Алексей Караулов - Список Запрещенных Детей Страница 5

Коля опять ничего не понимал, но согласно кивал, не думая о том, что это, вообще-то, глупо – кивать человеку, который идет впереди, спиной к тебе. Дойдя до угла, Олег обернулся к нему:

– Или, если хочешь, иди домой прямо сейчас. Скважину я тебе открою. Когда я тебя сюда звал, не думал, что ты согласишься. Просто так сказал. И что сам так испугаюсь, тоже не думал. Тебя я трусом считать не буду, ты не переживай. Вот. Думай, короче.

– А чего тут думать? Ты мне еще не показал ничего. Позвал, а сам испугался. Я только свалку твою и видел. Тоже мне, Верхний Мир…

– То есть, хочешь папу моего ждать, а потом в город идти? Уверен?

Коля кивнул. Любопытства в нем уже почти не осталось, но отступать было глупо. Он знал: если сейчас расстаться с Олегом – тот больше не придет. А может, и дыру в небе как-нибудь замурует, чтобы Коля сам к нему не проник. И это будет даже не трусость. Чего уж там. Если их за это наказывают…

Первый этаж, бывший год назад рестораном, глядел на них сонными, захватанными окнами. Они дошли до подъезда, не встретив ни одного прохожего. Коля вслух удивился этому. «У нас район такой, все на работе сейчас», – коротко ответил Олег.

Прежде чем нырнуть за своим провожатым в подъезд, Коля еще раз посмотрел на здание Министерства Изучения. Он не мог поверить, что эта громада принадлежит какому-то чужому миру, что она построена посреди неба и нависает над улицами Москвы, невидимая ее обитателям. Уж очень она была похожа на высотки его родного – нижнего – города.

От верхушки шпиля вдруг отделилось несколько темных пятнышек. Коля как-то летом видел парашютистов, прыгавших с Останкинской башни, и решил, что здесь, в Верхнем Мире, находятся такие же безумцы. Но точки, нырнув на несколько метров (а может, на несколько десятков метров; с такого расстояния оценить высоту Министерства было почти невозможно), вдруг резко взмыли вверх и разлетелись в разные стороны.

– Илартами любуешься? – Олег, успевший скрыться в подъезде, снова высунулся наружу.

– Чем? – Коля решил, что ослышался.

– Иларты. Это сокращение. Индивидуальные летательные аппараты на ракетной тяге. Или реактивной, я не помню… Отец говорит, раньше такие у всех были, а теперь только людям из Минизуча разрешают летать. Я даже хотел после школы туда идти, но мне из-за зрения нельзя в пилоты, как выяснилось… А ты что так вздрогнул, когда я «иларты» сказал?

– Да так. Послышалось просто.

Объяснять было бесполезно. Да и не хотел он ничего объяснять, потому что сам не понимал, как такое возможно. Но Илартой в его мире звали одну девочку, переехавшую в Москву из Осетии. Когда-то звали. Он даже не знал, имя это или фамилия. Придя в их школу, в их класс, девочка для простоты (а может, скрываясь от каких-то преследователей, – ходил по классу и такой слух) сразу же попросила называть ее Ирой. Само это сочетание звуков, «Иларта», он слышал от нее только один раз.

Сегодня утром, когда провожал ее до машины…

Такое ощущение, что с тех пор прошло часов сто, не меньше.

– А ты летчиком хочешь стать, да? – спросил Коля, топчась в лифте, просто чтобы отвлечься от мыслей о девочке.

– Да не, не очень. Просто я хотел в одно место слетать. У министерских есть разрешение, а остальных фиг пустят.

– Это куда?

– На море, – помявшись, ответил Олег.

– Да ладно! Ты там не был ни разу, что ли?

Лифт шел, издавая скрежет, так что им приходилось повышать голос. Из-за этого Колин возглас, вырвавшийся уже после остановки кабины, прозвучал чересчур громко. Олег смутился.

– Не был. Туда не пускают, говорю же. Типа край может обрушиться. А мне, понимаешь, папа в детстве столько всего рассказывал про море. Они туда часто с мамой ездили, пока запрет не вышел…

– Подожди, – Коля решил, что ослышался, – у вас что, здесь море? Здесь, в Верхнем Мире? И не утекает вниз?

– Да нет, я же объясняю: там край. Это как бы ваше море, просто у нас как раз над берегом все обрывается. Заканчиваются опоры, на которых наш мир стоит. Там обрыв, маскировки нет до самого горизонта, и море внизу. Далеко внизу. Я фотки видел. Красиво.

Коля попытался это вообразить и ужаснулся. Край Мира представлялся ему чем-то вроде заброшенной стройки: гигантская стена и бетонный обрыв с торчащей из него арматурой. А внизу – вода, так далеко, что начинает кружиться голова. Брр!..

Он вошел за Олегом в квартиру, и в глаза сразу бросилось почти полное отсутствие мебели, да и вообще всего. Немного обуви, разбросанной по полу. Зеркала на стенах. В комнате, не отделенной от прихожей дверью и отлично просматривающейся, – одинокие стул и стол. Вот бы у них дома было так же! Но нет, мама вечно натащит всякого хлама.

Олег, не сделав даже попытки как-то представить ему квартиру, сказать «сюда проходи» или «а здесь у нас то-то и то-то», сразу направился в комнату и стал рыться в ящиках стола. К тому времени, как Коля снял обувь и отчаялся найти себе тапки, он уже вернулся с фотографией:

– Вот, смотри. Это край, а тут – море!

Снимок был в целом невзрачный, но вид оказался не таким жутким, как представлялось Коле. Край и впрямь был бетонным, но ровным. Вода сверкала далеко внизу, но страха не вызывала. Будто смотришь на реку с высокого моста или если на площадке возле маяка стоять. Коля как-то ездил с родителями в Южную Африку и поднимался на мыс с маяком. Хотя ему было уже одиннадцать, его всю дорогу держали за руку. И наверху, на каменном пятачке, забитом туристами, тоже. Это унижало, но в остальном ощущения были супер. Возле края, наверное, так же…

– А купаться где? – спросил он Олега.

– Нигде. А зачем? Мне бы посмотреть просто. Закат, например. Папа говорит, это вообще шикарное зрелище.

– Да, я видел.

Глаза под нечесаной светлой челкой хитро сверкнули.

– Ни фига ты не видел.

– В смысле?

– Не видел ты заката! – с ухмылкой повторил Олег. – Ты думаешь, у меня папа там ерундой занимается, в министерстве своем? Ваша погода: солнце, тучи и все такое – это все не по-настоящему. Это у нас тут делается. Это часть маскировки!

Коля все еще смотрел с непониманием. Мальчик взял его за руку и повел в комнату, где стал тыкать пальцем в какие-то скучные схемы, нарисованные фломастером прямо на стенах:

– Вот. Вот. И вот. Это погодные установки. Блин, приехал бы ты к нам на дачу, я бы тебе показал, там в теплице у нас такая! Короче, когда у нас дождь, в смысле, над Верхним Миром – эти установки собирают воду и сбрасывают вниз в виде дождя. То же самое со снегом, и с тучами, и вообще со всем. А ваше солнце – вообще запись! Картинка, в смысле. Я, конечно, не знаю точно, как это делают, но закатов у вас там нет! Они у нас все! То есть, – вдруг поскучнел Олег, – были у нас. Пока тут всем не запретили к морю летать. А в городе их не видно…

– Подожди. Как это: солнце – запись? Оно же не только светит, там же тепло еще идет!

– Ну, не знаю. Может, тепло тоже вниз передается как-то… Я в этом так хорошо не разбираюсь, говорю же!

– Ну ладно, допустим. Но ты же сам сказал, что вашего мира над морем нет. Там же край! Значит, и небо должно быть настоящее, и солнце тоже! Что, скажешь, нет?

Коля внутренне ликовал! Он смог так быстро найти нестыковку в этих страшных словах и отстоять, защитить свой кусочек воспоминаний, свой закат над морем, а с ним и весь Нижний Мир – от нападок чужака, почти врага, решившего похвастаться отцом и какими-то схемами.

«Враг», впрочем, не выглядел ни поверженным, ни хотя бы сбитым с толку. Он, казалось, вообще не слышал триумфатора. Вцепившись взглядом во что-то, лежащее на столе среди книг, Олег сделал неопределенный жест, означавший то ли капитуляцию, то ли призыв к тишине: поднял обе руки и слегка потолкал ладонями воздух. Затем взял со стола лист бумаги.

– Что там? – спросил Коля с неудовольствием.

– Записка. От папы. Ты тут посидишь один минут пятнадцать-двадцать? Срочное дело… Хотя странно, конечно, – добавил он, скомкав послание и сунув бумажный шарик в карман. – Папа мне никогда раньше записок не оставлял. Всегда звонил. Очень странно…

---

Уже в прихожей, расправившись с обувью, Олег сам же и придумал объяснение истории с запиской:

– Понятное дело, я полдня внизу у вас провел, там телефон не ловит, вот он и решил записку оставить, когда меня дома не застал. Ты подожди, ладно? Я быстро. Трубку не снимай, если звонить будут, а так – что хочешь, то и делай.

– Я разберусь…

Олег, насвистывая, ушел, а Коля уселся на стул. Заходить в остальные комнаты он не решился: это было по меньшей мере невежливо, да и боязно как-то.

От нечего делать он взялся листать книги. Они лежали на столе такой грудой, что трудно было даже понять, кто владелец того или иного томика – Олег или его отец. Коля на минуту вспомнил порядок, который царил у них дома. Порядок ухоженного чердака: пыльный, удушливый, минимум с тысячей вещей, которые никто никогда не возьмет в руки и которые вообще не предназначены для того, чтобы их брать. Эти вещи, сколько он себя помнит, просто стояли, каждая строго на отведенном ей месте. И еще Коля подумал, что Олег, вероятно, живет без мамы. Эта мысль смутила его. Он понял, как плохо, в сущности, знает еще своего нового приятеля. Попытался вспомнить, говорил ли что-нибудь мальчик из Верхнего Мира о своей маме. Да, кажется, говорил. Но только в прошедшем времени. Он еще раз окинул взглядом комнату, но не увидел ни одной женской фотографии – ни на стенах, ни на столе. Потому вздохнул и взял книгу.