Анн Плишота - Лес потерянных Страница 5

— Это и есть Вкартинивание, да? — продолжила Окса. — Гюс заперт в картине вместе с Реминисанс!

Хрупкая Жанна застонала и покачнулась на стуле. Сидевший рядом с ней супруг в ярости сжал кулаки.

— Гюс не может быть вкартинен… — дрогнувшим голосом произнес он.

— Реминисанс-то вкартинили! — фыркнула Драгомира.

— Может, были причины ее вкартинить, — отрезал Абакум. — Но Гюс… Это невозможно, говорю же!

— Почему? — пылко возразила Окса. — Ты же сам видишь, что иного объяснения нет!

— Юная Лучезарная глаголет истину, — вмешался один из Фолдинготов, широко раскрыв глаза. — Должны все Беглецы принять уверенность в сердца свои об этом: друг Юной Лучезарной подвержен был Вкартиниванию, открытие сие трагичности полно, но истина в нем безусловная сокрыта.

— Спасибо, Фолдингот, — Драгомира потрепала по желтой шевелюре своего верного домового. — Боюсь, нам нужно признать очевидное. Я потрясена, что подобное произошло… Кто-нибудь из вас может это объяснить? Нафтали? Брюн? Вы ведь до Великого Хаоса были Служителями Помпиньяка, вы знаете что-нибудь о том, каким законам подчиняется Вкартинивание? Я была еще такой маленькой, когда нам пришлось бежать из Эдефии… Единственное, что помню — только справедливое решение позволяет вкартинить тех, кто допустил серьезные проступки или совершил преступление. Это ведь своего рода тюремное заключение, верно?

— О… ну да, в принципе, — кивнул Нафтали Кнуд, огромный лысый швед. — Но это не просто обычное заключение. Вкартинивание — это мощное волшебство, очень сложное. И эта сложность и гарантирует его надежность и безошибочность. Потому-то, мягко говоря, я весьма удивлен происшедшим, друзья мои.

— Что ты имеешь в виду? — Драгомира прищурила внимательные синие глаза.

— Я имею в виду, что, если человек осужден ошибочно, процесс немедленно прерывается.

— То есть юридическая ошибка исключена? — уточнила Окса.

— Да, — гортанным голосом заявил Нафтали. — Но позвольте объяснить… бывает, люди совершают очень скверные поступки по отношению к другим. Из зависти, от отчаяния или по глупости. В Эдефии общество базировалось на справедливости и гармонии, и это позволяло избегать такого рода проступков. Прибыв Во-Вне, мы обнаружили тут мир, куда более склонный к недоброжелательности — ну, по крайней мере, таким мы его ощутили, где некоторые готовы пожертвовать свободой ради денег, славы или любви. Не говоря уже о главах государств, способных передраться друг с другом и подвергнуть жителей своих стран смертельной опасности из-за политических или религиозных разногласий… Нас всех ввергло в шок открытие, насколько мало тут ценится жизнь, потому что в Эдефии жизнь — ключевое понятие, обуславливающее и управляющее повседневным бытием всех и каждого. Тем не менее иногда случалось, что кое-кто пренебрегал этими фундаментальными ценностями. Как и Во-Вне, в Эдефии тоже случались заговоры и убийства… С той разницей, что такие деяния там были чрезвычайно редкими…

— До Великого Хаоса… — перебила Окса.

— Верно, — кивнул Нафтали. — Великий Хаос был проявлением такой жестокости, с которой нам никогда не доводилось доселе сталкиваться. И мы оказались совсем не готовы к этому. Это и было нашей основной слабостью, причиной нашего поражения. Добро и Справедливость не смогли победить Зло.

Массивный швед немного помолчал, устремив свои изумрудные глаза на подрагивающие руки жены. Брюн нервно теребила серебряные кольца, унизывавшие ее длинные пальцы. Она взглядом подтолкнула мужа продолжать.

— Вполне возможно, человек далеко не такое хорошее существо, как нам бы этого хотелось, — продолжил Нафтали. — Некоторые да, безусловно. И доброта — не прирожденное свойство. Она обретается с годами, передается, ей учатся, быть может… Живя тут, Во-Вне, я много размышлял над этим: в этом мире доброте приходится нелегко, потому что все против нее. В Эдефии это поняли в незапамятные времена. Именно потому Эдефия и базируется на выработанных веками принципах доброжелательности. Эти принципы передавались из поколения в поколение, с каждым разом все легче завоевывая сердца, поскольку на всех уровнях все этому способствовало. Но, как я уже сказал, доброта — не врожденное свойство, и, несмотря на усилия большинства, некоторые оказались способны на жестокость, а кое-кто даже на убийство…

— Марпель… — пробормотала Окса. — Тот, что убил Гонзаля, чтобы украсть у него Этернитаты…

— Да, Марпель — отличный пример, — подтвердил Нафтали. — Точнее, плохой пример. Еще будучи ребенком, он демонстрировал скверный характер. Совершенно не желая прилагать ни к чему усилий, ни во благо общества, ни для себя самого, он хотел получить все, ничего не давая взамен. Став взрослым, он начал воровать, сперва втихую, а потом бить тех, кто оказывал сопротивление. Ювелирная мастерская стала жертвой его последнего ограбления, и именно после этого Марпеля вкартинили. И его наверняка вкартинили бы снова за убийство старого Гонзаля. Но это уже другая история… Вкартинивание, в отличие от тюремного заключения, принятого Во-Вне, вынуждает того, кого ему подвергли, уйти от мира, чтобы стать лучше. В Эдефии нельзя избежать наказания за свои проступки, там не выплачивают штрафов: мы полагаем, что единственная возможная расплата — усовершенствовать то, что можно улучшить.

— А… а если плохое ВСЕ? — поинтересовалась Окса. — Если нет ничего хорошего?

— Даже самого скверного человека можно исправить, лапушка! — заявила Драгомира.

Нафтали и Брюн с большим недоверием хмуро переглянулись.

— Я далеко не такая идеалистка, как твоя бабушка, Окса, — заявила Брюн. — Но да, в Эдефии мы были убеждены, что нужно трудиться над положительными качествами, которые более или менее есть у каждого. Это и есть основная цель Вкартинивания.

— Значит, у Марпеля имелись такие качества? — спросила Окса.

— Ну конечно!

— И какие же? Пример можешь привести?

— Нет… — признала Брюн.

— Как это? Его вкартинили, а ты не знаешь, в чем он стал лучше? Фигня какая-то!

Несмотря на всю трагичность ситуации, все улыбнулись, глядя на возмущенную Оксу.

— Совершивший проступок не обязан демонстрировать окружающим доказательства своего внутреннего совершенствования, — вмешался Фолдингот. — Вкартинивание задает испытание, а Сердцевед проводит оценку.

Окса прищелкнула языком и наморщила лоб.

— Извини, Фолдингот. Обычно я тебя понимаю, но на сей раз не поняла ничегошеньки…

— В этом и заключается сложность Вкартинивания, — продолжил Нафтали. — Когда кого-то застигают на месте преступления, его приводят к Лучезарной, и та подвергает его Чарам Вкартинивания. Разворачивают Схлоп-Холст — волшебную ткань, сотканную Феями Без-Возраста, и закрепляют ее на раме. Проступок оглашается вслух и записывается на Схлоп-Холсте. Потом совершивший проступок дует на эти слова, его дыхание впитывается в ткань и достигает Сердцеведа. Сердцевед — дух Схлоп-Холста. Он — его ядро и хозяин.

Как только до Сердцеведа доходят дыхание осужденного и описание его проступка, он проникает в душу оступившегося, тщательно ее обозревает, изучая самые потаенные уголки, а потом, после долгих часов размышлений, решает, заслуживает ли этот человек Вкартинивания или нет. Если да, он создает череду испытаний, целью которых является усовершенствование качеств, которые еще можно улучшить в этом человеке. Испытания записываются внутри Схлоп-Холста, и холст начинает готовиться к приему преступника, портрет которого мало-помалу начинает проступать на ткани холста. А потом его вкартинивают, то есть втягивают внутрь картины, после того, как он подтвердит свою личность, а именно капнув капельку своей крови на холст. Если он преодолеет испытания, заготовленные для него Сердцеведом, если ему удается побороть собственных демонов и проявить свои лучшие качества, он освободится.

В комнате повисло изумленное молчание. Присутствующие затаили дыхание, обмениваясь встревоженными взглядами.

И снова Окса задала главный вопрос:

— А Сердцевед может ошибаться?

Она покосилась на родителей Гюса, больше всех ждавших на него ответа.

— Это невозможно… — с трудом произнес Нафтали. — Сердцевед никогда не вкартинивает невиновных…

— Почему ты так в этом уверен? — не отставала Окса.

— Мне довелось не единожды присутствовать при испытании чарами Вкартинивания, — ответил Нафтали. — И Сердцевед не ошибся ни разу. Даже когда все мы были убеждены в виновности кого-то, иногда оказывалось, что мы не правы. И должен сообщить еще одну немаловажную деталь: за всю историю Эдефии были вкартинены лишь те, кто покусился на жизнь другого.

— Но Гюс в жизни никого не убил! — в панике воскликнула Окса. — Так за что?! Почему его вкартинили?