Дмитрий Емец - Король хитрости Страница 32

– Он спит, – уныло сказала Аня, на минуту переставая визжать.

– Как спит?

– А так спит. Он переел, а когда он переедает, его не добудишься.

– Хорош защитничек! – фыркнул Петька.

Это была ужасная ночь: темная и безлунная. Ребята сидели, забившись в палатку, и слушали, как вокруг ходит и дышит неведомый зверь.

– Надо бежать к Андрею Тихонычу и разбудить его! Пусть возьмет ружье! – сказала Катя Сундукова.

– Вот сама и беги! Разве медведю что-то дробью сделаешь, он от нее только еще больше рассвирепеет! – отозвался Антон.

– Без паники, Данилов! Никто никуда не побежит! Он не понимает, что такое палатка! – рявкнул Филька.

Не выходя наружу, ребята несколько раз принимались громко кричать, стараясь разбудить Андрея Тихоныча, но тот продолжал как ни в чем не бывало храпеть, ничего не слыша из спального мешка.

За ночь никто из ребят не сомкнул глаз: все, кроме девчонок, по очереди несли дежурство у входа, крепко сжимая туристический топорик.

Наконец под утро, когда небо начало уже сереть, храп из палатки учителя умолк и оттуда, потягиваясь со сна, появился Андрей Тихоныч. Он подошел к костру и поворошил ботинком затухшие угли.

Филька, дежуривший у входа в палатку, замахал руками и зашипел, стараясь незаметно привлечь внимание учителя, но Андрей Тихоныч лишь удивленно взглянул на него.

– Не ходите туда! Там медведь! Осторожно! – закричал во весь голос Филька, услышав, что сопение с другой стороны палатки усиливается.

– Медведь? – удивился учитель. – Где?

– Да там, сзади палатки! Не ходите туда! Нет! – закричал Филька.

Но было уже поздно. Андрей Тихоныч обошел палатку, уставился на что-то и вдруг расхохотался.

Набравшись смелости, Филька и Коля выглянули из-за его спины и тоже стали хохотать. Пощипывая траву, позади палатки стояла большая черная коза с болтавшимся у нее на шее обрывком веревки. Коза подняла голову и издала тот самый звук, который так пугал ребят ночью.

– Вот мы олухи! Откуда она здесь взялась? – спросила Катя.

– Не знаю, потерялась, наверное! Надо ее поймать и отвести хозяевам! – сказал Коля и погнался за козой. Рядом с ним, норовя огреть ее гибкой хворостиной, мчался Петька.

– Я тебе отомщу! Покажу, как нас ночью пугать! – вопил он.

Внезапно деревья стали редеть, и ребята выскочили к шоссе, с другой стороны которого начиналась деревня. Пораженные, мальчишки замерли как вкопанные, а коза, с сумасшедшим блеяньем перескочив на другую сторону, затерялась где-то в деревенских огородах.

– Ну и ну! Выходит, мы сделали крюк и вышли к шоссе! – удивился Андрей Тихоныч, когда ребята рассказали ему о том, что видели.

Вот так и завершился первый поход. Кстати, вещи Антона Данилова так и остались в лесу. Сколько он потом ни искал, ему так и не удалось найти ту высокую сосну, под которой были зарыты его сокровища.

– Вот так и возникают легенды о кладах! – сказал Филька Хитров. – Ничего, не унывай, Данилов! Ты не нашел, значит, археологи найдут лет так через десять тысяч!

Рассказ двадцать девятый

Жил-был онегин

Филька Хитров читал очень редко – у него попросту не хватало на это времени. Ну как тут будешь читать, когда по телевизору идет боевик, или в компьютерной игре ты всякий раз застреваешь на третьем уровне, или приятель зовет на улицу обливаться из брызгалок?

Как-то раз Максим Александрович задал выучить наизусть отрывок из «Евгения Онегина», тот самый, где поэт рассуждает о чьем-то хворающем дядюшке с правилами. Понадеявшись на русский авось, Филька ничего не выучил, а на следующий день, по-орлиному обозрев с высоты своего роста класс, Максим Александрович вызвал его к доске.

«Ну вот, вляпался!» – уныло подумал Филька, но к доске все же вышел и не менее громко, чем только что учитель, объявил:

– Александр Сергеевич Пушкин родился в 1799 году и вскоре написал замечательный шедевр русской словесности – «Евгения Онегина».

– Ты не в цирке! Читай отрывок! – потребовал Максим Александрович.

– В сущности, что такое отрывок? – продолжал рассуждать Филька. – Разве он может выразить всю прелесть шедевра русской словесности?

Максим Александрович полюбовался своими начищенными до блеска ботинками, подождал, пока смех в классе утихнет, и сказал:

– Хитров, если ты думаешь, что ты тут самый умный, то ошибаешься. Самый умный здесь я. Ну признайся, ведь ты книги даже в руках не держал?

– Я не держал в руках книги? Да я книг тысячу в руках держал, если не больше! – возмутился Филька.

Максим Александрович искоса взглянул на свое отражение в оконном стекле, выпрямил спину и спросил:

– Так ты будешь читать отрывок или разглагольствовать?

– Я буду читать, но не сразу, – пообещал Филька. – Вначале мне хотелось бы изложить свой взгляд на литературу вообще. В прошлом веке почему так много читали? Потому что не было ни телевизора, ни видака, ни компьютеров. Тут уж волей-неволей зачитаешь, делать-то больше нечего. И потом, не могу я наслаждаться классикой из-под палки, когда меня заставляют. Вот вырасту, тогда, может быть, наслажусь.

Рассуждая, Филька зорко наблюдал за Максимом Александровичем. Заметив, что рука учителя потянулась к лежащей на журнале ручке, Хитров быстро выпалил первое, что пришло ему в голову:

– Подождите, Максим Александрович! Я не сказал самого главного! Я потому не читаю сейчас отрывок, что учу «Евгения Онегина» целиком!

Карающая ручка замерла в трех миллиметрах от журнала.

– Ты не мог бы повторить, что ты только что сказал, – попросил Максим Александрович. – У меня, кажется, заложило сразу оба уха.

– Я учу «Евгения Онегина» целиком. По методу… э-э… ускоренного запоминания, – повторил Филька.

– Да? И когда же ты нам его прочтешь?

– Через неделю!

Максим Александрович недоверчиво хмыкнул:

– Хорошо, Хитров, я подожду неделю. Но если к тому времени ты не вызубришь нам «Онегина» от точки до точки, я поставлю тебе столько двоек, сколько в «Онегине» глав. А их там десять.

Когда урок закончился, к Фильке подбежал его приятель Коля Егоров:

– Ну и влип же ты, гусь лапчатый! Кто тебя за язык дергал врать, что ты учишь «Онегина»?

– Как-то само вырвалось. У меня всегда так: вначале скажу, а потом уже думаю, – признался Филька.

– Как ты теперь выкрутишься? Взаправду будешь «Онегина» учить?

– Не знаю, – протянул Филька. – А сколько в нем страниц?

– Кажется, страниц двести.

– Это по тридцать страниц в день? Мне столько не запомнить.

– А если притвориться больным?

– Не-а, не пойдет. Максим не поверит. И потом получится, что я вроде как струсил. Надо что-нибудь другое придумать.

И, озабоченно размышляя, Филька вышел из класса. Он думал, думал, думал и чувствовал, что голова у него раздувается, точно воздушный шар.

Через три дня вечером он позвонил Коле и спросил:

– У тебя есть магнитофон?

– Есть. А у тебя нет, что ли? – удивился Коля.

– И у меня есть, но мой без микрофона. А мне нужен такой, который голос пишет. Я хочу «Онегина» на кассеты начитать.

– А, понял… – засмеялся Коля. – Ты хочешь вставить кассеты в плеер, засунуть наушник в ухо и на уроке вроде как сам себе подсказывать.

– Ничего ты не понял, – снисходительно заявил Филька. – Я тоже об этом думал, но этот фокус не сработает. Наушник Максим заметит, он же с проводом. Лучше я засуну себе под свитер магнитофон на батарейках и незаметно включу его. Я все продумал. Если правильно встать, то от своего стола Максим будет видеть только одно мое ухо и часть щеки.

– А губы?

– Что губы? Губы ему со своего места не видно. Но на всякий случай я, конечно, буду ими шевелить. Если как следует все устроить, Максим ничего не заметит, а наши не выдадут.

Филька взял у Коли магнитофон и в оставшиеся дни начитал на него всего «Онегина». У него ушло на это четыре девяностоминутные кассеты.

– Слушай, как ты будешь кассеты менять и на другую сторону переворачивать? – спросил его Коля.

– Я все просчитал. Урок длится сорок пять минут, и одна сторона кассеты тоже сорок пять минут. Должно хватить, – сказал Филька.

– А зачем ты тогда всего «Онегина» начитывал?

– На всякий случай. Мало ли какая ситуация сложится, – ответил Хитров.

Ровно через неделю Максим Александрович вошел в класс и, весело взглянув на Фильку, сказал:

– Вот уж не думал, Хитров, что ты явишься. Даже гелевую ручку купил, чтобы тебе двоек покрасивее наставить. Ну что, выучил «Онегина»?

– А то как же! Выучил! – сказал Филька.

– Ну читай! – учитель недоверчиво поднял брови и уселся за свой стол, перелистывая журнал.

Филька вышел к доске, откашлялся и громко объявил:

– «Евгений Онегин». Роман в стихах. Глава первая. Эпиграф: И жить торопится и чувствовать спешит. Князь Вяземский. Мой дядя самых честных правил…

Тут Хитров еще раз кашлянул и нажал кнопку включения магнитофона, спрятанного у него под свитером.