Эдуард Скобелев - Властелин времени Страница 40

— Где мы находимся?

— В одном из ремонтных блоков, — мигание ярких ламп искажало черты лица работника станции, но Иосифу показалось, что он где-то видел его прежде. — Здесь есть камеры, ведущие в открытый космос. Хочешь посмотреть?

— Конечно. Кто откажется от такой возможности?.. Вы сказали, что человечество ничему не может научиться. Что вы имели в виду?

— Об этом поговорим после, когда я принесу скафандры, — мужчина поднялся по гулкой железной лестнице и исчез.

Тревога нарастала. В первый раз Иосиф подумал о том, что может и не вернуться на Землю. Доктор Шубов рассказывал, что неподготовленные люди, попадая в драматические периоды истории, теряют голову, допускают неисправимые ошибки и лишаются возможности возвратиться. Они так и умирают в чужом времени.

«Нет-нет, уж я-то во всяком случае не потеряю голову, — подумал Иосиф. — Я хорошо знаю, что необратимого будущего не бывает. Оно всякий раз выстраивается на основе тех тенденций, которые преобладают. Сейчас преобладают эгоизм, усталость и нищета и, как следствие, безоружность перед демагогией… Надо вмешаться, предупредить об опасности…»

Работник станции был уже внизу, Иосиф не заметил, когда он спустился.

— Если хочешь взглянуть за борт, надевай поскорее этот скафандр. Он работает автоматически, так что его может носить и малый ребенок. Снабжен радиотелефоном…

Надели скафандры. Человек подвел Иосифа к шахте, вызвал лифт, и они поехали.

— Ну, вот, несколько камер разделяли нас от космоса. Эта площадка — последняя. За прозрачной дверью — космос.

— Какая темнота! — вырвалось у Иосифа.

— Присоединись к шлангу жизнеобеспечения, иначе не откроется дверь… В этой камере почти уже не ощущается гравитации. Чувствуешь легкость своих движений?

«Почему я доверился этому человеку, кто он?»

— Ты хотел спросить, кто я такой, — послышался в наушниках ледяной голос. Человек усмехнулся. — Я представляю здесь тех, кто потерял на время и власть, и влияние, был убит или погиб при пожарах и взрывах. Я представляю здесь касту избранных.

— Как, — изумился Иосиф, — здесь, на этой станции, есть люди из банды, ввергшей землян в космическую катастрофу?

Человек похлопал его по алюминиевому плечу.

— Это не они ввергли землян в катастрофу, сами земляне вызвали катастрофу, отказавшись принять верховное правительство мудрейших. Они отказались ежегодно сокращать человечество на сто миллионов и потому потеряли пять миллиардов. Они наказаны и впредь будут более благоразумны.

— Чудовищно, — возмутился Иосиф, осознав, что стал жертвой доверчивости. — Вы защищаете бандитов?

— Я их не защищаю, я их представляю… Наша власть не разрушена — нет, она будет восстановлена. Мы размножимся, укрепимся и вновь выступим единым фронтом. Жалкое скопище непосвященных, если даже выживет, передаст со временем всю власть в наши руки, оно не сможет управлять собою. Мы постараемся, чтобы стадо вновь передралось и перессорилось. Мы скупим всех, играя, как и прежде, на самых низменных страстях. Мы вновь предложим демократию и вновь установим свою диктатуру…

— Гнусный мошенник! — вскричал Иосиф, испытывая такое негодование, которого не испытывал никогда прежде. — Тебе мало всего того, что уже случилось, ты вновь замышляешь кровавые козни! Не бывать этому!

Человек захохотал.

— Уж не хочешь ли ты разоблачить меня? — нагло сказал он. — Так вот, знай, меня не разоблачит никто. Я сам здесь главный разоблачитель. И гублю всякого, кто становится на моем пути… Ты прибыл на эту станцию со шпионскими целями, я легко докажу это…

Между тем дверь камеры раздвинулась, отворившаяся бездна сжала сердце Иосифа, потянула к себе. Она всасывала, завораживала, отшибала волю. Нет, тьма за бортом станции не была сплошной, где-то угадывались огни, но оторопелый взгляд не мог определить, далеко они или близко.

— Ну, выходи! — грубо скомандовал человек из шайки, погубившей большинство землян. — И не говори, что тебе страшно. Ты должен умереть, я заманил тебя сюда, чтобы скрыть все улики. Надеюсь, теперь ты узнал, кто я?

Иосиф похолодел (да, теперь он узнал «князя тьмы»), но в следующую секунду самообладание вернулось к нему, — он изо всех сил толкнул негодяя в бездну. Раскинув руки, тот скрылся в черном пространстве. Но шланг удержал, и он вновь очутился на площадке, схватил Иосифа и попытался выбросить его наружу.

Некоторое время они боролись на площадке, нанося друг другу удары, но бандит был опытней: стоило Иосифу оступиться, как он закрыл прозрачную дверь — створки сдавили круглый шланг, по которому в скафандр Иосифа поступал воздух.

— Щенок, — орал бандит. Иосиф ясно видел его за толстой стеклянной дверью. Грим съехал с его потного лица, выявив знакомые отталкивающие черты. — Пока вы раздумываете, как с нами бороться, мы уничтожаем наиболее решительных из вас. Там, где речь идет о власти над миром, не может быть колебаний!

С этими словами он выхватил из-за пояса нож, перевел на нем рычажок, и нож внезапно превратился в раскаленное лезвие. Нет, это было жало плазмы, и этим жалом он тотчас перерезал шланг.

Иосиф сразу почувствовал, что лишился кислорода. Он задержал дыхание и подтянулся почти до самой двери, рассчитывая, что бандит откроет ее.

Тот, действительно, вновь распахнул дверь камеры. Но в грудь Иосифу ударила мощная газовая струя из пистолета, он полетел в бездну, теряя сознание, и огромная станция, светя иллюминаторами, медленно проплыла над ним…

14

За Балеарскими островами галера три дня шла на веслах — держался полный штиль.

При палящем солнце и команда, и гребцы-висельники, и немногочисленные пассажиры постоянно испытывали жажду, так что капитан забеспокоился, хватит ли до Чивиты-Веккии запасов пресной воды.

Духота была нестерпимой, особенно под верхней палубой, где работали гребцы, — оттуда исходило зловоние.

«Сколько же их там?» Иосиф заглянул в синеватую полутьму: каждое весло обслуживало два человека, восемь весельных пар требовали тридцати двух человек. Плюс старший гребной команды и надсмотрщик.

Мерцали глаза, мерно раскачивались голые торсы, звенели цепи…

Иосиф был слугою юной дочери графа Учелло, целый год прогостившего у короля Фердинанда. Граф приходился королю родственником по жене, король сулил хорошую должность, но внезапно скончался при самых загадочных обстоятельствах. Новый король, взошедший на престол после кровопролитных волнений, не пожелал видеть при своем дворе венецианца, все богатство которого составляла очаровательная дочь.

Иосифа служба не обременяла: к юной графине была приставлена еще одна служанка — она заботилась о ее платье и столе, — Иосифа держали на побегушках, но ему доставляло удовольствие оказывать услуги доброй и кроткой 14-летней девушке.

Сознавая временность своей службы, Иосиф забавлялся, вел подчас раскованные разговоры с графом и держался весьма смело по отношению к юной графине.

Час назад он написал ей записку, в которой признавался в искренней любви. И как было не любить это очаровательное, добрейшее создание, высоко и трепетно верившее в божий промысел и божью защиту?

Иосиф слонялся по палубе, когда его окликнула старая служанка Умберта.

— Зовет госпожа!

Иосиф вошел в крохотную каюту.

Юная графиня сидела на койке, держа на коленях книгу, и обмахивалась веером. На ней было голубое платье со множеством складок. Она старалась придать своему лицу строгое выражение, но получалось плохо: глаза графини смеялись. Иосиф видел это, но не подавал вида: знал, что госпожа считает долг высшей заповедью благородного человека. Долг и еще достоинство, которое должно во всякий час оттенять долг.

— Удивительно, как много мух на этом корабле.

— Не заметил, госпожа, — Иосиф пожал плечами.

— Кто не гребует, тот не боится бога, — подняв брови, сказала графиня.

— Чего же гребовать? На корабле обычно много протухшей солонины, — ею кормят гребцов. А мухи любят порченое. Они ничего не понимают в поварском искусстве.

— Ты держишься со мною недопустимо вольно. Запомни, гордыня до добра не доводит… Я получила твою записку. За дерзость тебя, конечно, следует крепко высечь… Но я простила, приняв во внимание хороший слог твоего письма… У какого монаха ты учился грамоте?

— Меня учило, моя госпожа, множество учителей. Я окончил девять полных классов средней школы в одном из столичных городов Европы…

Графиня закрыла лицо веером.

— Да ты настоящий шут! Твои слова и поступки порой просто забавны. Ты говоришь, тебя учило несколько учителей, отчего же ты столь невежественен? Ты не умеешь толково отвечать на вопросы, застегиваешься не на все пуговицы и ходишь, запустив руки в карманы. А порою и насвистываешь. Так не держат себя грамотные люди… — Тут она, сколько ни крепилась, не выдержала и расхохоталась… — Вот тебе, шут, шутовской вопрос: много ли чертей могут сесть на кончик иголки, которой вышивают икону?