Юлия Вознесенская - Юлианна, или Игра в «Дочки-мачехи» Страница 7

— Надо бы указать, что желательно с педагогическим образованием, — сказал Павел Иванович.

— И со знанием иностранных языков, — предложил Акоп Спартакович.

— С веселым характером и спортивную! — крикнула Юлька.

— И обязательно православную, — тихо добавила Аннушка.

К удивлению присутствующих, Жанна даже на это ничего не возразила.

— Хорошо, — кивнул Дмитрий Сергеевич. — Дадим объявление. Ты составь, Акоп, и покажи Жанне. А ты, Жанна, потом сама отберешь подходящую кандидатуру, если кто явится по объявлению.

— Как скажешь, Митенька, — сказала чрезвычайно довольная Жанна: все складывалось по задуманному плану!

Все присутствующие Ангелы тоже довольно переглянулись, ведь и у них уже был свой ангельский план относительно найма гувернантки.

Уже на другой день местная крестовская газетка вышла с объявлением, приглашающим на работу молодую гувернантку с педагогическим образованием, со знанием иностранных языков и обязательно православную.

— Блин! Блин! Да блин же! — закричала Александра, топая ногой и швыряя в угол последние колготки, на которых дыра оказалась на самом видном месте, прямо под коленкой — а ведь юбка ее делового костюма была выше колен!

Ангел Александрос, услышав пакостное словечко, двинулся было к подопечной, чтобы сделать ей выговор, но что-то его удержало, какой-то знак ему был дан… И Ангел остался стоять на месте, за дверью комнаты Александры, ожидая, когда она оденется и будет готова к выходу. Только головой покачал укоризненно.

— Александра! Ты опять позволяешь себе выражаться эвфемизмами? — раздался за дверью голос тети Муси. — И вообще, что это ты ни свет ни заря поднялась? Меня разбудила, выражаешься на весь дом…

— Я больше не буду, тетечка, честное слово! — Александра сама не знала, как и где она исхитрилась все-таки заразиться выпечкой словесных «блинов». Ну в самом деле, негоже филологу с образованием, школьной учительнице, пусть даже со стажем в одно полугодие, допускать в речи мусорные полупристойности! Конечно, Александра прекрасно знала происхождение словечка «блин»; им еще на первом курсе объяснили, что слово «блин» русские мужчины употребляли вместо крайне нецензурного слова, когда находились в присутствии женщин — из уважения к ним. Это в филологии называется «эвфемизмом». И уж, конечно, сегодня ей употреблять эвфемизмы никак нельзя, ведь она идет наниматься гувернанткой в приличный дом, к православным детям! К тем самым чудесным двум девочкам, что танцевали в лицее на Каменном острове «Танец с зеркалом», к Юлианнам Мишиным.

«Не ляпнуть бы такое у Мишиных!» — подумала Александра и озабоченно поглядела в сторону гладильной доски, на которой были разложены ее единственные джинсы. Она только что прошлась по ним раскаленным утюгом, от них шел пар, но было совершенно ясно, что за оставшееся до собеседования с нанимателем время она их не высушит. Ей бы только успеть доехать до Крестовского и отыскать дом Мишиных. «Опять я опаздываю! — горько подумала она. — И чего это, скажите на милость, мне вздумалось вчера на ночь глядя стирать единственные джинсы?» То есть джинсы были не совсем единственные, имелись еще одни — сплошь в цветочных аппликациях, в которых она щеголяла летом.

— Придется что-то другое надевать, — сказала Александра, хватая с гладильной доски джинсы и неся их на веревку в ванную комнату — досушивать.

Ангел вздохнул. Это ведь именно он шепнул ей вчера, когда она уже спать улеглась, что надо бы встать и постирать джинсы. И он же, да простит его подопечная, нанес непоправимый урон ее последним целым колготкам, чтобы она не могла пойти устраиваться на работу в короткой юбке. То есть, он не рвал ее колготок, конечно, а просто подсказал Александре присесть на минуточку в кресло, из обивки которого торчал маленький гвоздик, и в результате — безнадежно порванные колготки. Бедный Ангел Хранитель, как не любил он огорчать Александру! Даже когда это было для ее же пользы.

Александра вернулась из ванной и еще раз оглядела убогий свой гардероб — пяток «плечиков» да две полки. Подумала и решила, что единственный выход — надеть черную шелковую юбку, длинную и довольно широкую, а под эту юбку все-таки натянуть джинсы — для тепла, те самые, с цветочками. Сказано — сделано. Осталось последнее, без чего никак нельзя было выйти из дома. Александра подошла к высокой этажерке, на которой сверху стояла темная, уже почти не различимая, икона Божией Матери — единственное наследство от ее давно скончавшейся бабушки.

— Пресвятая Богородица, спаси, сохрани и благослови! — и через минуту она выскочила из дома и понеслась к станции метро.

В вагон одновременно сели две чем-то похожие на монахинь девушки: обе в длинных черных юбках и черных шапочках, надвинутых на самые брови, и в черных спортивных куртках. Вот только прически торчали у них из-под шапочек вовсе не монашеские: у одной кудри черные, крутыми кольцами, а у другой и вовсе буйные, но зато рыжие. И вышли девушки на одной и той же остановке метро, на станции «Крестовский остров», и обе двинулись по направлению к Вязовой улице. Дошли и свернули на нее, и одна пошла по левой стороне улицы, вторая — по правой. Они уже и поглядывать друг на дружку через улицу стали с некоторым подозрением: уж не в одно ли место они обе направляются?

Но тут диспозиция вдруг резко изменилась. На улицу выехал серебристый джип, поравнялся с черноволосой девушкой, замедлил ход и остановился в трех шагах перед нею. Водитель распахнул дверцу со стороны пассажирского сиденья.

— Александра! Это ты?

— Я, Павел Иванович! Здравствуйте!

— Садись в машину!

Александра подхватила подол и неловко забралась на сиденье.

— А я встречал тебя у метро. Но, видно, пропустил, не узнал тебя в этом наряде. С чего это ты монашкой вырядилась?

— Монашкой?! — удивилась Александра. — Да бросьте вы, кто же меня за монашку примет!

— А вот как бы наша Жанна не приняла.

— Это мачеха будущая, что ли?

— Типун тебе на язык, Александра! Мы все в доме надеемся, что Бог не попустит такого безобразия.

— А хозяин дома что по этому поводу думает?

— Ну… Он, скажем так, что-то тянет с женитьбой. Видно, не определился еще.

— Поня-ятно. А юбку поверх джинсов я надела для солидности: что это за гувернантка в джинсиках?

— Лучше бы какой-нибудь строгий костюм… Или у тебя нет такого?

— Да есть, есть у меня деловой костюм! Английский, между прочим! Ну, по фасону английский, а шила мне его мама, специально для школы. Я его хотела надеть, но перед самым выходом вдруг выяснилось, что у меня все колготки продрались… Ой! — Запоздало смутившись, Александра прикрыла рот ладошкой.

— Да, это жуткое дело, когда колготки рвугся! Это страшно почти как война!

— Смеетесь, да?

— Ни чуточки. У меня, Александра, в доме полно женщин: жена, сестра, теща и почти взрослая дочь. Так вот, когда в доме у кого-то неожиданно рвутся колготки, это заставляет меня вспоминать афганскую войну: точно так же я вздрагивал, когда неподалеку рвались снаряды.

— Поня-ятно! Это вы так шутите, да?

— Ну, уж как умею, извини! Я ведь человек в прошлом военный. А сейчас, Александра, мне надо позвонить, и ты мне поможешь. Достань у меня из кармана куртки мобильник и набери номер, который я тебе продиктую, а потом дай трубку мне. — Зажав мобильный телефон между плечом и ухом, он сказал в него: — Жанна? Тут у ворот я встретил девушку, которая говорит, что пришла по объявлению наниматься в гувернантки. Провести ее к тебе или ты ей назначишь другое время?… Не надо ничего откладывать? Тогда встречай!

Они подкатили к дому и въехали в моментально открывшиеся ворота. Дом и сад Александра не разглядела: во-первых, еще было темновато, а во-вторых — не до того было. Она поднялась вслед за Павлом Ивановичем на крыльцо, элегантно приподнимая юбку на единственно возможную, хорошо рассчитанную высоту — чтобы и не споткнуться, и джинсы не показать. Но в холле оказалась еще одна лестница, на площадке которой, этажом выше, она увидела целое общество: высокую красивую женщину в красном шелковом халате и двух сестер-близняшек в джинсах и свитерках.

Начав подниматься по ступеням, Александра на этот раз не сумела справиться с юбкой, запуталась в ней, споткнулась и с громким возгласом «Блин!» одной рукой ухватилась за перила, а другой вздернула край юбки гораздо выше щиколотки, продемонстрировав всем желающим свои джинсы с цветочками. На миг она растерялась и остановилась.

Ангел вздохнул с облегчением: он знал, это был последний раз, когда из уст Александры вылетело поганое словечко. Уж больше она его никогда не произнесет, он за этим присмотрит! Как и все Ангелы, Александрос с благоговением относился к слову и следил, чтобы речь его подопечной была чиста, не осквернялась ни грязными словами, ни мусором словесным. Тем более, что она «филолог», то есть, в переводе с греческого — «любящий слово».