Александр Преображенский - Голоса трех миров Страница 30

И он едва не провалился в довольно глубокую канаву, узкую, но такую длинную, что, разбегаясь в стороны, она терялась среди стволов и кустарника. Барди выскочил поперек дороги, чем спас его от падения.

— Чего? — спросил Андрей, сообразив, что его не пускают. И опять ему пришлось извиняться, потому что он опять забыл, что говорилка–то у него.

— Пришли уже, — сказал Барди, когда гармошка была «прижата к его горлу.

— Яма эта, что ли, убежище? — удивился Андрей.

— Ты яму видишь? — спросил тогда Барди.

— Ну, — согласился Андрей.

— А убежище никогда не видать, а то какое же это убежище.

— Так где оно?

— Там, под корнями, — Барди спрыгнул в канаву.

Одно из деревьев, мощная, в два обхвата сосна, выросло прямо на краю канавы. Наверное, сосне наскучило стоять на краю, и она шагнула через узкую ямину, но всей прыти хватило лишь на полшага. Так и осталась сосна стоять, зацепившись несколькими

корнями за противоположный край и уперевшись одним корнем в дно.

Возле самых корней Барди обернулся, подбодрив Андрея взглядом и призывая следовать за ним, потом юркнул под корни и исчез.

«Опять на карачки, опять под землю», — с раздражением подумал Андрей, но иного выхода, то есть входа, в убежище не было.

Протискиваясь в черную тесную дыру, он почувствовал голыми боками холод земли, тонкие змейки корней — и очутился в полной темноте.

— Барди, — позвал Андрей. — Ты где? Я не вижу.

Теплый бок собаки оказался совсем рядом, Андрей

обнял друга, на ощупь приставил говорилку.

— Что это? — спросил он с тревогой.

— Убежище, — убежденно ответил басок, отразившийся вибрацией в кончиках пальцев, сжимавших говОрилку.

— А раньше что было?

— Не знаю. Только его сделали люди, здесь стенки бетонные.

— Фонарик! У меня есть фонарик, — вспомнил Андрей. — От того погибшего крысолова.

Не спеша, метр за метром, он прошелся лучом по всем стенкам и потолку подземного помещения. На одной из стен, противоположной входу, чернело узкое углубление. «Как то, с говорилками», — вспомнил Андрей. Только углубление было абсолютно пустым и в конце забито землей вперемешку с корнями.

— Знаешь, что это было?

— Что?

— Дот. Долговременная огневая точка. Его для войны строили. Очень давно. Лет двести назад или триста, я точно не помню, когда окончились войны. Вон через ту засыпанную щель когда–то стрелял пулеметчик. Значит, здесь не всегда был лес, из пулемета

в лесу толком не постреляешь. Пожалуй, они действительно нас здесь не найдут. Классное убежище.

Если бы Андрей осветил в этот момент Барди, то увидел бы реакцию на свои последние слова. От гордости собака готова была выскочить из собственной шкуры.

Глава XI ОХОТА И ВОЙНА?

Там, там… знаешь как. Летишь, смотришь, а там все: и леса, и горы, и реки. Смотришь, берег крутой, а об него волны бьются. А на волны уже лес налезает из соседнего сайта или город. Спустишься, сядешь на бережок, и уже одно только море видать, а города или леса уже нет, они в другом микромире. Сунешь ноги в воду — хорошее море, теплое, ласковое, соленое — если хочешь на вкус. И солнце печет. Ляжешь под ним, вытянешься на горячем песке. Тепло, жарко даже. А все равно ни фига не загоришь, хоть весь день лежи. Потому что ненастоящее. Все ненастоящее: и лес ненастоящий, и город, и море, и сам ты ненастоящий…

Он сделал короткую паузу и заговорил снова: — А тут… Тут все по–другому. Там зазеваешься, врежешься в кого–нибудь на лету или во что–нибудь, скажем, в Останкинскую башню, отлетишь черт–те куда в сторону, а не больно ни капельки. Ни синяка, ни шишки, ни царапины — ничего. Правда, экстре- малы, что по «крайним» зонам шастают, те — да. Те могут фонарь получить и даже хуже, могут и все потерять. Ну, я о здоровье, о жизни, о разуме. Только это все нелегалы. Их отлавливают и выгоняют из Мира Разума навсегда. В Мир Рук, в обслугу попросту, откуда только за бабки, ну, за единицы, можно купить временный доступ в ЗОД и только. И все равно в экстремальные зоны не очень–то попадешь. Они ж закрытые, самодельные, туда не пролезешь, да еще вирты пограничные, Их хрен обманешь. Так что я, кроме ЗОДа, и не был нигде. Вот Меля даже у «суперпокойников» в ЗиНе бывала, ну, это высшая зона для самых обеспеченных, Зона Нирваны называется, но все ее ЗиНой зовут. Там полный отпад в прямом и переносном смысле — покой и сплошное удовольствие. Есть все возможное и невозможное по кайфу, полнота наслаждений и такое, что и не приснится. Мелю туда мамаша таскала, она у нее там постоянно, из–за этого они с Виктором и развелись. Ну, Виктор — отец Мели, он в Мире Рук и в Зонах Общего Доступа остался, их вообще–то несколько. И Меля с ним живет, в ЗиНе ей не понравилось. Она говорит, что ей просто учиться надо, но врет. Не хочет она в ЗиНу, туда и без всего можно пройти, лишь бы средства позволили. А мой папаша и мама тоже, они все больше в ЗИЖе и в ЗАО обретаются, ну в Зонах Интенсивной Жизни и Активного Отдыха — это тоже ЗОД. А я туда только после совершеннолетия подамся, после ШиЗы, и то если хорошо устроюсь, а это зависит от того, кем я стану после окончания школы. Мне еще пять лет в ШиЗе торчать, в Школьной Зоне то есть. Короче, тоска. Все ненастоящее. И главное, врут, все время врут. Говорят: «Мир Разума реальнее реального мйра». Туфта это, Барди. Точно туфта. Какая реальность, когда ни царапины, ни синяка, когда ешь ты самое что ни на есть вкусное, а знаешь, что на самом деле это какая–то бурда, генетическое месиво, только тебе кажется, что ты суперблюд всяких наелся. Но ведь почти все этого хотят, кому недоступно, мечтают даже. Прямо так и лезут в Зону Нирваны, чтобы стать «суперпокойниками». Ты знаешь, я старые фильмы смотрел, на истории виртуального окружения, ну, предмет у нас в школе такой. И ты знаешь, оказывается, в прошлом наших нирванщиков представляли какими–то жалкими раздутыми уродами, которые в сопливых ваннах лежат, а их кормят через какие–то дырки в спине, куда шланги приставлены с зеленой пенистой жидкостью. Ну большего бреда представить себе нельзя! Все нирванщики нормальные, даже очень красивые люди, сидят или лежат в собственной комнате в обычных триггер- креслах или триггер–кроватях, не в болоте каком–то, а со всеми жизненными удобствами, и едят они сами, даже ложку в руку берут. Потому что питаться через трубочки и дырки в теле просверливать, когда рот для этого есть, — полный маразм. Правда, при всем при том «суперпокойники» из Зоны Нирваны ни ногой, поэтому им и кажется, что они не месиво из трансгенных овощей и генного мяса лопают, а шашлык из осетрины черной икрой закусывают или наслаждаются пищей богов, если только позволит воображение. Но ощущение полное… А может, и нет. Кто его сейчас ест, настоящий–то осетровый шашлык, и кто его знает, что ели боги.

Слышь, Барди, а ты бы что сейчас съел?

Ответом Андрею было молчание, хотя он уже и приставил к косматому горлу говорилку.

— Так голоден, что не хочешь даже говорить? — посочувствовал Андрей.

— Нет, я сыт.

— Как сыт? Когда ж ты успел?

— Когда на разведку бегал. Я пять полевок съел. Но ведь они ж бессловесные!

— Да нет, съел так съел, молодец. — Андрей с завистью проглотил слюну. — Я бы тоже чего–нибудь…

— Я попробую потом тебе зайца поймать.

— Не–ет, — испугался Андрей, — я сырого не буду. Да и жалко. Лучше еще потерплю. Слушай дальше, так мне легче терпеть. И спрашивай, если что, спрашивай…

Так вот, мне в Мире Разума тоже сначала понравилось, ну, когда я только в школу пошел, да и до этого тоже ничего. Было весело. Но, наверное, я в деда по маме пошел. Он одним из первых экстремалов был, где–то и сгинул там за границами доступа. И отец тоже ведь не такой, как все. Это с меня он требует, чтобы я себя вел как полагается. А он–то сам, когда в школе был, такое выкидывал. Тогда'амебоидная форма в моде была. Все школьники растекались по партам разноцветными лужами, а батя мой синим сперматозоидом по тогдашней ШиЗе летал, мне его кореш как–то рассказывал. Сейчас мода другая пошла — все в своем виде живут, надоело разноцветными амебами, только все равно ненастоящие и не похожи даже. Я сначала за отцом, за мамой, за Ленкой, сестрой моей, стал замечать, что они в Мире Разума вроде как глаже, совершеннее, чем за завтраком, обедом и ужином смотрятся. И понял, что они себя чуть–чуть лучше там делают, чем есть на самом деле. Сначала я думал, что это наше фамильное, но потом Мелю встретил в доме у Лари, ну, уже в Мире Рук, не виртуальную, а как мы сейчас здесь, и не сразу узнал даже. Тогда и догадался, что все лучше, чем есть, казаться хотят. Но мне все равно люди и животные из мяса и костей больше нравятся. Знаешь, у всех виртуалов глаз нет. Посмотришь в них, а там пустота, картинка — и все.

Вот поэтому я многое не как все делаю. То есть сначала–то я об этом даже не думал. Само как–то стало получаться, а потом случилось одно происшествие. Все началось с того, что отец мой работу тогда потерял. Компания «потрошителей» распатронила банк со счетами отцовской фирмы, и фирма лопнула. Все без работы остались, и отец. А единиц он еще скопить не успел, вот мы и выскочили всей семьей из Мира Разума. Только мне и сестре родители оставили ограниченный доступ, чтобы мы школу не бросили. Почти все, что отец тогда в Мире Рук зарабатывал, уходило на школу да на еду. Вот тогда–то я настоящего и хлебнул, и за это тем ворам спасибо.