Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч Страница 5

— Горизонт? — обрадовался Волька. — Это совсем  просто. Горизонтом называется воображаемая линия, которая…

Но за стеной снова закопошился Хоттабыч, и Костыльков снова пал жертвой его подсказки.

— Горизонтом, о высокочтимая, — поправился он, — горизонтом я назову ту грань, где хрустальный купол небес соприкасается с краем Земли:

— Час от часу не легче! — простонала Варвара Степановна. — Как прикажешь понимать твои слова насчёт хрустального купола небес: в буквальном или переносном смысле слова?

— В буквальном, о учительница, — подсказал из-за стены Хоттабыч.

И Вольке пришлось вслед за ним повторить:

— В буквальном, о учительница.

— В переносном! — прошипел ему кто-то с задней скамейки.

Но Волька снова промолвил:

— Конечно, в буквальном, и ни в каком ином.

— Значит, как же? — всё ещё не верила своим ушам Варвара Степановна. — Значит, небо, по-твоему, твёрдый купол?

— Твёрдый.

— И, значит, есть такое место, где Земля кончается?

— Есть такое место, о высокочтимая моя учительница.

За стеной Хоттабыч одобрительно кивал головой и удовлетворённо потирал свои сухие ладошки. В классе наступила напряжённая тишина. Самые смешливые ребята перестали улыбаться. С Волькой определённо творилось неладное.

Варвара Степановна встала из-за стола, озабоченно пощупала Волькин лоб. Температуры не было.

Но Хоттабыч за стенкой растрогался, отвесил низкий поклон, коснулся, по восточному обычаю, лба и груди и зашептал. И Волька, понуждаемый той же недоброй силой, в точности повторил эти движения:

— Благодарю тебя, о великодушнейшая дочь Степана! Благодарю тебя за беспокойство, но оно ни к чему. Оно излишне, ибо я, хвала аллаху, совершенно здоров.

Варвара Степановна ласково взяла Вольку за руку, вывела из класса и погладила по поникшей голове:

— Ничего, Костыльков, не унывай. Видимо, ты несколько переутомился… Придёшь, когда хорошенько отдохнёшь, ладно?

— Ладно, — сказал Волька. — Только, Варвара Степановна, честное пионерское, я нисколько, ну совсем нисколечко не виноват!

— А я тебя ни в чём и не виню, — мягко отвечала учительница. — Знаешь, давай заглянем к Петру Иванычу.

Пётр Иваныч — школьный доктор — минут десять выслушивал и выстукивал Вольку, заставил его зажмурить глаза, вытянуть перед собой руки и стоять с растопыренными пальцами; постучал по его ноге ниже коленки, чертил стетоскопом линии на его голом теле.

За это время Волька окончательно пришёл в себя. Щёки его снова покрылись румянцем, настроение поднялось.

— Совершенно здоровый мальчик, — сказал Пётр Иваныч. — То есть прямо скажу: на редкость здоровый мальчик! Надо полагать, сказалось небольшое переутомление… Переусердствовал перед экзаменами… А так здоров, здо-о-о-ро-о-ов! Микула Селянинович, да и только!

Это не помешало ему на всякий случай накапать в стакан каких-то капель, и Микуле Селяниновичу пришлось проглотить их.

И тут Вольке пришла в голову шальная мысль. А что, если именно здесь, в кабинете Петра Иваныча, воспользовавшись отсутствием Хоттабыча, попробовать сдать Варваре Степановне экзамен?

— Ни-ни-ни! — замахал руками Пётр Иваныч. — Ни в коем случае не рекомендую. Пусть лучше несколько денёчков отдохнёт. География от него никуда не убежит.

— Что верно, то верно, — облегчённо промолвила учительница, довольная, что всё в конечном счёте так благополучно обошлось. — Иди-ка ты, дружище Костыльков, до дому, до хаты и отдыхай. Отдохнёшь хорошенько — приходи и сдавай. Я уверена, что ты обязательно сдашь на пятёрку… А вы как думаете, Пётр Иваныч?

— Такой богатырь? Да он меньше чем на пять с плюсом ни за что не пойдёт!

— Да, вот что… — сказала Варвара Степановна. — А не лучше ли будет, если кто-нибудь его проводит до дому?

— Что вы, что вы, Варвара Степановна! — всполошился Волька. — Я отлично сам дойду.

Не хватало только, чтобы провожатый столкнулся носом к носу с этим каверзным стариком Хоттабычем!

Волька выглядел уже совсем хорошо, и учительница со спокойной душой отпустила его домой. Навстречу ему бросился швейцар:

— Костыльков! Тут с тобой дедушка приходил или кто, так он…

Но как раз в это время из стены появился старик Хоттабыч. Он был весел, очень доволен собой и что-то напевал себе под нос.

— Ой! — тихо вскрикнул швейцар и тщетно попытался налить себе воды из пустого графина.

А когда он поставил графин на место и оглянулся, в вестибюле не было ни Вольки Костылькова, ни его загадочного спутника. Они уже вышли на улицу и завернули за угол.

— Заклинаю тебя, о юный мой повелитель, — горделиво обратился Хоттабыч, нарушив довольно продолжительное молчание, — потряс ли ты своими знаниями учителей своих и товарищей своих?

— Потряс! — вздохнул Волька и с ненавистью посмотрел на старика.

Хоттабыч самодовольно ухмыльнулся.

Хоттабыч просиял:

— Я другого и не ожидал!.. А мне было показалось, что эта почтеннейшая дочь Степана осталась недовольна широтой и полнотой твоих познаний.

— Что ты, что ты! — испуганно замахал руками Волька, вспомнив страшные угрозы Хоттабыча. — Это тебе только показалось.

— Я бы превратил её в колоду, на которой мясники разделывают бараньи туши, — свирепо заявил старик (и Волька не на шутку струхнул за судьбу своей классной руководительницы), — если бы не увидел, что она оказала тебе высший почёт, проводив тебя до самых дверей класса, а затем и чуть ли не до самой лестницы! И тогда я понял, что она по достоинству оценила твои ответы. Мир с нею!

— Конечно, мир с нею, — торопливо подхватил Волька, у которого словно гора с плеч свалилась.

За несколько тысячелетий своей жизни Хоттабыч не раз имел дело с загрустившими людьми и знал, как улучшить их настроение. Во всяком случае, он был убеждён, что знает: надо человеку подарить что-либо особенно желанное. Только что подарить?

Случай подсказал ему решение, когда Волька обратился к одному из прохожих:

— Извините, пожалуйста, разрешите узнать, который час.

Прохожий кинул взгляд на свои наручные часы:

— Без пяти два.

— Спасибо, — сказал Волька и продолжал путь в полном безмолвии.

Молчание прервал Хоттабыч:

— Скажи мне, о Волька, как этот пешеход, не глянув на солнце, столь точно определил время?

— Ты же видел, он посмотрел на свои часы.

Старик в недоумении поднял брови:

— На часы?!

— Ну да, на часы, — пояснил Волька. — Они у него были на руке… Такие кругленькие, хромированные…

— Почему же таких часов нет у тебя — достойнейшего из спасителей джиннов?

— Мне ещё рановато иметь такие часики, — смиренно отвечал Волька. — Годами не вышел.

— Да позволено будет мне, о достойнейший пешеход, осведомиться, который теперь час, — остановил Хоттабыч первого попавшегося прохожего и впился глазами в его наручные часы.

— Без двух минут два, — отвечал тот, несколько удивлённый необычной витиеватостью вопроса.

Отблагодарив его в наиизысканнейших восточных выражениях, Хоттабыч с лукавой усмешечкой обратился к Вольке:

— Да будет позволено мне, о лучший из Волек, осведомиться и у тебя, который час.

И вдруг на Волькиной левой руке засверкали точь-в-точь такие же часы, как у того гражданина, но только не из хромированной стали, а из чистейшего червонного золота.

— Да будут они достойны твоей руки и твоего доброго сердца, — растроганно промолвил старик, наслаждаясь Волькиной радостью и удивлением.

Тогда Волька сделал то, что делает на его месте любой мальчик и любая девочка, когда они впервые оказываются владельцами часов, — он приложил часы к уху, чтобы насладиться их тиканьем.

— Э-э-э! — протянул он. — Да они не заведены. Надо их завести.

Волька попытался вертеть заводную головку, но она, к величайшему его разочарованию, не вертелась.

Тогда Волька вынул из кармана штанов перочинный ножик, с тем чтобы открыть крышку часов. Но при всём старании он не мог найти и признаков щели, куда можно было бы воткнуть лезвие ножа.

— Они из цельного куска золота! — хвастливо подмигнул ему старик. — Я не из тех, кто дарит дутые золотые вещи.

— Значит, внутри у них ничего нет? — разочарованно воскликнул Волька.

— А разве там что-то должно быть, внутри? — забеспокоился старый джинн.

Вместо ответа Волька молча отстегнул часы и вернул их Хоттабычу.

— Хорошо, — кротко согласился тот. — Я тебе подарю такие часы, которые не должны иметь ничего внутри.

Золотые часики снова оказались на Волькиной руке, но сейчас они стали тоненькими, плоскими. Стекло на них исчезло, а вместо минутной, секундной и часовой стрелок возник небольшой вертикальный золотой шпенёчек в середине циферблата с великолепными, чистейшей воды изумрудами, расположенными там, где полагалось быть часовым отметкам.