Дмитрий Емец - Пират против всей галактики Страница 8

В президентском дворце она привыкла к разнообразным блюдам, приготовленным без консервантов, которые подавал официант-андроид в черном смокинге.

– Не забывайте, что «Звездный странник» строился как военный звездолет. Смотрите, что сейчас будет!

Баюн нажал на кнопку, и внезапно перед ними вспыхнула голограмма мордастого парня в поварском колпаке и с лычками старшины. В его огромных ручищах был половник с пригоревшей кашей. Хотя это была всего лишь голограмма, дочка президента попятилась, пока не ощутила спиной корпус Баюна – своего надежного защитника.

Очертания повара проявлялись все яснее и яснее, пока он не приобрел вполне нормальный вид.

– Чего, парни, явились? Жрать небось охота? Напоминаю, с оружием вход в пищевой отсек запрещен! – громко произнес повар, глядя куда-то сквозь них.

– А где нам его оставить? – спросил Андрей.

На поясе в кобуре у него висел небольшой бластер, который дал ему около часа назад капитан Крокс.

Но на этот вопрос голограмма ничего не ответила.

– Он на это не запрограммирован, – сказал мальчику Баюн.

– А на что он запрограммирован?

– Точно не знаю. Но можешь спросить у него, что сегодня на обед, – предложил робот-нянька.

Не успел Андрей и рот раскрыть, как немедленно получил ответ:

– Борщ украинский – 300 граммов, каша перловая – 200 граммов, говядина – 50 граммов. Хлеб – 500 граммов, – точно хорошо заученное стихотворение, оттарабанил повар.

Откуда-то из-за баков выехал поднос с пластмассовыми тарелками. На середине отсека поднос замер и принял форму столика. Несмотря на простоту меню, над пищей поднимался аппетитный аромат, и проголодавшийся Андрей сразу же схватил ложку.

– Но это синтезированная пища! – сказала Лависса, подозрительно принюхиваясь.

– А чем, ты думала, питаются в космосе? Натуральная еда – слишком большая роскошь, и ее могут позволить себе только обеспеченные жители богатых планет!

Василиса придвинула к себе тарелку с украинским борщом и стала с аппетитом есть.

Понаблюдав, как ее друзья уплетают за обе щеки, светловолосая дочь президента последовала их примеру. Первое время она ухитрялась сохранять на лице аристократическое выражение и держала нож в правой руке, а вилку в левой, но вскоре отбросила и то и другое и стала быстро работать ложкой.

Робот-нянька стоял рядом, скрестив на груди руки, и, словно заботливая бабушка, с любовью наблюдал, как они уминают борщ и перловую кашу.

– Хорошо есть – помогать Родине! Двадцать раз пищу жуй, чтоб не пролез к нам буржуй! Кто хорошо ест, тот хорошо воюет! Щи и каша – пища наша! – бодро восклицал голографический повар и размахивал поварешкой, будто это была шашка, а сам он сидел на коне.

– Мне приходилось слышать и другие пословицы! Например, сытое брюхо к учению глухо, – заспорил Баюн, но голограмму невозможно было остановить.

– Да здравствует граф Суворов Ляксандр Васильич! Тяжело в учении – легко в бою! Пуля – дура, штык – молодец! – бойко отвечал повар, и Андрей едва не подавился перловкой, пытаясь представить себе штыковую атаку в космосе.

Лависса быстро насытилась и собралась отложить ложку, оставив свою порцию недоеденной, как вдруг тарелка произнесла возмущенным голосом:

– А доедать кто будет? Нехорошо силу оставлять, рядовой!

Вначале девочка едва не взвизгнула, но сообразила, что в тарелку встроена простейшая речевая схема. Чтобы не давать посуде повод ворчать, она взяла ложку и доела борщ.

– Вот и молодец! Ешь теперь второе, а я поползла мыться! Ненавижу быть грязной! – сказала тарелка.

У нее выдвинулись колесики, и она быстро покатилась в подсобное помещение пищевого отсека, где стоял посудомоечный автомат.

Тарелки Андрея и Василисы оказались менее разговорчивыми, возможно, потому, что на них ничего не осталось. Только одна из тарелок мальчика, торопясь в мойку, приостановилась и проворчала с укоризной: «Жрут-то все, а спасибо никто не скажет!»

Когда обед завершился, голограмма повара воскликнула: «Поели, а теперь в бой! Ура!» – взмахнула поварешкой и растаяла.

Баюн повел ребят и Василису к лифту.

– Надо подыскать каюты, – сказал он. – Полет к Оригусу займет не один день, так что нужно устроиться.

Поиски кают не заняли много времени. На «Звездном страннике» пустовали целые уровни, на которых когда-то размещался многочисленный экипаж флагмана, состоявший наполовину из людей, наполовину из роботов. В некоторых каютах сохранились вещи их последних обитателей: объемные фотографии семей, очки, стеллажи с кристаллическими книгами и микрофильмами, одежда. Уважая память хозяина, в такие каюты путешественники даже не заходили, ограничиваясь взглядом с порога. Вскоре они нашли удобную четырехместную каюту, обшивка которой сохранилась почти полностью, а единственный большой иллюминатор выходил на зимний сад.

Капитан Крокс порядком его запустил и едва ли часто бывал здесь, но климатические установки продолжали чередовать сезоны и производить полив. В зимнем саду росли несколько карликовых дубов и три сосны, одна из которых на уровне человеческого роста разветвлялась на два причудливых ствола.

Между деревьями жадно тянулась к лампам, которые принимала за солнце, густая трава.

– Зачем на боевом флагмане нужен был зимний сад? – спросила Василиса.

– Иллюзия благополучия, – горько сказал Баюн. – Когда каждый день гибнет по нескольку рейдеров, каюты рядом пустеют, а на место павших друзей встают роботы, люди сходят с ума, если рядом нет такого вот простенького пейзажа, на который можно посмотреть в иллюминатор.

– А выйти в зимний сад можно? – спросила Василиса.

– Нельзя. Чаще всего они делались герметичными, чтобы проще было поддерживать ровный климат.

– Значит, этому саду уже около шестисот лет или даже больше? – Лависса прикинула, когда была последняя звездная война.

– Да, где-то столько, – кивнул Баюн.

– А разве сосны столько живут?

– Дубы живут и больше, а сосны едва ли. Наверное, семена падают и прорастают, – подумав, сказал робот-нянька.

Через неделю «Звездный странник» без каких-либо особых приключений, если не считать встречи с небольшим потоком метеоритов, отраженных силовым полем флагмана, прибыл в систему звезды Ундины. Прежде чем осуществить посадку на Оригусе, капитан Крокс дважды облетел планету на рейдере, исследуя ее поверхность.

Диаметр Оригуса, как и указывалось в отчете, был около шести тысяч километров. Стабильная ось вращения у планеты отсутствовала, и полюса все время смещались по ее поверхности. Перепады температур исключали возможность возникновения биологической жизни. Атмосферы не было, если не считать небольших скоплений синеватого газа, поднимавшегося из глубоких впадин. При изучении газ оказался испаряющейся жидкостью сложного химического состава, выделявшейся из грунта в процессе перепада температур.

Хотя на планете существовало нечто напоминающее высохший океан, он вполне мог оказаться равнинным плато с несколькими глубокими кратерами, образовавшимися в результате падения метеоритов.

Лишь убедившись, что явной опасности нет, Крокс осторожно посадил «Странник» в один из громадных кратеров.

Грохотун, отправленный капитаном на разведку, некоторое время побродил вокруг звездолета и вернулся с сообщением, что сила тяготения здесь равна примерно 0,5 G (или половине земной). Броня робота накалилась от жара Ундины, и Василиса, дотронувшаяся до робота ладонью, сразу отдернула руку, как от раскаленного утюга.

– Ну как тебе планета, Грохотун? – спросила она.

– Так себе. Почва какая-то красноватая, наверное, марганца много, а пострелять не в кого. Никто не нападает, а на камни заряды тратить неинтересно! – пробасил робот.

– Бедняга! Смотри не зачахни без бабаханья! – пожалел его попугай.

Так как на планете совсем не было атмосферы, а носатой птице хотелось полетать, она отвинтила себе крылья, а на их место установила небольшие реактивные двигатели. Нетерпеливый попугай решил опробовать их немедленно, еще на корабле, и, разогнавшись, впечатался в стену под хохот рогатого робота и Крокса.

Отправив Грохотуна за полезными ископаемыми, которые были нужны для ремонта «Странника», и выпустив из ангаров ремонтных роботов, капитан Крокс помог Василисе и ребятам надеть скафандры. Те, что уже были на них, не подходили для планет данного типа, и их пришлось сменить. Новые скафандры были громоздкими, и двигаться в них было сложно: колени и локти сгибались с трудом, а руку нельзя было поднять даже на высоту уха.

Андрей первым, даже раньше капитана Крокса, шагнул из шлюза на планету и сразу ощутил, что его тело стало вдвое легче. Он подпрыгнул и удивился, как легко и высоко это у него получилось: все-таки половинное тяготение имело свои преимущества. Зато, взглянув на укрепленный снаружи термометр, мальчик присвистнул: сорок девять градусов! О-го-го!