Билет на Лысую гору - Емец Дмитрий Александрович Страница 3

Эдя метнулся к зеркалу. Из зеркала на него воззрилось нагловатое, небритое, но очень здоровое и довольное лицо, которое в равной степени могло принадлежать брачному аферисту и трубачу провинциального оркестра. Фея не шутила. Она убрала все лишнее: нездоровую синеву под глазами, следы кулаков Феликса и даже бестолковую родинку у правой брови. Стоя у зеркала, Эдя торопливо просчитывал все плюсы обладания собственной феей. Плюсов было море, но и минусов, правда, тоже. Главные минусы Эдя связывал с теми, кто разыскивал фею. Подумав об этом, он покосился на телефон, соображая, не звякнуть ли 000-00-00, но эта предательская мысль задержалась у него не дольше, чем на секунду. Менять живую и всемогущую фею на какие-то бубличные дырки!.. Это уж увольте!

Хаврон как человек принадлежал к распространенному ныне типу корыстных и циничных, однако в душе был даже слегка идеалистом. Правда, скажи кто-нибудь ему нечто подобное, Эдя скорее всего передернулся бы от омерзения и принялся бы протестовать.

– Я тебя никому не отдам! Ты сокровище! – воскликнул Эдя.

Трехдюймовочка одарила его снисходительной улыбкой.

– Спасибо. Мне уже говорили такое. Хотя я слышала и обратное. Особенно со стороны неблагодарных конкурентов. Они обвиняют меня во всевозможных преступлениях.

Хаврон помрачнел.

– За твое «спасибо» я не скажу тебе «пожалуйста». А за что тебя разыскивают? – спросил он, проверяя.

– Дорогой великанчик! – сказала фея, мило картавя. – Запомни это однажды и больше не повторяй ошибки. Если ты увидел афишу, то потому лишь, что я сама этого захотела…

– То, что в афише, правда?

– Разумеется. Незаконные предсказания будущего – полбеды. На это долго смотрели бы сквозь пальцы, если бы не другой мой проступок… Я помогла похитить артефакт, – сказала Трехдюймовочка.

– Это уже интересно. И как же ты это сделала? – спросил Хаврон.

Фея быстро взглянула на него и наморщила лоб.

– Однажды вечером ко мне явился закутанный в плащ человечек. Я даже лица его не разглядела. Что-то такое мелкое и незначительное. Он принес мешочек алмазной пыли и потребовал у меня заговорить ее. Алмазная пыль, видишь ли, отличная вещь. Большинство артефактов защищены от телепортации и от кражи, однако если посыпать их алмазной пылью, на которую наложена магия фей, артефакт можно унести без особого риска…

– Типичная подстава! Зачем же ты согласилась?

Трехдюймовочка вспорхнула и перелетела на подоконник.

– Я не могла отказаться. Когда-то давным-давно один маг спас мне жизнь. В благодарность я подарила ему кольцо и пообещала, что исполню любую – даже самую невероятную – просьбу того, кто покажет мне его. И вот в тот вечер мне вернули мое кольцо и напомнили об обещании в ультимативной форме.

– А почему ты не отказалась?

– Ты глуп! Магические обещания нельзя нарушать! Даже темные маги вынуждены держать слово, если уж его дали… – с раздражением отвечала Трехдюймовочка.

– К тебе пришел он? Тот, что спас тебя?

Фея замотала головой так решительно, что едва не потеряла шляпу.

– Ничего подобного. Тот был гораздо выше и не стал бы прятать лицо. Но кольцо было мое. Взять клятву назад я не могла и заговорила алмазную пыль. Человечек молча повернулся и исчез, спрятав под плащом мешочек с пылью. Прошел день, еще день, потом неделя. Все было тихо. Я начала уже успокаиваться, как вдруг среди ночи на Лысой Горе поднимается страшный переполох. Упыри, ведьмы, оборотни, всякая прочая шушера – все носятся как ошпаренные и сплетничают как сглаженные бабки, хотя никто толком ничего не знает. Даже мертвяки и те повылезали из могил, хотя у них был законный выходной и вообще не их ночь…

– А что, бывают и их ночи? – с суеверным ужасом спросил Эдя.

Трехдюймовочка поморщилась. Ответ для нее был слишком очевидным.

– Наутро понаехали шишки из Магщества Продрыглых Магций и завертелось. Площадь, где находится Хранилище Артефактов, моментально оцепили. Накануне ночью кто-то проник в хранилище, а оно у нас путаное, как лабиринт. Расположение коридоров и комнат меняется каждое новолуние. Предположили, что похититель еще внутри, потому что телепортировать из хранилища невозможно. Две группы боевых магов и проводник проникли в хранилище и все там обшарили. Разумеется, никого не нашли. В полу хранилища зияла дыра. Явная работа нежити. Только нежить могла подрыть лабиринт в такие короткие сроки. Все артефакты были на месте, кроме одного… – фея выщелкнула из пачки новую сигарету.

Эдя подумал, что она либо чудовищно волнуется, либо действительно курит как паровоз.

– Барон, огонька! А, да, я забыла! – сказала она и вновь воспользовалась ногтем.

– Так что украли-то? – нетерпеливо спросил Эдя, не любивший долгих предисловий.

Оберегая дым в легких, фея подняла брови и сделала несколько зигзагообразных движений сигаретой.

– Знаю, что какая-то невзрачная с виду вещица… Вскоре я услышала, будто на месте преступления обнаружили алмазную пыль. Не дожидаясь, пока меня вычислят – а это легче легкого сделать по наложенной на пыль магии, – я скрылась. Несколько дней прожила у знакомой колдуньи, а потом старушка перетрусила, и я бежала в мир лопухоидов, – сказала фея.

– А остаться нельзя было? Ну объяснить этим шкетам из Магщества: мол, клятва и все такое? – спросил Эдя.

Трехдюймовочка выпустила дым через ноздри.

– Можно – нельзя, какая разница! – нервно отвечала она. – Им нужны не объяснения, а исчезнувший артефакт. Вот увидишь, они пошлют за мной Глиняного Пса!

– Это так страшно? Что за Глиняный Пес-то?

– О, некромагия! Ни больше и ни меньше. Наскоро слепленный кусок глины, пропитанный человечьей и собачьей кровью в соотношении один к трем. Не знает усталости. Обладает потрясающим нюхом. Пока не высохнет кровь – будет идти по следу и приведет к похитителю даже в том случае, если он телепортировал. Когда же Пес совсем близко – телепортации вообще становятся невозможными. Сама возможность их перечеркнута на корню. Короче говоря, скрыться от Пса чудовищно сложно!

– А как он возьмет след? – легкомысленно спросил Эдя.

Он никогда особенно не интересовался собаками и знал о них лишь то, что не стоит особенно размахивать руками, когда проходишь на улице мимо.

– Как можно такое спрашивать! Да проще простого! – всплеснула руками фея. – А алмазная пыль с наложенной на нее магией? Моей магией! Уверена, он уже идет по следу. Проклятая глиняшка! Сидеть вот тут и бояться! Тьфу, ненавижу!

Продолжая порхать по комнате, Трехдюймовочка едва не врезалась в детскую фотографию Мефодия. От ее взгляда не укрылся и ошейник Депресняка, валявшийся на некогда занимаемой Даф кровати.

– Ого! – воскликнула она. – Я не ошиблась! Веселенькое местечко! Они не скоро догадаются, что я могу оказаться ЗДЕСЬ…

Эдя хотел уточнить, что она имела в виду под «здесь» и что такого особенного в его комнатушке на окраине города, но не стал. Последнее время их дом порой казался ему очень странным местом. Хаврон чувствовал это с остротой так и не выросшего ребенка.

– Кстати, – продолжала фея. – Раз уж я тут поселилась, кое в чем я должна признаться. Ты готов к признаниям?

– Смотря к каким, – осторожно ответил Эдя.

– А к таким! Если ты заметишь, что я резко переменилась, перестала тебя узнавать, угрожаю или пытаюсь напустить на тебя порчу – не тревожься и не возмущайся. Дело в том, что это буду не я.

– Как это не возмущаться? – не понял Хаврон. – Тогда я тоже хочу вас предупредить. Если однажды я запущу в вас молотком, просверлю дрелью или случайно вылью на голову кипящее молоко – не тревожьтесь и не качайте права! Это буду не я.

– Видишь ли, тут такое дело… Это неприятная семейная тайна, почти скелет в шкафу, – продолжала Трехдюймовочка со смущением в голосе. – У меня была сестра-близнец. Как ни больно это говорить, особа не слишком приятная во всех отношениях. Феи обычно служат свету – она же служила тьме. Век темных фей обычно бывает недолог. О том, как она встретила свой конец, рассказывать тебе я не буду. Если она захочет – расскажет сама…