Жюль Верн - Том 3 Страница 4

Гостеприимный, как все португальцы старой закваски, Мага­льянс жил здесь с дочерью Якитой, которая после смерти матери вела дом. Магальянс был настоящим тружеником, упорным и не­утомимым, но, когда приходилось иметь дело с торговцами, тут он пасовал. Поэтому фазенда год от году беднела.

Магальянс нашел Гарраля в лесу еле живого от голода и уста­лости. В груди португальца билось доброе сердце. Он не спраши­вал молодого человека, откуда тот пришел, а только спросил, чем можно ему помочь.

Бразилец родом, Жоам Гарраль не имел ни семьи, ни состоя­ния. Несчастья, говорил он, вынудили его покинуть родину без надежды вернуться обратно. Гарраль попросил у хозяина разре­шения не рассказывать о постигших его бедах — столь же тяжких, сколь и незаслуженных. Он пришел сюда наудачу, думая устроить­ся на какой-нибудь фазенде в глубине страны и начать новую жизнь. Молодой человек был умен и образован, весь его облик внушал доверие. Магальянс предложил Жоаму остаться на ферме и помочь ему поднять хозяйство.

У юноши были свои планы. Он хотел устроиться в «серингаль»[14] — на добычу каучука, где умелый рабочий зарабатывал пять-шесть пиастров в день и, если повезет, мог со временем стать фермером. Но Магальянс предупредил, что хотя плата там и высо­ка, но работа — сезонная, то есть всего на несколько месяцев, а это не дает человеку прочного положения.

Португалец был прав. Жоам принял его предложение. Магальянсу не пришлось раскаиваться: дела на ферме пошли в гору. Торговля лесом, который он сплавлял по Амазонке в провинцию Пара, при посредстве Жоама Гарраля значительно расширилась. Фазенда постепенно росла и вскоре протянулась по берегу реки до самого устья Наней. Старое жилище перестроили, и оно превра­тилось в прелестный двухэтажный дом, окруженный галереей, затененный высокими раскидистыми деревьями: смоковницами, мимозами, паулиниями, стволы которых были покрыты сеткой ползучих страстоцветов, увиты бромелиями с пунцовыми цветами, причудливыми лианами.

Поодаль от дома, за гигантским кустарником, прятались жили­ща слуг — хижины негров, шалаши индейцев — а также разные хозяйственные постройки. Но с берега реки, заросшего тростни­ком и водяными растениями, виден был только красивый хозяй­ский дом.

Широкая прибрежная луговина, старательно очищенная от кустарника, представляла собой прекрасное пастбище. Животно­водство служило еще одним источником дохода, ибо в этой бла­гословенной стране стадо за четыре года удваивается. Продажа шкур забитого скота приносит десять процентов прибыли, а мясо идет в пищу хозяевам и слугам. Кое-где на месте лесных вырубок были возделаны плантации маниоки и кофе. Посадки сахарного тростника вскоре потребовали постройки мельницы для перема­лывания выжатых стеблей, из которых потом изготовляли патоку, тафию и ром. Короче говоря, через десять лет после появления Жоама Гарраля ферма Икитос стала одной из самых богатых на Верхней Амазонке. Благодаря правильному хозяйствованию и умению молодого управляющего вести торговые дела благосо­стояние фазенды росло с каждым днем.

Магальянс хорошо понимал, чем он обязан Жоаму Гарралю. Желая наградить его по заслугам, португалец сначала выделил ему долю доходов со своей фермы, а через четыре года сделал своим компаньоном, пользующимся равными правами и равной долей дохода.

Однако этим дело не ограничилось. Якита, дочь Магальянса, как и он сам, открыла в молчаливом юноше, таком мягком с други­ми и строгом к себе самому, редкое сердце и недюжинный ум. Она его полюбила. Но хотя Жоам не остался равнодушным к достоин­ствам прелестной девушки, то ли из самолюбия, то ли из скромно­сти он, похоже, не думал просить ее руки. Несчастный случай ускорил его решение.

Однажды с Магальянсом случилось несчастье: на него упало срубленное дерево. Его перенесли, почти недвижимого, на ферму. Чувствуя, что конец уже близок, он подозвал плачущую Якиту и, соединив руки дочери и Жоама Гарраля, заставил того поклясть­ся, что он возьмет ее в жены.

— Ты вернул мне состояние, — проговорил Магальянс, — и я не умру спокойно, если не упрочу этим союзом будущее моей дочери.

— Я могу оставаться ее преданным слугой, ее братом и защит­ником, не будучи ее мужем, — возразил Жоам Гарраль. — Я вам обязан всем и никогда этого не забуду; а награда, которой вы одариваете меня, превышает мои заслуги.

Отец настаивал. Близкая смерть не позволяла ему ждать, он требовал обещания, и Жоам Гарраль дал слово.

Яките было тогда двадцать два года, а Жоаму — двадцать шесть. Они любили друг друга и обвенчались за несколько часов до смерти Магальянса, у которого достало сил благословить их союз.

Спустя год после свадьбы Якита подарила мужу сына, а еще через два года — дочь. Бенито и Минья обещали стать достойны­ми внуками старого португальца и достойными детьми своих родителей.

Шли годы. Девочка росла на лоне великолепной тропической природы, получая воспитание и практические знания в доме отца матери. Чему могли научить ее в монастырской школе Манауса или Белена? Где нашла бы она лучшие примеры семейных добро­детелей? Разве вдали от родного дома ее сердце и ум стали бы тоньше и отзывчивее? Если она не станет, как мать, хозяйкой фазенды, все равно сумеет занять достойное положение в любом месте.

Другое дело Бенито! Отец считал нужным дать сыну серьезное образование, какое можно было получить только в больших бра­зильских городах. К этому времени богатый владелец фазенды имел возможность ни в чем не отказывать своему единственному наследнику.

Мальчика, наделенного от природы пытливым, живым умом и чуткой душой, в двенадцать лет отправили в Белен. Там, под руководством педагогов, юноша учился так усердно, как будто состояние его отца не позволяло ему ни минуты проводить в праздности. Бенито не принадлежал к вертопрахам, считающим, что богатство избавляет от необходимости трудиться; напротив, честный, прямой и энергичный юноша твердо знал: тот, кто уклоняется от выполнения своих обязанностей, недостоин назы­ваться человеком.

В первые же годы в Белене Бенито познакомился с Маноэлем Вальдесом, сыном негоцианта из провинции Пара. Сходство ха­рактеров и вкусов сблизило их, и вскоре они стали неразлучны. Маноэль был на год старше Бенито. Они с матерью жили на доходы со скромного наследства, доставшегося ей после смерти мужа. После окончания колледжа юноша поступил в медицинский институт. Его всегда влекла военная служба, и он избрал благо­родную профессию военного врача.

К этому времени, когда мы встретили двух друзей, Маноэль уже закончил обучение и приехал погостить несколько месяцев на фазенде, где обычно проводил каникулы. Молодой человек, с при­ятными манерами, благородной внешностью и врожденным чув­ством собственного достоинства, сделался вторым сыном для Жоа­ма и Якиты. Но если он и считал себя братом Бенито, то по отношению к Минье это звание казалось ему недостаточным, ибо вскоре он почувствовал к ней гораздо более нежную привязан­ность, чем братская любовь.

В 1852 году Жоаму Гарралю исполнилось сорок восемь лет. Благодаря своей воздержанности, умеренным вкусам и скромной трудовой жизни он сохранил силы, хотя многие люди здесь преж­девременно старились. Коротко остриженные волосы и длинная борода уже серебрились, придавая ему строгий вид пуританина.

Весь его облик говорил о неподкупной честности, которой слави­лись бразильские купцы и землевладельцы. В этом внешне спокой­ном и уравновешенном человеке угадывался внутренний огонь, сдерживаемый твердой волей.

А между тем в этом с виду здоровом и преуспевающем челове­ке замечалась затаенная грусть, победить которую не могла даже нежная привязанность Якиты.

«Почему муж умеет радоваться лишь чужому счастью, но не своему? Какое тайное горе гложет его?» — спрашивала она себя и не находила ответа.

Яките минуло сорок четыре года. В тропической стране, где женщины становятся старухами уже в тридцать лет, она тоже сумела устоять против разрушительного влияния климата. Черты ее красивого лица слегка отяжелели, но сохранили благородство линий классического португальского типа, в котором гордость естественно сочетается с душевной прямотой и открытостью ха­рактера.

Бенито и Минья на нежную любовь родителей отвечали столь же горячей привязанностью.

Бенито, веселый, смелый, горячий юноша — ему шел двадцать второй год, — с душой нараспашку и живым непоседливым харак­тером, отличился от своего друга Маноэля, более сдержанного и серьезного. После целого года, проведенного в Белене, вдали от родных мест, для Бенито было великой радостью вернуться в от­чий дом, вновь увидеть отца, мать и сестру, вновь оказаться на лоне величественной природы Верхней Амазонки — ведь он зав­зятый охотник!