Алан Фостер - Затерянная Динотопия Страница 7

— Восемнадцать.

— Не может быть! Что, правда? Отлично! Лишняя пара сильных рук всегда пригодится при эвакуации. Знаешь, там уйма работы.

Артур снова отвернулся от окна:

— Значит, вы каждый раз эвакуируете население?

— О да! Обычная необходимая предосторожность. Ты ведь знаешь.

— Почему не подождать, пока прогноз не подтвердится?

Всегдашняя обезоруживающая улыбка Наллаба потускнела.

— Потому что тогда будет слишком поздно. Такие беды приходят быстро, Артур. Очень быстро, поверь мне.

— Что именно?

— Ну например, этот… — Наллаб неожиданно осекся, переходя на жесты. — Пойдем со мной, я покажу тебе картины. Великолепная живопись, а какие насыщенные цвета! — Он положил руку на плечо Артуру.

— Может быть, мне лучше отправиться в Лесоград к Уиллу, чем тревожиться здесь?

Наллаб подталкивал своего друга к двери:

— Артур, оставь на время мальчика в покое. Он сам может о себе позаботиться, а если ты будешь постоянно ходить за ним как тень, ты его только смутишь. Молодые люди должны учиться как на собственных ошибках, так и на достижениях. Последних не добиться, не пережив сначала первые.

Артур Денисон взглянул на друга, который, он знал, был намного мудрее его:

— Наллаб, он — единственное, что у меня есть. Благодаря ему я чувствую хоть какую-то связь с его матерью.

— Я понимаю, — мягко ответил Наллаб. — Не хочу лишать тебя горестных воспоминаний, но ответь мне: ты и та флейтистка, по-моему, больше чем просто хорошие друзья?

— Ориана? — Артур улыбнулся. — Она замечательная женщина. Мы понимаем друг друга.

Наллаб снова погрозил указательным пальцем:

— Я думаю, она подходящая пара тебе. Глубоко одухотворенная личность.

— Да, это правда. — Артур расплылся в улыбке.

В этот момент появился Энит, главный библиотекарь. Пальцы на его задних лапах заканчивались длинными когтями, и поэтому при ходьбе раздавалось неповторимое, почти музыкальное пощелкивание. Эта особенность дейнонихусов возникла в ту пору, когда их предки хватали жертв на охоте, а не ловили идеи, витавшие в воздухе. Длинный серпообразный коготь на втором пальце библиотекаря нетерпеливо барабанил по полу.

— Ну, что такое?

Даже разговаривая со своим начальником, Наллаб подмигивал Артуру. Среди персонала библиотеки Энит выделялся суетливым характером, но таким уж он уродился.

Дейнонихус что-то пробурчал на своем языке. Наллаб из-за иного устройства речевого аппарата не мог ответить ему, но в результате длительного общения с Энитом понимал многое из того, что тот говорил.

— Нет-нет. Я уверен, что прием делегации из Чандары мы запланировали не на два часа, а на четыре.

Наллаб написал свой ответ в привычных символах, используемых динозаврами.

Энит взглянул на запись и пробормотал что-то. Единственные среди плотоядных динозавров, только дромеозавры, размерами близкие к человеку, ухитрялись смирять свои природные аппетиты, чтобы жить в цивилизованном мире Динотопии. Дейнонихусы, хищники в прошлом, существовали большей частью за счет рыбы и беспозвоночных, успешно подавляя свои природные инстинкты. Их мощный разум прекрасно справлялся с научными исследованиями; используя интеллект, дромеозавры приносили Динотопии куда больше пользы, чем если бы они просто пожирали своих соседей.

Два библиотекаря, человек и динозавр, воодушевленно беседовали при помощи жестов и записей, в то время как Артур, погрузившись в себя, тихо стоял неподалеку с отрешенным взглядом.

Наллаб, конечно, был прав. Он всегда прав, даже когда превращает серьезную тему в милую шутку. У Артура было время поразмыслить над словами старого библиотекаря. В шутке Наллаба, несомненно, содержалась доля истины, как в каждом смешном анекдоте.

Сын Артура, Уилл, был воспитан в духе самостоятельности. В отличие от того, как обычно ведут себя любящие отцы, Артур не стремился к тотальной опеке. Он знал, что не сможет нянчиться, приглядывать за сыном ежедневно, тем более ежеминутно. Наступит время, когда он не сможет быть рядом, чтобы ответить на вопросы, дать совет или чем-то помочь. Теперь у Уилла уже есть невеста, очаровательная Сильвия, он получил диплом профессионального наездника на летучих змеях. К тому же он постоянно расширяет свои познания в науках. А останется ли он мастером-наездником или предпочтет жизнь преуспевающего ученого, остается только догадываться. Но, выбирая свой путь, он должен сам принять решение.

А сейчас ему придется самостоятельно, без отцовского содействия, пройти грядущее испытание.

Артур Денисон вздрогнул. Ему пришла в голову мысль, что его беспокойство о сыне связано не с тем, сможет ли он помочь Уиллу словом или делом, а с опасением, что его повзрослевшему сыну больше не нужны подсказки и опека отца.

ГЛАВА 3

Чайки и буревестники носились над морем, невзирая на ураган. Они издавали пронзительные крики, похожие на трубный зов. Повинуясь воле ветра, птицы то взмывали вверх, то снова падали вниз, поддразнивая волны, которые безуспешно пытались поглотить их стремительные белокрылые тела. Подобно брызгам пены, носились они над морем.

Ураган с треском переворачивал стволы деревьев, вырванных бурей. Красное дерево с Явы и тик, принесенный с Сиамских островов, мангровый кустарник с острова Суматра и бамбук с Борнео качались на гребнях волн, оседлав их, словно всадники своих скакунов. Остатки листьев все еще беспомощно цеплялись за ветки; мертвая рыба, оглушенная болтающимися обломками, всплыла на поверхность; сорванная с места самодельная рыболовная сеть и множество кокосовых орехов подпрыгивали на волнах, подобно заброшенным опознавательным буйкам, ищущим пристанища.

Над всеми этими обломками возвышалась бригантина «Кондор» со скрипящей фок-мачтой и растерзанными парусами. Это был вовсе не скоростной парусник вроде чайных клиперов, а простой грузовой корабль, и вот уже несколько дней его судоходные качества подвергались суровому испытанию. Если бы не тяжелый киль и укрепленный корпус, волны давно растерзали бы «Кондор». Любое меньших размеров судно уже давно потонуло бы. Любое другое, но не бригантина, на борту которой находился мореход, не допускавший и мысли, что подобная участь может постигнуть его судно. Он не собирался сдаваться злым демонам моря, которые бесновались вокруг.

Несколько человек со страхом вглядывались в бесконечную даль океана. Волны все чаще захлестывали палубу. И каждый из них молча спрашивал себя, что лучше: мгновенная смерть в океанской бездне или трудное бесконечное испытание, которому они подверглись. Если им и суждено пережить этот страшный ураган, все равно запасы еды уничтожены бурей и мореплаватели обречены на мучительную смерть от голода. До ближайшего борта только один шаг: мгновенный, быстрый прыжок — и благосклонные воды даруют им вечный покой.

Из-за урагана, бушевавшего в течение нескольких недель, «Кондор» отклонился от курса на сотни лье к юго-западу, в безбрежные воды Индийского океана. На самых подробных и современных морских картах не значилось в этих краях ни пригодного для жизни острова, ни желанного берега, где они могли бы высадиться.

Их удерживала только безумная энергия упрямого капитана. Он ругался и время от времени бил матросов. Только ценой собственных жизней смогли они удержать корабль на плаву. Матрос, избравший прыжок за борт, знал, что быстрая смерть куда предпочтительнее столкновения лицом к лицу с капитаном «Кондора». Его гнев ничуть не менее страшен, чем неумолимая ярость бури.

Гнев Брогнара Блэкстрапа был так же необъятен, как и его чрево, и не многие отваживались искушать капитана. Его толстое брюхо двигалось и перекатывалось подобно одной из зеленых волн у борта корабля. Опрометчиво и поспешно поступал человек, рискнувший оспаривать его мнение. Капитан был силен, как буйвол, и так же упрям.

Его биография была туманна, как улицы Лондона. В этом городе о Блэкстрапе ходили разные слухи. Он занимался кое-какой торговлей. Потом поехал (или был выслан) в Америку, участвовал в разных сомнительных предприятиях, но фортуна благоволила к нему, и он всегда оставался неуязвимым для властей. В конце концов удача изменила ему: его предал компаньон, которого он надул прежде в одной выгодной сделке, — в результате Блэкстрап был арестован, предан суду и отправлен на Тасманию, в тюрьму, откуда за все время существования еще не сбежал ни один заключенный.

Но Брогнар Блэкстрап не был обычным заключенным.

При ярком свете его лысина отливала розоватым цветом, словно инкрустированная розовым кварцем. По бокам и на затылке черные волосы спадали на плечи длинными прядями, словно дразня жалкие остатки, еще произраставшие на голой шарообразной макушке. Тяжелые брови вполне соответствовали громадным усам, свисающим из-под его громадного носа, словно черный осьминог, который выплывает из своего убежища в коралловом рифе. Глубоко посаженные глаза, черные как ночь, светились искрой иронии. Его улыбка обнажала испорченные, полуразрушенные зубы, напоминавшие памятник эпохи неолита. Один зуб был сделан из корпуса золотых часов, которые Блэкстрап присвоил во время спора с ныне забытым, но добропорядочным плантатором с Ямайки.