Никольская Олеговна - Приключения чёрной таксы Страница 5

— У человека нос разве что для красоты приделан, оказывается.

— Ой, что это? — Лада неистово завертелась волчком.

— Глупая, это же твой хвост! Какой он у тебя мускулистый!

— Ты, я вижу, совсем освоилась.

— Я и в туалет успела сходить, — похвасталась Собакевич. — Правда, неловко на улице и зябко с непривычки. Ладно, нам пора, не ровён час — застукают.

— А как же Франя? — Лада вдруг разом всё вспомнила.

— С твоим псом всё нормально, а вот с нами — как раз наоборот. Пошли, дорогой всё расскажу.

Луна светила в спину, и тени бежали впереди странными укороченными силуэтами.

Юлька рассказывала о том, как, оставив Ладу одну, она повернула назад. Но по дороге домой в ней заговорила совесть. Что делать, пришлось вернуться.

Ужасно труся, Юлька двинула на свет. Когда она добралась до пещеры и заглянула внутрь, какая-то нелепая собачонка уже отчитывала Ладу почём зря на человеческом языке с английским акцентом. А потом случилось то, что случилось. Между прочим, Лада чуть не сшибла Юльку с ног, когда пронеслась мимо, на улицу.

К несчастью, чары мадам Кортни коснулись и самой Собакевич. Но кровожадная мадам этого не заметила, чем девочка и не преминула воспользоваться. Дрожа от страха и глотая слёзы, Юлька затесалась в собачью толпу и продолжила наблюдение.

Кинувшихся вслед Ладе ротвейлеров мадам Кортни остановила и весь гнев спустила на Франта. Будучи особой вспыльчивой, но отходчивой, она быстро оттаяла, строго наказав не возвращаться Франту домой. Отныне он становится личным телохранителем Кортни и будет сопровождать её по всему свету. Впрочем, Франт не обрадовался вдруг свалившемуся на него счастью. Отнюдь, пёс умолял снять с Лады заклятие, взамен предлагая превратить себя в кошку. Но президент Пёсфедерации была непреклонна.

— Знаешь, она произнесла какую-то непонятную фразу, — Юлька поморщилась. — «Если девчонка сумеет стать настоящей собакой, она вновь будет человеком». Да, кажется так… Ой, совсем забыла! Пекинес там один анекдот рассказал. Встречаются две собаки. Одна говорит: «Я — ДОБЕРМАН-ПИНЧЕР!!!» А вторая смущённо так: «А я просто пописать вышел…»

— Что это значит?! — рявкнула Чернышёва.

— Чего ты, чего? — левретка попятилась.

— Что значит «станет настоящей собакой»?

— Откуда мне знать? Я всё слушала, слушала — надеялась, что она объяснит. Но тут появился этот Аглик и объявил, что церемония переносится на завтра… Кстати, знаешь, кого я там встретила? Ни в жизнь не поверишь! Бабаха — пуделя Ленки Арбузовой! Он мне глазки строил, представляешь? Я от стыда чуть сквозь землю не провалилась! Помнишь, мы его дразнили: «Бабах в гарнитуровых штанах», когда Ленка его постригла? Да-а… Сейчас у них там пир горой, а мы… У меня такие планы на вечер были… — у Юльки вдруг затрясся нос.

— Не плачь, — настала Ладина очередь успокаивать подругу. — Мы что-нибудь обязательно придумаем. Говоришь, завтра у них продолжение?.. Значит, мы вернёмся и будем молить мадам о прощении.

Но этому не суждено было сбыться. Для новоиспечённых таксы и левретки всё только начиналось…

ГЛАВА 7

В плену

А в городе всё шло своим чередом. Вечернее солнце светило, не жалея сил, как волшебник, превращая снег в ручьи. Рабочий день на птичьем рынке подходил к концу. Продавцы сворачивали свой лающий и мяукающий товар.

Если бы случайный прохожий обратил внимание на двух собак, бегущих между прилавками трусцой, он наверняка бы пришёл в замешательство.

Одна почти не вызывала подозрений — семенила бодро, на ходу роясь носом в мусоре и с явным наслаждением распугивая воробьёв. Завидев лужу, собака останавливалась и подолгу рассматривала в ней своё отражение. Другая же трусила через рынок, поминутно оглядываясь, чихая и зажимая хвост между лапами.

— Смотри! — Юлька встала как вкопанная.

Невдалеке у мясной лавки околачивалась свора дворняг. Псы с клочьями свалявшейся шерсти на боках ловили носами пьянящий колбасный дух. Облезлые, они с тоской заглядывали в оконце. Вдруг из него высунулся розовощёкий мясник и швырнул в сугроб кусок требухи. Рыча и отпихивая друг друга, собаки с жадностью набросились на подачку. Почуяв новеньких, они заворчали и оскалили зубы, а самая мелкая залилась истеричным лаем.

— Давай обойдём, — левретка поёжилась. — Не знаю, как ты, а я чувствую себя без штанов, мягко говоря, неуютно. Такое ощущение, что все на меня пялятся.

— В шкуре чау-чау было бы потеплей, — согласилась такса. — Как думаешь, нам завтра сильно в школе влетит?

— А то! — Юлька ещё раз с омерзением обнюхала себя.

— Гляди, какие экземпляры! — пробасил кто-то сверху.

Заболтавшись, подруги не заметили, как очутились в собачьем ряду. Задрав морды, они увидели толстого мужчину в меховом тулупе. Мужчина схватил Ладу за шкирку. — Без ошейника! Ты чья, красотка?

— Отпустите меня! — Чернышёва неистово закрутилась в руках у хама.

— Мерзавец! — Собакевич яростно вцепилась ему в ногу.

— Сашка, оттащи эту бешеную — валенок прокусит!

Кто-то бесцеремонно поднял левретку вверх тормашками прямо за хвост.

— Сажай сюда скорее! — мужчина распахнул дверцу клетки, и собаки оказались в заточении.

Обезумев от ужаса, они принялись бросаться на прутья.

— Смотри, Петрович, какой темперамент! — восхитился Сашка.

— Пожалуй, ценный товар — как шерсть-то блестит.

— Спрячь их пока. Псины хозные, породистые, не ровён час, искать их начнут.

— Пускай! — отмахнулся Петрович. — А я объявленьице дам: нашёл, мол, собачек. Хотите, чтоб вернул, выкуп пожалуйте. Мужик я не жадный: пятьсот с носа — и вот они, ваши питомцы любезные.

— Это вымогательство, — покачал головой Сашка.

— Не суди да не судим будешь, — сказал Петрович, с нежностью укутывая клетку грязной тряпкой. — Пойду я, хорошо сегодня поторговали.

— Отпустил бы ты их. Чует моё сердце, горя с ними нахлебаешься…

— Не каркай!

— Ну вот мы и дома, — мужчина вынул из кармана увесистую связку ключей. — Сейчас устрою вас по высшему классу!

Сквозь зарешёченную дверцу в сумерках собаки разглядели старый сарай. В дощатых стенах чернели дыры, крыши не было и в помине — только редкие клочки соломы прикрывали полусгнившие балки.

— Ничего не скажешь — шикарный отель! — ухмыльнулась Юлька.

Петрович навалился на дверь, и та со скрипом подалась. Собаки очутились в темноте.

— Опять свет вырубили, — мужчина лязгнул ключами и вытряхнул бедняжек из клетки.

Больно ударившись, собаки оказались на холодном земляном полу.

— Не мандражируйте, вы тут ненадолго. Посидите денька два, а там, глядишь, и хозяева ваши объявятся. На сухарик, — мужчина ткнул таксе в нос заплесневелый сухарь.

Чернышёва ощерилась.

— Лезешь в волки, а хвост собачий! — пожурил её Петрович. — Двое суток без харчей помыкаетесь, посмотрим тогда, как запоёте! — с размаху он захлопнул решётку новой собачьей тюрьмы. — Сидите тихо, не то Кузьму Никифоровича позову.

— Киднепинг — уголовно наказуемое преступление! — крикнула Собакевич мужчине вслед. — Надо срочно выбираться отсюда, — Юлька забегала по клетке в надежде найти какую-нибудь лазейку.

— Разве не видишь, это форт Боярд… — такса уныло улеглась калачиком на пол.

— Я вообще ничего не вижу — темно, как в гробу!

— Юля, что это?.. — голос Чернышёвой дрогнул.

Собакевич недоуменно уставилась на перекошенную морду подруги и, следуя за её взглядом, обернулась.

Из глубины сарая, не мигая, на собак смотрели несколько пар глаз. Разглядеть обладателей пристальных взглядов было невозможно.

— Не бойтесь, — раздался печальный голос. — Мы не причиним вам вреда.

— В-вотещё! Ничего мы н-не боимся! — заикаясь проговорила Юлька. — А вы к-кто?

— Несчастные жертвы шантажиста Николая Петровича Пынтикова, профессионального вора-собачника с двадцатилетним стажем, — ответил всё тот же грустный голос.

Подруги пристально всматривались во мрак, из которого постепенно выступали чёрные худосочные силуэты.

Собак было не больше десятка. Низенькие и высокие в холке, но одинаково стройные и поджарые, как велосипеды, они сидели понуро, запертые каждая в свою клетку.

— Разрешите представиться — Гуся, — с вселенской тоской молвил седой ризеншнауцер.

— Юлия Собакевич, а это… — левретка осеклась. — Лада. Просто Лада, — на всякий случай она стала расшаркиваться. — А мы уж, грешным делом, подумали, что нас кинули на съедение крысам.

— Пынтиков Николай не из тех, кто бросает деньги на ветер, — пропел мелодичный голос. — Меня зовут Лайла, необычайно рада знакомству.