Валерий Попов - Превратись во что хочешь! Страница 3

— Ну так давай!

И тут же выбежали на балкон, смотрим: внизу стоит автомобиль — длинный, красный, низкий. Нос острый, как у щуки. Боковые окна зелёные. Сиденья жёлтые. Сбежали мы вниз, через четыре ступеньки, сели в автомобиль.

— Ну, — говорю, — заводи!

— Сейчас, — Дзыня говорит. — Я помню, мне отец показывал, что надо тут нажимать.

Стал поворачивать что-то, нажимать — автомобиль не движется.

— Может, бензина нет? — говорю. — Про бензин-то ты ничего не сказал!

Вылезли, подняли капот, глядим: не то что бензина, вообще мотора нет!

— Ну, ясно, — говорю. — Ты про мотор же ничего не сказал, вот и нет его! Ты сказал, чтобы нос был острый и стёкла зелёные, — это есть. А про мотор не подумал, вот его и нет.

— Что ж, я обо всём думать ещё должен?

— Выходит, да. То есть представлять хотя бы должен, что ты хочешь. Понимаешь. Вот как ты автомобиль представил, так он и появился. Это понятно. Как что-то появиться может, если ты сам не знаешь что!

— Выходит, мне надо в типах мотора разбираться, чтоб знать, какой на машину поставить?

— Выходит, так.

— Нет уж! — Дзыня говорит. — Легче, я думаю, сзади нашу машину толкать, она и поедет.

Вылезли, начали толкать.

— Тяжело! — Дзыня говорит. — Знал бы, что так всё сложится, не стал бы связываться!

Оставили мы автомобиль, снова к Дзыне пошли.

— Какие-то неудачные мы придумываем чудеса! — Дзыня говорит. — Можем, как в сказке, жить, а живём… Идея! — вдруг закричал. — Вот где про чудеса мы можем узнать — в сказках!

— Точно! — говорю. — Давай, в какую сказку пойдём?!

— Ну, — Дзыня говорит. — Идти-то лень. Мы так сделаем. Вызовем сюда, скажем, Ивана-царевича, он почти во всех сказках участвует, посмотрим, какие он чудеса нам предложит!

— Точно! — говорю.

И тут же с лёгким ветром появляется в углу комнаты Иванцаревич. Обычный, в общем, человек, только в старинной одежде… Ну и хлебнули мы с ним, честно говоря, горя! Сначала он с нас всё мёд-пиво требовал, пил, по усам текло, а в рот почему-то не попадало. Потом Дзыня разозлился, протягивает ему. «Всё, — говорит, — последний жбан!» — «Мало!» — Иван-царевич говорит. «Ничего, — Дзыня говорит. — Усы лишь обмочить хватить!» Потом, чтобы отвлечь его от мёда-пива, решили мы его вывести на улицу, думали, может, он там хоть что-то придумает чудесное? И на беду свою, чтобы похвастаться, спустились вместе с ним в метро. Стал он по вестибюлю ходить, голову задрав. «Ну, — говорит, — эти палаты белокаменные по сердцу мне. Спасибо!» Как ни пытались его обратно наверх вытащить — ни в какую. Потом новый номер изобрёл. Поезд подошёл, из него толпой люди стали выходить, а он кланяется им, рукавом до земли достаёт и говорит нараспев: «Добро пожаловать, дорогие гости! Прошу не брезговать угощением, отведать чем бог послал». Все смотрят на него с изумлением, проходят, но один человек всё-таки подошёл. «Ну что, — говорит, — тебе бог послал? Давай!» Иван-царевич говорит Дзыне: «Мёд-пиво подавай, двести бочек!» Дзыня долго на него пристально смотрел, потом вдруг неожиданно говорит: «Сгинь!» И с ходу Иван-царевич исчез, один только нахальный гость остался, посмотрел с изумлением вокруг, потом головой потряс и дальше пошёл. Выехали мы с Дзыней наверх. Так разволновались, что даже пешком пошли.

— Да, — Дзыня говорит. — Наверно, я погорячился. Может, в конце концов что-нибудь интересное вышло?

— Да что там — в конце концов? — говорю. — Ты что, сказок никогда не читал? Женятся все там в конце концов — и всё! Нам это с тобой ни к чему.

— Да! — Дзыня говорит. — Значит, на сказки надежда маленькая! Выходит, что сами придумаем, то только и будет. А вдруг ничего не придумаем?

— Придумаем!.. Пойми, мы всё же можем! В любом времени оказаться, в любом месте!

— Может… к пиратам тогда?

— Давай!

И только я это сказал — земля под ногами стала крениться, гляжу: мы стоим уже на палубе — и тут же нас накрыло холодной водой. Ф-фу, еле вынырнули. Огляделись: волны серые всюду, и только у самого горизонта освещённый солнцем зелёный круг воды.

Повернулись мы, посмотрели на наш корабль. Палуба далеко уходит. Корма выше палубы на три этажа, и в ней окна. И там, на возвышении, ходит человек, во что-то лиловое одетый, с подзорной трубой.

Потом посмотрели мы над собой, вверх: мачты уходят в облака, не видно даже конца мачт! На земле никогда я таких низких туч не видел. На нижней перекладине мачты — хоть и нижняя она, а страшно высоко — какие-то люди, маленькие отсюда, лежат животом на перекладине, что-то там развязывают. И тут внизу палуба ходуном ходит, а что там наверху делается — можно себе представить!

Тут снова палуба в волну нырнула, нас холодной водой накрыло. Долго были под водой, наконец схлынуло.

— Да-а-а! — Дзыня говорит, рукой мокрое лицо вытирая. — Кто это придумал, что у пиратов жизнь такая заманчивая? На самом деле, довольно у них сурово!

Тут корабль снова поднялся, и мы упали, по мокрой палубе заскользили. Доехали до какой-то будки, обхватили её. Потом между двумя волнами с коленей быстро поднялись, через порог перешагнули, в какую-то тёмную каморку вошли. Верёвками пахнет, мешками, лаком. Сели на какой-то деревянный топчан. Держимся, чтобы не упасть.

Просидели на этом топчане до темноты, пока шторм немного не стих. Сидим с Дзыней в холоде, в темноте — и вдруг лампочка электрическая зажглась под потолком.

— Не честно! — Дзыне я говорю. — Откуда электричество-то?! Не может быть на пиратских кораблях электричества, тогда его вообще не было!

— Откуда ты знаешь-то? — Дзыня говорит. — Грабят же они разные суда, на каком-то корабле могли захватить электрическую лампочку?

Ничего я не сказал, только махнул рукой, на палубу вышел. Шёл по палубе в полной темноте, с какими-то невидимыми людьми сталкивался.

Страшно до чего, оказаться неизвестно в каком веке, неизвестно в каком море!

Вернулся я обратно, смотрю: Дзыня уже в каком-то удобном кресле сидит, у стены — газовая плита, чайник на ней кипит.

— Та-ак… — говорю. — Не выдержал?

— Не выдержал! — Дзыня вздохнул.

— Может, тогда домой? — говорю.

Дзыня говорит:

— Давай!

Дома у него утро оказалось. Сели на балконе у него, стали пить чай с вареньем. Оса залетела в банку, погудела и снова беззвучно улетела по ветру.

— Честно говоря, — Дзыня говорит, — надоели мне все эти чемпионаты, моторы, пираты, хочется чего-нибудь простого! Хорошо бы сейчас, например, в лесу оказаться, рыбу половить, грибов набрать!

— Это, наверно, можно, — говорю.

И оказались мы тут же в лесу.

Пошли через кусты, вышли к какому-то озеру.

— О! — говорю. — Смотри, удочки!

Смотрим: в кустах две удочки спрятаны, но не так уж сильно спрятаны, так, что легко их можно увидеть. Точнее, совсем не спрятаны, стоят в кустах почти на самом виду. То есть специально для нас эти удочки. И тут же, конечно, раскрытая консервная банка с червями.

Взял я удочку, надел на крючок червяка, закинул.

Поплавок качается на волнах, на редиску похожий, бордово-белый.

И вдруг нырнул.

Тащу — огромный сазан, с усами!.. И понеслось!

…Такого клёва в жизни я не встречал ни до ни после!

До самого вечера ловили. Солнце уже садиться стало.

Потом выпустили сазанов из ведра обратно в озеро, удочки в кусты спрятали, пошли. Вышли на какую-то дорогу.

— Неохота домой возвращаться, — Дзыня говорит. — Хорошо бы где-нибудь заночевать.

И вдруг видим: стоит невдалеке от дороги дом. С одной стороны — окна выходят, освещённые солнцем, с цветами, с трёх других сторон — высокий глухой забор.

Подошли поближе. На одном окне собака сидит, свесив уши. Подпрыгнул я, за уши её схватил, подтянулся, влез.

Собака ничего, только улыбается.

За мной таким же манером и Дзыня влез.

Осмотрелись в комнате. Стол накрыт: мандарины, маринады… в общем — всё!

Поели, легли спать.

Проснулся я рано-рано. Вышел во двор. Высокий глухой забор. Посредине двора стол из досок, покрытый крупной росой.

Слышу вдруг: в доме телефон зазвонил. Слышу, Дзыня говорит:

— Аллё!.. Так… Всё понял… Всё ясно!

— Кто это? — На веранду к нему вхожу.

— Да это сазаны с озера звонят, спрашивают, когда придём. Скучают.

— Всё ясно!

Только собрались мы с Дзыней на озеро, вдруг появляются снова прямо из стены его родители.

— Что, — ему говорят, — всё бездельничаешь?

— Рыбу ловлю, — Дзыня говорит.

— Это, по-твоему, занятие? — отец ему говорит. — А ну-ка пойдём!

И исчезли все они в стене. Испугался я. А вдруг, думаю, Дзыня навсегда пропал?

Но нет, к счастью, скоро появился, один, но какой-то встрёпанный.

— Да! — говорит. — Видно, они от меня не отстанут. Говорят, выбирай себе какое-нибудь дело — и всё! Зачем, говорю, мне дело, если я и так хорошо живу?.. Выбирай, говорят, и всё!