Эл Ригби - Десятый король Страница 46

Как они лечили людей, а поздними вечерами подолгу сидели в самой верхней комнате и придумывали истории про волшебную страну, в которой хотели бы жить. Страна эта состояла из лесов, озер и городов с тонкими башенками. И там всегда было тепло, как на родине Бэйзила, которой он почти не помнил. Там никто никогда не болел. А когда надоедало придумывать, Бэйзил учил Якоба петь — у ворона был отвратительный голос, как и у всех представителей его рода, но ему нравилось это занятие. Они были счастливы — эти двое. Они женились бы на принцессах и правили бы справедливо. Таким они видели свое будущее.

Шло время… а темная сила, дремавшая внутри птиц, пробуждалась: ее будило беспросветное отчаяние горожан. Еще неизвестно, кому было тяжелее, но первым не выдержал Якоб. Однажды вечером злость и раздражение совсем застили его глаза. А Бэйзил просто был в это время рядом…

— Что случилось потом? — тихо спросил Тео.

Якоб опустил глаза:

— Мы поссорились, и я сбросил его с башни в ров. Ров был проклят. Когда я осознал, что наделал, искал его или его тело всю ночь, но бесполезно. Я вскоре умер, заболев, мне не хотелось более бороться. Я ждал ада и кары. Но оказался в этом мире и попытался все изменить. Возвел Башню. Я верил, что…

— Башня всегда была пустой? — Тео едва узнавал свой собственный голос. — Ведь вы сидели и молились там, и…

— …Тео, я заставил, я научил себя верить, что однажды плесень и гниль исчезнут. — Король закусил губу. — Верить в то, что я увижу…

Капитан Птиц расхохотался, обрывая эти глухие и полные боли объяснения:

— Ты думал, что я стану просто ждать, пока ты спасешь меня в придуманном мире? — Губы скривились. — Ты даже не знаешь, что я испытал, упав в отравленную болотную жижу, чувствуя, как она разъедает мою кожу, слепит глаза, заполняет легкие… Боль и страх ничего не стоили в сравнении с тем, что несло мне понимание: это сделал ТЫ. Мой друг и союзник, тот, за чьего сына я выдал бы свою дочь, будь у меня и у тебя дети. Я выбрался из рва, чтобы умереть в канаве подальше от Гутштадта. И придя сюда, уже не смог поверить в то, что буду прежним. Посмотри, Якоб. От меня осталась лишь половина. Мое лицо… — Он запнулся и взглянул на замерших в стороне королей. Но вскоре голос его выровнялся, вновь став ледяным. — Я ненавижу вас всех за ваши спокойные и счастливые жизни. А больше всех — тебя, Якоб, за твою романтическую чушь, за эту птицу в клетке в твоей груди! Как думаешь, что я ощутил, впервые увидев тебя тут? Увидев таким? Словно насмехающимся над моим прошлым, над нашим прошлым!

— Но я…

Резкое движение — Бэйзил ударил по железным прутьям. Дважды, в кровь разбив оба кулака. Якоб слабо охнул, но лишь покачнулся. Желтый комок перьев тревожно забился в своем плену. Король Тирии, бледный и тяжело дышащий, даже не вытащил меча из ножен: все его силы ушли на то, чтобы устоять на ногах. И ни один из других правителей не смел более приблизиться к нему и тем более встать на защиту. Пока принцесса Бэки не ринулась пирату наперерез, застыв перед вороном и загородив его:

— Не смей! Не смей, слышишь, ты?

Опережая Людовика, Тони Золотой Глаз сделал стремительный шаг и неожиданно мягко сжал узкое предплечье пирата, готового замахнуться еще раз — чтобы отшвырнуть длинноволосую худую девушку в сторону:

— Действительно, приятель. Не стоит горячиться. Даже на Сицилии месть — блюдо, которое нельзя готовить на сильном огне.

Несколько секунд двое — мужчина и юноша, оба изуродованные и одноглазые, — смотрели друг на друга. Потом Тони плавно отступил, всем видом показывая, что вернется в любую секунду. Бэки так и осталась стоять между Бэйзилом и Якобом — побледневшая и рассерженная. Капитан Птиц помолчал немного, глядя на нее сверху вниз — как, наверное, мог бы смотреть на мышку, раздавить которую можно, но не обязательно. Она не отвела глаз, хотя дрожь бежала, кажется, по всему ее телу. Но она победила: пират опустил сжатые кулаки и перевел взор на Бродячего:

— В одном ты прав. Я прилетел искать помощи. Я не хочу лишиться жизни вот так просто, пусть даже прихватив с собой всех вас. Теперь тайна преступления раскрыта…

— Лишь наполовину. — Людовик Бродячий сцепил на груди пальцы, пристально глядя на пирата. — Есть кое-что, о чем ты нам не рассказал.

Ветер опять завыл сильнее. Песчинки, царапая щеки, уже кружили в воздухе. Тео повыше поднял воротник и посмотрел на Бэйзила, который стоял молча, буравя Людовика выжидательным взглядом. Тот усмехнулся:

— Итак? Что предшествовало твоему падению?

— Я… — Пират вдруг осекся, будто встретил незаметную раньше преграду. Потер пальцами лоб, встряхнул головой. И с удивлением снова поднял глаза: — Я… я не помню. Но… — в голосе зазвучало раздражение, — это не имеет значения. Он убил меня!

— Якоб?

Король Тирии стоял, ссутулив плечи.

— Я не скажу, дудочник. Я не смею.

Теперь король не мог заставить себя посмотреть на замершего пирата. Что-то вынуждало его опускать голову. Но это что-то едва ли было стыдом.

— Говори, — приказ Капитана Птиц издевательски прозвенел в воздухе. — Лги, Якоб. Так, как ты умеешь. Как научился за эти века.

Казалось, каждое сочащееся ядом слово впивается ворону куда-то под кожу — так сильно король Тирии кусал губы, давая ветру трепать волосы. Но наконец он устало вздохнул, покоряясь:

— Что ж… в тот вечер наша башня была полна больных. Предел всего возможного отчаяния. Город умирал. И ты сказал, что хочешь запереть их здесь и снова позвать огонь. Сжечь их, сжечь скверну. И уйти в другие города.

Пират замер. Почти все теперь смотрели на него.

— Ты не считал так, я знаю. — Король слабо улыбнулся. — Ты их жалел. Но эта ведьминская сила… она завладевала нами день за днем, сам я тоже ловил себя на схожих мыслях, чаще и чаще. Ты взъярился и обвинил меня в трусости. Схватил факел. Я отнял его и попытался запереть тебя. А ты бросился на меня, и, когда мы бились, я столкнул тебя в ров. Но клянусь Господом, Бэйзил. Я…

— Ты лжешь! — Кажется, пират снова собирался ударить, но теперь уже двое — Тони и Альто — готовы были удержать его при первом движении. — Я не мог! Мой хозяин учил меня доброте, и я…

— Бэйзил… — Якоб обошел Бэки, благодарно коснувшись при этом ее плеча. Сделал несколько шагов и остановился прямо перед пиратом. — Ты спас мою душу. Вырвал ее из тьмы и оживил так, как не оживило проклятие. Ты был моим единственным другом. Неужели ты… — он запнулся, — думаешь, что я мог убить тебя по своей воле?

Снова повисла тишина. Тео подумал, что лучше бы разговор этот происходил наедине, а все короли и они с Альто были бы подальше отсюда. Друзья не должны мириться на людях, это невозможно. Мальчик знал это даже по своему классу.

— Я… — начал Бэйзил, но снова замолчал. — Я уже ничего не знаю. Но почему, почему, если ты говоришь правду, я не помню, как… как я отчаялся?

— Потому что память у вас одна на двоих, — произнес Людовик. — Одна страна — одна память. Ведь вы оба должны были быть королями.

— Откуда вам это известно? — нахмурился Эльзевир.

— Я живу здесь уже почти восемьсот лет и многое видел. — Людовик Бродячий посмотрел на стоявших друг против друга Якоба и Бэйзила и вдруг усмехнулся. — Помимо прочего, я недурно умею убеждать. И честно говоря… — он стряхнул какую-то пылинку с рукава, — я одурачил вас, заставив рассказать правду и подтвердить свою догадку.

— Но почему?

— Я же… — меняя интонацию, протянул Людовик Бродячий, — дудочник.

— Bello…[18] — пробормотал Тони. Его явно поняли.

— Благодарю. А теперь… — принц посерьезнел, — вам, пернатые, нужно помириться. Или, как ни банально, мы все умрем.

— Ему не за что просить прощения. — Король Тирии покачал головой. — Вся вина — моя, а он…

— Всего лишь безмозглая канарейка? — со злобой перебил его пират. — Так всегда было, ты…

— Бэйзил, вашу мать, что вы в самом деле… — Дальнейшую часть этой фразы Тони озвучил по-итальянски, бурно размахивая руками. Вероятно, он ругался, а потом добавил уже мягче: — Прекратите драму, вы позже научите ваших друзей серьезно к вам относиться. От песка уже дышать нечем! Миритесь!

— Прости меня, — тихо сказал Якоб.

Бэйзил лишь кивнул, не глядя ему в глаза. И в этот момент все вокруг пришло в движение. Минуты, отданные на разговоры о прошлом, истекли.

Сильный порыв ветра швырнул пиратский корабль и разбил — одним резким, быстрым, жалящим ударом. Стеклянная корка, похожая на иней, покрыла темную древесину галеры, покрыла паруса и… кажется, всех, кто ждал капитана на борту. Крики этих людей утонули в вое ветра почти сразу, но Тео успел их услышать. Услышал их и Бэйзил, неосознанно сделав на умолкнувшие голоса шаг. Та сторона его лица, где была еще кожа, побледнела. Король Якоб резко сжал плечо своего прежнего союзника, удерживая рядом: