Артур Кавер - Ночь заново прожитой жизни Страница 4

— Надеюсь, леди, вы закончили свою милую болтовню, — сказал Джайлс, — поскольку, как мне кажется, что-то назревает у нас под самым носом.

Баффи вздохнула:

— Опять что-то срочное? Нет проблем. Наверное, как раз удастся успеть между историей и математикой.

Ксандр хихикнул.

Джайлс строго взглянул на него:

— Ничего смешного. Человеческой расе может грозить исчезновение.

— Мне очень жаль, — ответил Ксандр тоном, явно противоречившим его словам, — но стоит ли так переживать из-за пророчества, которому больше двух сотен лет, и автор которого, по вашим же словам, сумасшедший?

— Звучит не очень обнадеживающе, — заметила Ива, а Баффи сделала Ксандру знак, чтобы тот прекратил хихикать. Он послушался, но это стоило ему больших усилий.

Джайлс откашлялся и начал с места в карьер:

— Я изучал «Эйбон». Это самая знаменитая из всех пророческих книг, за исключением, может быть, двух утраченных, относившихся к «Махабхарате», великому мифологическому циклу Восточной Индии. Ранняя копия «Эйбона» всегда находится в распоряжении Куратора, который получает ее от своего предшественника.

Вы наверняка слышали про Нострадамуса, Кейса, Крисвелла — знаменитых прорицателей, которые записывали свои видения, относящиеся к далекому будущему, надеясь, что последующие поколения прочтут их. В основном эти предсказания весьма расплывчаты, и поэтому их можно истолковать по-разному. Например, одни считают, что в определенных строках Нострадамус предсказал применение аэропланов и танков во время Первой мировой войны, а другие — что в тех же самых строках он напророчил появление такого природного тропического феномена, как тайфун. Я думаю, все они ошибаются, но меня никто пока не спрашивал.

— Ну и что в этом удивительного? — с вызовом спросил Ксандр, не в силах сдержаться, но когда его вопрос демонстративно проигнорировали, он немного поостыл.

— Однако величайшим из всех был сумасшедший австрийский еретик принц Эштон Эйзенберг V, живший с 1692 по 1776 год. Ближе к концу жизни, когда его посадили в парижскую Бастилию — поймали с поличным за каким-то недостойным занятием, — он написал книгу пророчеств, не имеющих себе равных по точности. Например, когда он пишет, что в Новом Свете армия брата-змеи поглотит армию брата-паразита, он явно имеет в виду Гражданскую войну в США, которая произошла почти столетие спустя.

— Явно, — согласилась Ива. Джайлс с увлечением продолжал:

— Самое знаменитое — и самое смутное — предсказание принца Эштона известно как Пророчество Эйзенберга о Дуальных Дуэлях. В переводе с немецкого оно звучит примерно так:

Пришло время, когда планеты и звезды снова в гармонии,

Время, когда то, что случилось раньше, случится снова.

И то, что уже свершилось, свершится снова.

Время, когда великий зверь выползет на сушу,

Зверь, для которого не существует поражений, но существуют потери,

Зверь, которого покорит чистый сердцем.

Такое время снова настанет. Это так же точно, как и то, что звезды снова будут в гармонии.

И в этот раз другой зверь восстанет,

Зверь, у которого будет другое тело, но тот же дух,

И, как его старший брат, он будет изо всех сил пытаться

Похитить луну, поглотить солнце и ходить по земле,

Чтобы посмотреть, не удастся ли ему вонзить кинжал в самое сердце судьбы.

- Весьма интересно, вам не кажется? — Джайлс с нетерпением ждал ответной реакции.

— Я бы сказал, что все это притянуто за уши, — ответил Ксандр.

— На этот раз я больше склоняюсь к точке зрения Ксандра, — заметила Баффи. — Вспомните еще какие-нибудь его предсказания…

— Не связанные с этим великим зверем, — подхватила Ива.

Джайлс вяло улыбнулся:

— Есть мнение, что принц Эштон Эйзенберг предсказал появление бейсбола.

— Он считал, что бейсбол появится до или после спутникового телевидения? — поинтересовался Ксандр, видимо, считая себя весьма остроумным.

— До.

— Ну и ну! — выдохнул Ксандр. — Он на самом деле был хорошим прорицателем.

— Так когда же первый великий зверь пытался ходить по земле? — спросила Ива.

— Это была отвратительная тварь, которую называли Презираемый. Он попытался явиться из потустороннего мира незадолго до или немного после рождения принца Эштона…

— В 1692-м! — воскликнула Баффи.

— И произошло это где-то в Новом Свете. А теперь, позвольте вас заверить, старине Эштону можно доверять — он является одной из главных фигур в учениях оккультистов, поскольку многие его пророчества действительно сбылись. Он утверждал, что призрак Презираемого изредка обсуждал с ним вопрос, как нарушить привычный баланс между добром и злом. Эштон подходил ко всему сверхъестественному с научной точки зрения, поэтому когда простая проверка подтвердила слова твари, он понял, что нарушить этот баланс можно будет еще не раз, но только в определенные периоды времени при специфических условиях.

Я не знаю точно, что они собой представляют, знаю только, что звезды сейчас как раз выстраиваются в соответствующем порядке. А это значит, что мы можем оказаться в самой гуще событий, даже не догадываясь об этом.

.— 1692 год — это год охоты на ведьм в Салеме, — рассудительно заметил Ксандр. — И, кстати, одна из тем, по которым у нас сегодня будет контрольная.

Прозвенел звонок, известив о том, что перерыв окончен.

— Контрольная начнется прямо сейчас, — сказала Ива.

Как только Баффи отложила ручку, она поняла, что написала блестяще. Ответы возникали сами собой, приходилось даже сбавлять темп — а вдруг миссис Хоннеджер добавила в тест пару вопросов с подвохом?

В тот же день после полуночи она выскользнула из дома, чтобы расстроить планы безумного циркового клоуна, который намеревался ввести ДНК пираньи крысам Саннидейла. Похоже, клоун точил зуб на город с тех пор, как в юности с ним там случилось какое-то несчастье.

Баффи везло, пока клоуна не сожрали его собственные творения. К несчастью, ползком спасаясь от грызунов-мутантов по залитому водой подвалу, девушка серьезно простудилась.

Когда дохлые крысы были свалены в огромную кучу перед статуей богини правосудия с повязкой на глазах, Баффи уже с трудом дышала и обливалась потом, как будто долго тренировалась на жаре.

Пробравшись обратно домой, она приняла холодный душ, надеясь хоть немного сбить температуру и, едва коснувшись головой подушки, крепко заснула, с полотенцем на голове. Температура не упала ни на один градус.

Разум ее полетел прочь сквозь черные дыры и оказался в вечном ничто.

Она снова вернулась в прошлое, в 1692 год, в Массачусетс; снова была Самантой Кэйн, отважной охотницей за ведьмами, однако на этот раз поблизости не оказалось ни салемских виселиц, ни разъяренной толпы, ни Хизер Патнэм и ее сообщниц.

Она в одиночестве сидела верхом на лошади на перекрестке двух тропинок в залитом солнцем лесу, куда добралась по следам убежавшей Сары Динсдэйл, но здесь они неожиданно обрывались. Лошадь под Самантой нервничала. Своего коня Саманта загнала, а эту кобылу позаимствовала у судьи Дэнфорта. Лошадь оказалась не слишком резвой и быстро выбилась из сил: она совсем не привыкла к такой скорости, которая требовалась Саманте.

Лучи заходящего солнца отразились от какого-то предмета посреди тропинки, ведущей на восток. Саманта дернула поводья, чтобы привлечь внимание лошади, потом резко направила ее к тому месту, где увидела отблеск.

Баффи пробормотала во сне: — Разве можно так обращаться с лошадью? Странно, что она до сих пор не сбросила тебя в канаву.

Саманта слезла на землю и подняла обрывок блестящей оранжевой ткани в форме буквы «\У». Ткань явно зацепилась за кусты. Это был знак ведьмы — его обычно нашивали на одежду приспешниц дьявола после того, как выносили приговор.

Ясно было только одно: Сара Динсдэйл отправилась на восток.

Саманта подстегнула лошадь. В это время года быстро темнело, и охотница знала, что ей нужно найти Сару как можно быстрее, иначе она упустит ее под покровом темноты.

Однако уже в сумерках Саманта поняла, что ведьма не оставила больше никаких следов, и теперь нельзя было с уверенностью сказать, действительно ли она отправилась этой дорогой.

Саманта остановила лошадь. Она была в ярости. Ведьма обдурила ее! Как же тут не злиться!

Неожиданно границы сна передвинулись на несколько часов вперед, в ночь. Истребительница семнадцатого века сидела у костра. Саманта была одна, без пленницы; сейчас она не возражала бы даже против мертвого тела ведьмы, потому что тогда ее грело бы чувство удовлетворения.

В лесу стояла полная тишина, не было слышно ни стрекота сверчков, ни криков животных, ветер не перебирал листья деревьев, звери бесшумно скользили во тьме. Даже совы не ухали.