Никольская Олеговна - Приключения чёрной таксы Страница 7

— Сейчас как глаза повыцарапаю, поглядим тогда, какой я тебе товарищ… — бедным интонациями, бесцветным голосом прошипел брюнет.

— Значит, сечёшь, — удостоверилась Собакевич. — Слушай, я тебя как женщина мужчину прошу, отойди в сторонку. Не мешай порядочным собакам правосудие вершить.

— Кузьма! Помоги! — увидав любимца, завопил Николай Петрович и бодро задрыгал правой ножкой.

С улыбкой меланхолика котяра двинулся на собак.

— А он не шутит, — Юлька пошла на попятную. — Похоже, нам потребуются крепкие мышцы ног… Котик, а котик, брысь!

Но котик и не думал отступать, вместо этого он издал боевой мяв и вцепился Собакевич прямо в морду.

— Спасите, хулиганы зрения лишают!

Одним прыжком Лада подскочила к беснующемуся коту, ухватила его зубами за хвост и рванула что было сил. Кузьма заорал, но хватку не ослабил.

— Кусай его! Оторви ему хвост! Сделай хоть что-нибудь! — левретка усиленно мотала головой, пытаясь сбросить с себя Кузьму Никифоровича.

Собрав всю волю в кулак, такса с размаху двинула коту прямо в ухо. Удар получился точным и мощным — Кузьма кубарем отлетел в сторону и, ударившись головой о стену, замер.

— Сдох, — констатировала Юлька. — Гад всю красоту мне испортил!

— Ты уверена?

— Сама погляди! Слава Богу, нос не оттяпал!

— Да нет, ты уверена, что он… того? — Лада недоверчиво покосилась на лежащего ничком Кузьму Никифоровича.

— Кузьма! На кого ты меня поки-ину-ул? — плаксиво заголосил Пынтиков.

Собаки с опаской приблизились к коту. Юлька брезгливо тронула лапой бездыханное тело:

— Мертвее не бывает.

— Мя-ау-у! — взревел «мёртвый» кот, вскочил на задние лапы и, как настоящий ниндзя, провернув в воздухе немыслимый кульбит, снова атаковал левретку.

Завязалась нешуточная потасовка. Трое собак и бесноватый кот сплелись в клубок и остервенело катались по земле. Шерсть и усы летели в разные стороны.

— Вот вы и попались, голубчики!

Сверху на зверьё упала шёлковая сетка. Драчуны запутались и трепыхались в ней, как пойманные в сачок коллекционера бабочки. Пынтиков довольно потирал руки.

— Молодец, Кузьма Никифорович! — за шкирку он вытащил любимца из кучи-малы.

Собаки беспомощно возились в сети.

С нескрываемым торжеством кот глянул на изрядно потрепавших его собак и сунул голову под руку хозяина, требуя похвалы.

— От Пынтикова ещё никто не убегал! — прогремел Николай Петрович, но тут же осёкся, заметив опустевшие клетки. Лицо его медленно вытянулось и приобрело сиреневатый оттенок.

— Меня разорили! Что я скажу заказчикам? Мои кане корсо!

Пынтиков страшно затопал ногами, скинул колпак и стал методично рвать на себе волосы. По природе Николай Петрович был натурой вспыльчивой, но приземлённой. Он быстро погасил в себе приступ гнева и вернул собак в клетки.

— Ладно, завтра будем разбираться. А ты, — он обратился к Трезору, — хозяев не увидишь как своих ушей. Ни завтра, ни послезавтра, ни вообще никогда, — на шее овчарки щёлкнул шипованный ошейник. — Пойдём, Кузьма, ты заслужил свою порцию жареных мышей!

Одарив несостоявшихся беглецов взглядом триумфатора, кот вильнул хвостом и вышел вслед за хозяином.

— Полный провал, — с отчаянием выдохнула левретка.

ГЛАВА 9

Распродажа

Всю ночь Николай Петрович Пынтиков не сомкнул глаз. Ворочаясь с бока на бок, кряхтя и всхлипывая, он думал одному ему ведомую горькую думу. Кане корсо сбежали — одна из его лучших сделок сорвалась. Мечты, розовые и заветные, лопались, как мыльные пузыри. Внутри Николая Петровича вели неистовую борьбу два чувства: жажда мести и жажда наживы. В три утра ему отчаянно захотелось застрелиться, но бесплатно не поднялась рука. О нет! Николай Петрович в грязь себя уронить не мог! Когда часы пробили шесть, с явным отрывом победила жадность.

— Просыпайтесь!

На сонных собак пахнуло стужей.

— Безобразие! Я только что уснула, — проворчала левретка, широко зевнув.

Лада открыла глаза и тут же вспомнила про жуткий сон № 1, который приснился ей накануне. Сон был таким неприятным, что она не могла припомнить, о чём именно.

— Пошевеливайтесь! — Пынтиков отпирал замки. — На рынок едем. Советую молиться вашему собачьему богу, чтобы я вас сегодня продал. Ещё одну ночь я вас держать не намерен — утопить дешевле.

Левретка и такса оказались в уже знакомой клетке.

— А ты благодари хозяев, — обернулся Николай Петрович к Трезору. — Выкуп сегодня, считай, в три раза против обыкновенного увеличил, скажи спасибо своим «освободительницам». А эти на всё согласны, лишь бы собаку свою вернуть! Поедешь домой сегодня, если не передумаю.

Уже утративший надежду на спасение Трезор не верил собственным ушам.

— Я же говорила, всё будет хорошо! — обрадованно тявкнула Лада.

— А как же вы? — вид у пса был растерянным.

— Не волнуйся, вдвоём нам никакие пынтиковы не страшны!

— Чего разлаялись? — Николай Петрович вытащил клетку на улицу. — Эх, не слишком-то у вас товарный вид!

Трудовой день на птичьем рынке начинался рано. Когда Николай Петрович появился на базаре, торговля уже кипела вовсю.

— Никак вчерашних найдёнышей принёс? — удивился коллега по цеху Сашка. — Вроде ты собирался их хозяевам вернуть?

Сашка торговал декоративными крысами. На гигантской клетке, полной упитанных крысят, было написано: «Пальцы не совать. Штраф — один палец».

— Планы изменились, — буркнул Николай Петрович. — Сидеть! Только попробуйте фокусничать, живо в речке с камнем на шее окажетесь!

Пынтиков надел собакам ошейники, а поводки привязал к прилавку. Вооружившись железной расчёской, больше напоминавшей огородные грабли, он принялся расчёсывать короткую шерсть таксы. Лада морщилась, но деваться было некуда. Бежать невозможно, а погибать как в повести Тургенева «Му-Му» не хотелось. Оставалось надеяться, что кто-нибудь их купит…

— Ты чего такой злой? Выпил, что ли? — участливо поинтересовался Сашка.

— В моей ситуации алкоголь — единственный источник мужества, — отрезал Николай Петрович.

— Покормил бы ты их.

Вид у собак был далеко не товарный. Уставшие после ночного побоища и не евшие со вчерашнего утра, Чернышёва и Собакевич еле держались на лапах. В животах громко урчало. Левретка пыталась ловить мух:

— Ещё 8926 мух — и я, пожалуй, заморю червячка. Учтите, я что попало не ем, у меня гастрит!

Пынтиков поставил перед девочками миску с сухим собачьим кормом.

— Что ЭТО такое? — возмутилась Юлька. — Я категорически отказываюсь питаться ЭТИМ!

— Брось, это съедобно, — возразила Лада. — Я Фране такой всегда покупала, пробовала как-то ради интереса.

— Ты ела эти сухие коричневые кругляшки? Хотя… пахнет вкусно. На что только не пойдёшь ради желудка! — Собакевич скуксилась и осторожно стала жевать. Её морда тут же просветлела, и она с жадностью накинулась на еду. Ладе пришлось довольствоваться малым. Вскоре вылизанная миска сияла, как начищенный самовар.

— Добавки! — требовательно уставившись на Николая Петровича, Юлька склонила голову набок и отчаянно завиляла хвостом. — Повторяй за мной! — шепнула она подруге. — Я видела, как собаки это проделывают — действует безотказно.

— Мам, смотри какие собачки! Давай купим!

— Они, сынок, взрослые уже. А нам щеночек нужен, — женщина потянула сынишку в сторону.

— Такие собаки — всю жизнь щенки. Возьмите, не пожалеете, — принялся нахваливать товар Николай Петрович.

Юлька вытянулась на животе и заскулила тихо и жалобно. Хитрюга состроила тоскливую мину и затрясла подбородком, вот-вот готовая расплакаться.

— Мам, собачка плачет! Почему она плачет?

— Бедняжка наступила на колючку, — на ходу сочинила мамаша.

— Сама ты на колючку наступила! — фыркнула Юлька. — Вот на окурок или битое стекло, да. Этого добра тут навалом.

Лада зарылась мордочкой в лапы и погрузилась в скорбные думы.

— Неходовой у тебя товар, Петрович, — улыбнулся Сашка.

— Зато твои крысы — настоящая золотая жила!

— Если так и дальше пойдёт, ночевать мы будем в собачьем раю, — вздохнула Юлька. — Придётся брать всё в свои лапы. Займёмся саморекламой, — левретка отряхнулась и с грациозностью павлина стала прохаживаться вдоль прилавка.

Вскоре вокруг Николая Петровича образовалась толпа. Такой удивительной и смехотворной картины не видели и здешние завсегдатаи. Такса и левретка вели себя, мягко сказать, странно. Стоя на задних лапах и держа для равновесия по резиновой косточке в зубах, подруги заунывно пели «Как упоительны в России вечера». Вернее, им только казалось, что они поют. Из пастей доносился обыкновенный фальшивый собачий вой.