это подтвердить.

– С нетерпением ждем, – сказала Германика. Она оглядывала зал. Вчера они смогли обезвредить три делегации: Магусы Испании, Австрии и Бельгии теперь на их стороне. Их выборщики жаждут поквитаться с Талосом за шутку, которую он с ними сыграл, и Германике пришлось долго им объяснять, что их действия раньше времени сорвут весь план. Надо дождаться Арвета, он должен привезти владычицу диббуков. На случай, если он не справится, у Германики Бодден заготовлен второй план – менее изящный. По правде сказать, он был совсем лишен изящества и мог обернуться нешуточным кровопролитием прямо на Соборе. Но выбирать не приходилось, каждый день, проведенный здесь, увеличивал риск серьезного прорыва с Той стороны, который никто не сможет ликвидировать. Башня Дождя блокирована, и значит, СВЛ не сможет выслать своих бойцов на помощь местным Магусам. А прорыв возможен, Германика чувствовала, что назревает что-то очень серьезное. Все увязывалось в единый клубок – деревня диббуков, этот философский камень, который привезла Дженни, Альберт Фреймус, планы которого может угадать только такой же безумец, как он, – все это были части одного пазла.