Филип Пулман - Северное сияние Страница 50

Лира сказала:

— Послушайте, вам лучше пойти подежурить на всякий случай. Билли, ты иди туда, а ты, Роджер поглядывай в том направлении, которым мы пришил. Мы не станем тут долго болтать.

Они отбежали, делая, как она велела, а Лира повернулась к деймону.

— Почему ты пытаешься туда забраться? — спросил гусь.

— Из-за того, что тут вытворяют. Они отнимают… — Лира понизила голос, — Они отнимают деймонов от людей. От детей! И я подумала, что, может быть, они проделывают это именно здесь. Так или иначе, здесь что-то таится, и я как раз собиралась на это взглянуть. Но дверь заперта…

— Я в силах ее открыть, — сказал гусь и пару раз взмахнул крыльями, поднимая вихрь снега перед дверью; как только он это проделал, Лира услышала, как что-то в замке повернулось.

— Входи осторожно, — сказал деймон.

Лира потянула застревающую в снегу дверь и проскользнула внутрь. Деймон-гусь пошел за ней. Пантелеймон был взволнован и напуган, но, не желая показывать свой страх перед деймоном ведьмы, он прильнул к груди Лиры, устроив себе прибежище среди ее мехов.

Как только глаза Лиры привыкли к освещению, она увидела причину его страхов.

Вокруг них на стенах повсюду стояли стеклянные коробки с оторванными от детей деймонами: призрачные силуэты котов, птиц, крыс или кого-нибудь еще, растерянные, напуганные и бледные, как дым.

Деймон колдуньи издал крик ярости, а Лира покрепче прижала к себе Пантелеймона, приговаривая: «Не смотри! Не смотри!»

— Где дети этих деймонов? — сотрясаясь от ярости, спросил деймон-гусь.

Напуганная Лира рассказала ему о случайной встрече с Тони Макарией и посмотрела через плечо на несчастных деймонов-узников, которые подались вперед, прижимая мордочки к стеклу. Лире слышны были слабые вскрики боли и отчаяния. В тусклом свете маломощной анбарической лампочки она разглядела, что на каждой коробке есть табличка с именем, и — вот она, пустая коробка с именем Тони Макарии. Кроме нее пустовало еще четыре или пять.

— Я хочу выпустить этих несчастных! — решительно сказала она. — Я разобью стекло и освобожу их!

Она огляделась в поисках чего-нибудь, чем бы это сделать, но в помещении было совершенно пусто. Деймон-гусь велел:

— Подожди!

Он как-никак был деймоном ведьмы, к тому же гораздо сильнее и старше ее. И ей пришлось подчиниться.

— Мы должны сделать так, чтобы эти люди решили, будто кто-то забыл запереть клетки и замкнуть за собой дверь, — пояснил он. — Думаешь, твоя маскировка долго останется нераскрытой, после того как они увидят битое стекло и следы на снегу? Мы должны продержаться до прихода бродяжников. А теперь делай в точности как я скажу: набери пригоршню снега и, я скажу когда, сдуй немного на каждую клетку по очереди.

Она выбежала наружу. Роджер и Билли все еще стояли начеку, а с площадки по-прежнему доносились визги и смех — прошло-то всего около минуты.

Обеими руками она зачерпнула охапку рассыпчатого как сахарная пудра снега и вернулась, чтобы сделать, как велел гусь. Как только она сдула немного снега на каждую клетку, из горла гуся послышался клекот, и замок на клетке сам собой отомкнулся.

Справившись со всеми замками, она подняла крышку первой клетки, и оттуда выпорхнула бледная тень воробья, но, не в силах полететь, рухнула на землю. Гусь мягко выпрямил и поднял ее своим клювом, и воробышка превратилась в пошатывающуюся сбитую с толку мышь. Пантелеймон спрыгнул на пол, чтобы ее поддержать.

Лира действовала быстро, и через несколько минут свободными были уже все деймоны. Они скучились у ее ног, некоторые заговаривали с ней, некоторые даже пытались ухватить ее за гамаши, хотя табу по-прежнему удерживало их от этого. Она их понимала; бедняжки, они так соскучились по крепкому надежному теплу тела своих людей; подобно Пантелеймону, они так хотели прижаться к кому-то, чтобы почувствовать чье-то сердцебиение.

— Теперь, Лира, — велел гусь. — Ты должна бежать и смешаться с толпой остальных детей. Не теряй мужества, девочка. Бродяжники идут сюда со всей возможной скоростью. Я должен помочь этим несчастным деймонам отыскать своих людей. — Он приблизился и тихо добавил, — Но им уже никогда не стать единым целым. Они разлучены навеки. Это самое страшное деяние, которое мне приходилось видеть… Оставь как есть свои отпечатки ног; Я их замету. Поторопись же…

— О, пожалуйста! Подождите! Ведьмы. . Они в самом деле летают, правда? Мне ведь не приснилось, когда однажды ночью я видела летающих ведьм?

— Да, дитя; а что?

— Они могут потащить за собой воздушный шар?

— Несомненно, однако…

— А Серафина Пеккала придет?

— У меня нет времени объяснять тебе уклад жизни колдовских народов. В нее вовлечено слишком много политических сил, и Серафина Пеккала обязана защищать интересы своего клана. Но, возможно, то, что происходит здесь и сейчас — это часть того, что делают в каком-то другом месте. Лира, тебе нужно уже быть в здании. Беги, беги же!

Она убежала, и, Роджер, круглыми глазами наблюдающий за выползающими в двери деймонами, зашагал к ней по глубокому снегу.

— Это же… как в склепе Джордана… это же деймоны!

— Да, угомонись. И все равно, не рассказывай Билли. Никому пока не рассказывай! Давай возвращаться.

Гусь позади них хлопал крыльями, заметая снегом их следы; невдалеке толпились или же разбредались потерянные деймоны, издавая горестные крики утраты и скорби. Когда следы были укрыты, гусь обернулся к бледным созданиям, собирая их вместе. Он заговорил, и один за другим они менялись — хотя, это стоило им очевидных усилий, — пока все не превратились в птиц; они взлетали, падали и бежали за ним по снегу, как молодые неоперившиеся птенцы, и, в конце концов, отрывались от земли. Они вытянулись в рваную линию, бледную и призрачную на фоне глубокого черного неба, и медленно набрали высоту, хотя некоторые были хилыми и двигались неровно, а некоторые летели скорее вниз, чем вверх; но большой серый гусь кружил вместе с ними, поддерживая их и собирая, пока все вместе они не затерялись в бездонной черноте.

Роджер тянул Лиру за руку.

— Поторопись, — сказал он, — они почти уже собрались.

Они заковыляли прочь, чтобы присоединиться к Билли, который подзывал их, стоя на углу главного здания. Либо дети устали паясничать, либо взрослые восстановили свою власть, так или иначе, теснясь и толкаясь, все уже выстраивались в неровную очередь у парадной двери. Лира и двое ребят выскользнули из-за угла и смешались с остальными, но перед этим Лира сказала:

— Пустите среди них слух — они должны быть готовы к побегу. Они должны точно знать, где их верхняя одежда и должны быть готовы схватить ее и убираться по нашему сигналу. И пусть каждый держит это в страшной тайне, понятно?

Билли кивнул, а Роджер спросил:

— А что за сигнал?

— Пожарный звонок, — объяснила Лира. — Когда настанет время, я его выключу.

Они ожидали, пока их пересчитают. Если кто-то в Коллегии Жертвенников и собирался следить за порядком в школе, ему стоило делать это усерднее: здесь не было ни одной постоянной группы, всех детей отмечали галочкой в одном длинном списке, который, конечно же, не был упорядочен по алфавиту; из этих взрослых никто не привык держать все в своих руках. И потому вокруг царил небольшой переполох, несмотря даже на то, что больше никто уже не занимался беспорядочной беготней.

Лира наблюдала и обращала на все внимание. Все они справлялись со своими обязанностями из рук вон плохо. Во многом они были слишком неорганизованны: жаловались на пожарную тревогу, не знали, где должна храниться верхняя одежда, не могли даже заставить ребятишек выстроиться в ровную очередь; и их слабость вполне могла стать ее преимуществом.

Все почти закончилось, но тут их внимание привлекло что-то еще, и, по мнению Лиры, это было худшее, чего можно ожидать.

Как и все, Лира услышала какой-то звук. Все взоры обратились вверх и принялись выглядывать в небе дирижабль, звуки двигателя которого ясно слышались в морозном воздухе.

Пожалуй то, что он прилетел со стороны, противоположной той, куда со своей стаей улетел серый гусь, было удачей. Но это было единственным утешением. Очень скоро дирижабль можно было рассмотреть, и по толпе прошелестело возбужденное бормотание. Толстая и лоснящаяся серебристая штуковина проплыла над освещенной дорогой, вниз ударили снопы света с ее носовой части и из кабины под брюхом.

Пилот снизил скорость и принялся за нелегкий труд регулирования высоты. Лира наконец поняла, для чего требуется та крепкая мачта: это, конечно, была швартовочная мачта. Пока взрослые вели внутрь оглядывающихся назад и тычущих пальцами детей, наземная команда вскарабкалась по трапам на мачте и приготовилась присоединить швартовочные тросы. Ревели двигатели, с земли поднималась снежная поземка, и вот в окнах кабины показались лица пассажиров.