Джоан Роулинг - Гарри Поттер и философский камень Страница 5

— Ну, что? — промолвила тётя Петуния, злобно глядя на Гарри, словно он это нарочно подстроил.

С одной стороны, Гарри понимал, что ему должно быть жаль миссис Фигг и её сломанную ногу, но когда он напоминал себе, что он теперь ещё целый год не увидит портретов Мурки, Бубенчика, Снежка и Пушка, жалость куда-то испарялась.

— Может, позвоним Маргарите? — предложил дядя Вернон.

— Не говори ерунды, Вернон, она его не переносит.

Семья Дурсли часто обсуждала Гарри таким образом — как будто его не было в комнате, или, вернее, как будто он принял форму чего-нибудь противного и вдобавок глупого, что понять их никак не могло, к примеру, слизняка.

— А как насчёт этой твоей, как её… Ивонны?

— Да в отпуске она, на Майорке, — огрызнулась тётя Петуния.

— Я могу остаться здесь, — с надеждой подал голос Гарри (ему светило наконец-то посмотреть по телевизору те передачи, которые он хотел увидеть, а может быть, и до компьютера дело дойдёт…)

Тётя Петуния поглядела на него так, как будто она только что проглотила целый лимон.

— Чтобы тут от дома камня на камне не осталось? — прорычала она.

— Да не взорву же я его, — начал было Гарри, но его уже никто не слушал.

— Вообще-то, мы могли бы прихватить его в зоопарк, — медленно произнесла тётя Петуния. — Оставить в машине…

— Э, нет, машина новая, я не пущу его там сидеть одного…

Дадли принялся громко рыдать. На самом деле он вовсе не плакал — уже много лет в этом не было никакой надобности — но он знал, что если скривить лицо и зареветь, то мамочка сразу же сделает всё, что ему нужно.

— Дадлечкин, душечкин, не плачь, мамочка не позволит ему испортить твой самый главный день, — запричитала она, заключая его в свои объятья.

— Я… не… хочу… ч-ч-чтобы… он… ехал! — вопил Дадли, не забывая в промежутках громко и фальшиво всхлипывать. — Он всегда, всегда всё портит!

После чего он высунулся из-под маминого локтя, поглядел на Гарри и нагло ухмыльнулся.

Но тут как раз прозвенел входной звонок. «Боже мой, они уже приехали!» — всплеснула руками тётя Петуния. Секунду спустя в дом чинно вошли Пирс Полкисс, лучший друг Дадли, и его мать. Пирс был скорее сухощавый, а лицо у него напоминало крысиную морду. Когда Дадли кого-нибудь бил, Пирс обычно выкручивал им руки за спину. Дадли в момент перестал притворяться, что он плачет.

А через полчаса Гарри, всё ещё не смея верить своему везению, уже сидел на заднем сидении машины в компании Дадли и Пирса и впервые в жизни ехал в зоопарк. Его тётя и дядя так и не смогли придумать, куда его можно было бы деть, но перед отъездом дядя Вернон отвёл его в сторону.

— Значит так, предупреждаю, — сказал он, наклонившись так, что его багровое лицо пришлось почти вровень с лицом Гарри, — да, предупреждаю: если ты ещё что-нибудь такое откинешь, если хоть пикнешь — не вылезешь из чулана до самого Рождества, понял?

— Я буду себя очень хорошо вести, — сказал Гарри. — Честно-пречестно…

Но было ясно, что дядя Вернон ему не поверил. Ему вообще никто не верил.

Дело было в том, что вокруг Гарри постоянно случалось что-то странное, и объяснять, что он-то сам тут был ни при чём, было совершенно бесполезно.

Однажды, когда тёте Петунии окончательно надоело, что Гарри всегда возвращается из парикмахерской в таком виде, как будто он там вовсе не был, она взяла кухонные ножницы и обкорнала его почти налысо, оставив только чёлку — «чтоб только было чем прикрыть этот ужасный шрам», как она выразилась. Дадли, глядя на него, обхихикался до икоты, и Гарри потом всю ночь не мог заснуть, живо представляя себе завтрашний день в школе, где над ним и так-то смеялись из-за очков и одежды, сидящей мешком. Однако, поднявшись наутро, он с удивлением нашёл все свои волосы на прежнем месте — в точности там, где они были перед стрижкой тёти Петунии. За это он отсидел в чулане неделю, тщетно пытаясь объяснить, что он как раз не мог объяснить, как ему удалось так сделать.

Другой раз тётя Петуния хотела заставить его влезть в отвратительный старый свитер Дадли — бурый с оранжевыми помпонами. Чем сильнее она за него тянула, стараясь просунуть голову Гарри в ворот, тем меньше он становился, пока наконец не сжался до кукольного размера, так что даже ей стало ясно, что Гарри в него засунуть не удастся. Тётя Петуния решила, что свитер, надо полагать, сел от стирки и, к огромному облегчению Гарри, его не наказали.

Зато ему здорово влетело, когда его нашли на крыше школьной столовой. Компашка Дадли гналась за ним, как обычно, как вдруг ко всеобщему (в том числе и его самого) удивлению обнаружилось, что Гарри сидит возле дымохода. Классная руководительница отправила его домой с очень сердитой запиской, в которой она сообщала мистеру и миссис Дурсли, что Гарри взял моду лазить по крышам. Но ведь он только хотел (кричал он дяде Вернону через запертую дверь чулана) прыгнуть за большой мусорный ящик около дверей столовой. Гарри решил тогда, что его просто подхватило порывом ветра.

Сегодня же всё обещалось пройти гладко. За то, чтобы провести день в любом месте, которое не было школой, чуланом или пропахшей капустой гостиной миссис Фигг, Гарри был готов даже сидеть между Пирсом и Дадли.

Всю дорогу дядя Вернон на что-то жаловался тёте Петунии. Он очень любил жаловаться; среди любимых предметов его жалоб были сослуживцы, Гарри, городская управа, Гарри, банк и Гарри. Этим утром он остановил своё внимание на мотоциклах.

— …носятся тут как чокнутые, хулиганьё желторотое, — проскрипел он, когда мотоцикл обогнал их машину.

— А я сон видел про мотоцикл, — внезапно вспомнил Гарри. — Я на нём летел.

Дядя Вернон чуть не врезался в переднюю машину. Он крутанулся на своём сиденье и заорал на Гарри, обернув к нему своё лицо — огромную свёклу с усами:

— МОТОЦИКЛЫ НЕ ЛЕТАЮТ!!!

Дадли и Пирс захихикали.

— Что я, не знаю, что ли? — сказал Гарри. — Это ведь был сон!

И сразу же пожалел, что сказал. Была на свете лишь одна вещь, которую Дурсли не терпели ещё сильнее, чем его дурацкие вопросы — а именно, когда он пытался говорить о том, как что-то выглядело или вело себя неподобающим образом, будь то даже во сне или в мультике. Похоже, они боялись, что он наберётся с этого каких-нибудь странных мыслей.

Суббота выдалась солнечная, и в зоопарке было полно народу, все с семьями. Дадли и Пирсу Дурсли купили по здоровенному эскимо, а поскольку улыбающаяся продавщица в киоске успела и у Гарри спросить, чего ему хочется, прежде чем его оттащили, то перепало и ему — самая дешёвая лимонная сосулька. Но Гарри и она показалась совсем недурной, и он с удовольствием её облизывал, глядя на гориллу, которая чесала себе затылок. Горилла удивительным образом смахивала на Дадли — разве что волосы у неё не были светлыми.

Гарри и припомнить не мог, когда у него ещё было такое чудное утро. На всякий случай он тщательно старался держаться подальше от своего семейства, чтобы Дадли и Пирс, которым глазеть на зверей к обеду уже порядком надоело, не решили от скуки развлечься своим излюбленным способом — то есть, побить его. Обедали они в столовой прямо в зоопарке. Дадли устроил истерику из-за того, что шарик ванильного мороженого в его десерте оказался сверху от шарика клубничного, в то время как ему хотелось наоборот, и дяде Вернону пришлось купить ему ещё одну порцию, а Гарри было дозволено доесть неправильную.

Задним-то числом Гарри потом сообразил, что день шёл уж слишком подозрительно хорошо, и так долго продолжаться не могло.

После обеда они направились в террариум. Внутри было прохладно и полутемно, а стены были усеяны множеством ярко освещённых витрин. За их толстыми стёклами разнообразные змеи и ящерицы ползали, скользили и всячески пресмыкались среди расставленных камней и кореньев. Дадли и Пирс пришли в основном из-за гигантских ядовитых кобр и толстенных удавов, способных раздавить человека, как щепку. Дадли тут же направился прямиком к самой огромной из всех змей. Казалось, она могла дважды обвиться вокруг автомобиля дяди Вернона и одним движением превратить его в консервную банку — но делать ей это было явно лень. И вообще она крепко спала.

Дадли прижался носом к стеклу и уставился на тускло отливающие золотом кольца.

— Ну чего она лежит? Пусть сделает что-нибудь, — завыл он, обращаясь к отцу. Дядя Вернон хлопнул по стеклу; змея и не шелохнулась.

— Давай ещё, — потребовал Дадли. Дядя Вернон крепко постучал в стекло костяшками пальцев, но змея спала себе.

— Ску-учно, — проныл Дадли и пошлёпал прочь.

Гарри придвинулся поближе к вольеру и внимательно посмотрел на змею. Он на её месте, наверное, сдох бы тут с тоски — поговорить не с кем, а вместо этого ходят всякие разные целыми днями, барабанят по стеклу, дремать мешают. Не лучше, наверное, чем спать в чулане, когда тётя Петуния молотит в дверь, пытаясь его разбудить. Ему-то по крайней мере хоть разрешали бывать в других комнатах. Змея вдруг раскрыла свои глазки-пуговки. Потом очень-очень медленно подняла голову так, что её глаза смотрели в глаза Гарри.