Дмитрий Емец - Седло для дракона Страница 7

Пару раз перепутав в сообщениях имена, Вовчик стал умнее. Теперь почти любая девушка, написавшая ему сообщение, получала в ответ: «Люлю заюшку мою!» И все.

Однажды такую эсэмэску он по инерции отправил Кавалерии, просившей у него купить что-то в Копытове, и потом часа четыре отмывал крышу пегасни от голубиного помета. Да и от Оксы бедняге регулярно доставалось. Эта узкая женщина не понимала сложной души поэта, хотя Вовчик и успокаивал ее: «Ты прекрасна ляляля! Ох, Оксаночка моя!»

Думая о нелепом Вовчике, Рина прошла через столовую, где пятерка дежурных металась между столами, накрывая их к завтраку. Макар и Юля, надрывая пупок, тащили закопченный котел на четыре ведра.

– Поберегись! Воду на чай несем! – крикнула Юля.

Прижимаясь к стене, Рина случайно заглянула в котел. В котле на самом дне бултыхалась железная мочалка.

– Э-э… Там у вас… – начала она.

– А в витаминах, думаешь, какое железо? Другое какое-то? – отозвалась Юля.

Рина проводила Юлю задумчивым взглядом. Новенькая не просто быстро обживалась в ШНыре, а словно только для ШНыра и была рождена. Точно идя по следам Родиона, который первые свои годы в ШНыре рыбу ел только сырую, спал на снегу и охотился с арбалетом на уток, Юля редко когда укладывалась в кровать. Просто не могла в кровати спать – говорила, что душно, что воздух несвежий.

– А в коллекторе что, свежий? Там и кошки тухнут, и носки сохнут! – хмыкала Фреда.

– В коллекторе другое. Там тепло. А когда ты весь задубел, то тепло – это такое счастье! – говорила Юля.

Вот и теперь она спала то в пегасне на соломе, то зарывшись в прошлогодние листья, то между балками и слоем железа на крыше. Как-то Суповна выгнала ее из котельной, где она забралась в угольную печь:

– А если б я растопила?!

– «Если б» не считается. Не растопили же! – зевая, ответила разбуженная Юля.

По поводу же сна на балках чердака выговор Юле сделал Вадюша.

– Здесь крыша низкая, и в ней торчат гвозди. Ими можно пробить голову, но этого делать не следует! – произнес он, поучительно надув щеки и поглаживая свою курточку, точно курточка обижалась и нужно было ее успокоить.

В кухне пахло пригоревшей кашей. В чаду, успевая повсюду, металась Суповна. Хлопала окнами, покрикивала на дежурных. У плиты стояла Надя и с умирающим видом помешивала в котле чайной ложечкой. При этом по привычке, вынесенной ею из стен педучилища, она вполголоса говорила себе:

– Что надо сделать с кашей? Посолить. Правильно, молодец! Я кашу посолила? Нет, не посолила! Значит, я кто? Правильно: не молодец!

Заметив Рину, Надя радостно утопила ложку в каше и всплеснула руками:

– Представляешь, у меня сегодня день потерь и обретений! Я кольцо серебряное потеряла – и заплакала! Потянулась за салфетками, а кольцо из салфеточек – раз! – и выкатилось. Ну и кто я после этого?

– Не молодец? – попыталась угадать Рина.

Суповна углядела ее в дыму и хотела подойти, но тут перед окном кухни воровато мелькнул Кузепыч. Спеша к хозяйственному сарайчику, завхоз пытался прошмыгнуть опасный участок бочком. Суповна метнулась к подоконнику:

– Кузепыч! А ну ходь сюды!..

Завхоз покорно приблизился, втянув голову в плечи. Суповну он боялся еще с тех пор, как сам дежурил на этой же кухне и получал по загривку за тайком съеденные тефтели.

– Ну! – сказал он, храбрясь. – Слушаю вас!

– Дослушаешься! Уши откручу – нечем слушать будет! – азартно завопила Суповна. – Ты чем дитев травишь? Я масло сливочное просила, а ты мне что купил?

– Масло, – сказал Кузепыч обреченно.

– Масло?! Чтоб тебя в болоте на таком масле варили! – Суповна сунула руку в карман фартука и, точно собачку подозвав к себе Надю, сунула ей в руку упаковку: – Читай!

– «Восстановленное обезжиренное молоко, моно – и диглецериды, карбоксиметилцеллюлоза, каррагиган и ванилин»! – бойко затарахтела Надя, удивив Рину способностью не запинаться на трудных словах.

– Вот тебе кардиган! Вот тебе целлюлоза! – оборвала Суповна и показала вконец уничтоженному Кузепычу свекольный кулак. – Дети голодные, каждый день ныряют, а он, жила, их обезжиренным кардиганом кормит! Вон они тощ-щие какие! На ногах не стоят!

И отловив за загривок недоубитого Гошу, Суповна принялась мотать его из стороны в сторону. Гоша жалобно попискивал, действительно не удерживаясь на ногах. Наконец Суповне надоело его трясти, и, дав Гоше легкий подзатыльник, больше напоминавший удар оглоблей, она отправила его досыпать соль в солонки.

Тем временем Кузепыч успел улизнуть, и спина его мелькала между деревьями.

– От меня не удерешь! Везде достану! И чтоб нормальные продукты покупал, а не всякое там гмо!.. – кричала ему вслед Суповна.

Надя и Рина наслаждались унижением грозного завхоза. Суповне очень нравилось слово «гмо», которое она произносила не «гэмэо», а именно так, как пишется. Так нравилось, что она употребляла его почти постоянно. Редкий средний шныр, кокнувший тарелку, не побывал у нее «гмом» хотя бы раз.

Но Кузепыч уже сгинул. Суповна повернулась к окну спиной и затопала к Рине. Рина обнаружила, что Суповна уже улыбается. Она всегда начинала бушевать внезапно и так же внезапно утихала, напоминая этим остров на экваторе, где после проливного дождя, говорят, сразу проглядывает солнце.

– Вот! – сказала Суповна и, точно оправдываясь, развела руками: – Двадцать лет с ним воюю! Ну, конопушка, рассказывай! Чего пришла?

– Так вы ж позвали!

– А зачем? Ах, да! – Суповна хлопнула себя ладонью по лбу. – Что чудищща твоя малахольная? Не околела еще? Поври про нее что-нибудь!

Рина рассказала, что Гавр заматерел. Ночами пытается подвывать, как взрослая гиела. Копытовцы той частью леса уже не ходят после того, как пятеро местных устроили пикничок в лесу, а Гавр выбежал к ним поклянчить шашлычка.

– И как шашлычок? Дали? – спросила Суповна.

Рина вздохнула.

– Что ж они – не заметили, что у него глаза кроткие? – спросила она.

– Видать, не вглядывались! На пятках-то ушей нет! – утешила ее Суповна. – Кастрюлю с собой не взяла? На-ка, дай своему чудищщу! Нехай оно слопает!

Суповна сунула руку в свой бездонный фартук, и на ладонь Рине шлепнулись непонятные кусочки мяса, покрытые шерстью. Собираясь переложить их в пакет, Рина стала расправлять их на разделочной доске, и внезапно под ее рукой возникло что-то кожистое, знакомое, непривычно плоское. Рина отшатнулась. На деревянной доске лежал беззащитный и добрый коровий нос.

– А-а! Что это?! – задохнулась Рина.

– Головня, – спокойно объяснила Суповна. – Головни никогда не видала, что ль? Ну, девка, муж с такой хозяйкой наплачется! С коровьей башки срезают – оттого и головня… Чудищща твоя от счастья околеет.

Рина ножом столкнула головню в пакет. К коровьему носу она так и не сумела прикоснуться. Видимо, в нем вся душа коровы.

Час спустя, когда стало окончательно ясно, что краска, вылитая на Вовчика, не оттирается даже постным маслом, Рину, как она и ожидала, послали отвести в Копытово ослика Фантома. Одной ей идти не хотелось. Она отправилась искать Сашку и отыскала его у пегасни, на поле, огороженном вкопанными шинами.

Сашка был там вместе с Меркурием. Меркурий, полюбивший Сашку за бесстрашие и горячность, теперь почти каждый день занимался с ним дополнительно. Сашка носился на нелетающем красавце Икаре. Проныривал у него под животом, вспрыгивал на седло ногами. И, разумеется, то и дело падал. Меркурий безжалостно сдергивал его за корд, обвязанный вокруг Сашкиного пояса. Сашка летел на землю. Кувыркался. Азартно вскакивал и бросался догонять Икара. Настигал, вспрыгивал в седло на полном скаку. Меркурий позволял Сашке проскакать полкруга и опять сдергивал его за корд.

– Пуф, – говорил Меркурий, вздрагивая пальцем, словно целясь в Сашку из невидимого арбалета. – Убит. Слишком далеко. Высунул голову. А ведь это даже. Не в воздухе. Не боевой. Пилотаж. А так. Джигитовка.

– А куда мне голову девать? – огрызался Сашка, потирая ушибленное колено.

– А седло зачем? За седло. Убирай. И двигайся. Будь. Трудной. Мишенью. И помни про саперку. Саперкой, если повезет, можно даже болт отбить. А уж стальной шарик из шнеппера. И подавно.

Видя, что Сашка прихрамывает и в ближайшее время к тренировкам не годен, Меркурий отпустил его с Риной в Копытово.

– Мой папа был. Моряк. Он покорял. Океаны, – сказал он, отвязывая от Сашкиного пояса корд. – Но. Самый большой океан мира. Воздушный. И чтобы покорить его. Знать надо. Даже больше. Завтра продолжим!.. И осторожно там идите! У ведьмарей. Учения.

Тропинка петляла по полю, потом по лесу. Ослик Фантом то и дело останавливался и начинал щипать траву. Он никуда не спешил, в том числе и благодетельствовать русскую литературу. Сашка был благодарен ослику за то, что тот идет медленно. Сашка прихрамывал. Вчера на мастер-классе по лоукикам ему отбили ноги, а сегодня еще и Меркурий помог своей джигитовкой. Сашка сам теперь не понимал, как мог полчаса назад догонять пега и вспрыгивать в седло. Разгорячился, должно быть.