Ежи Брошкевич - Одно другого интересней Страница 9

— Вот и отлично, — со смехом откликнулся Капитан. — Значит, поехали на Мейскую?

— Да, да, да! — закричал мальчик. — Я там живу. Ой-ой-ой! — вдруг заволновался он. — Ведь мамочка должна была приехать сюда поездом!

К этому времени Горошек и Ика успели отдышаться и обрели дар речи.

— Поездом! — закричала Ика. — Ах, поездом?

— Мамочка? — фыркнул Горошек.

И затараторили наперебой:

— Какая там мамочка!

— Каким поездом!

— Да ведь это были жулики и мошенники!

— Они тебя обманули!

— Они тебя украли!

— Как ты мог пойти с чужими людьми!

— Ведь это могло плохо кончится!

Красный Беретик переводил глаза с Ики на Горошка, с Горошка на Ику. А когда они на минуту замолчали, чтобы набрать воздуха, сказал очень кротким голосом:

— Извините, вы всегда говорите вместе?

Горошек и Ика от изумления закрыли рты. После паузы Горошек ласково сказал:

— Погоди, Ика. Ведь он еще маленький. С ним надо спокойно. Понятно?

— Уф, — вздохнула Ика, — сейчас успокоюсь. Вот — готово!

— Прекрасно, — сказал Горошек. — Позволь, я ему все объясню. И обратился к Красному Беретику: — Тебя зовут Яцек Килар?

— Да, — убежденно ответил мальчик. — Яцек Килар.

— Ты сегодня потерялся на вокзале?

— Да. Но меня сразу нашел тот чужой дяденька, — улыбнулся Яцек.

— Так вот, запомни, что это был никакой не дяденька, а мошенник и жулик, который хотел тебя забрать, украсть, а может быть, даже убить. И еще запомни, что в будущем надо быть осторожнее и больше не теряться.

— А теперь я уже нашелся? — спросил Яцек.

— Как бы не так! — проворчал Горошек. — Ты не нашелся, а мы тебя нашли. А дело могло плохо кончиться. Ты маленький мальчик и должен быть осторожен с чужими людьми. Понимаешь?

— Понимаю, — сказал Яцек. — А вы не чужие?

Кажется, Капитан тихонько рассмеялся. Тут Ика предостерегающе сказала:

— Горошек, с ним надо спокойно. Ведь он еще маленький.

— Хорошо, — после паузы сказал Горошек. — Мы не чужие. Меня зовут Горошек, а ее Ика, и мы везем тебя домой.

— Большое спасибо, — тихонечко сказал Яцек.

За окнами автомобиля уже мелькали городские огни. Капитан торопился. Он почти летел, на полном газу брал повороты, легко обгонял не только медленно ползущие трамваи, но и большие блестящие лимузины.

Ика обняла мальчика.

— Мы очень рады, что ты возвращаешься к своей мамочке, — сказала она ласково. — Но заруби себе на носу: нельзя всем доверять.

— А почему? — спросил малыш. — Почему? Ведь я всех так люблю.

Горошек вздохнул:

— Всех любить нельзя.

— А почему?

— Потому что не все добрые, — разъяснил Горошек.

Яцек кивнул головой. Капитан уже поворачивал на Мейскую улицу. Он сбавил газ и начал тормозить, когда Яцек взял Ику и Горошка за руки.

— А вы не можете, — несмело заговорил он, — не можете сделать так, чтобы все были добрые?

В машине стало тихо. Горошек и Ика растерянно переглянулись. Их выручил Капитан. Он остановился и сказал:

— Улица Мейская, дом один. Прошу выходить- уже поздно.

Горошек и Ика вышли вместе с Яцеком, вошли в подъезд, поднялись на второй этаж.

— Здесь, — сказал мальчик. — А вы когда-нибудь еще ко мне придете?

— Придем, придем, — дружно пообещали Горошек и Ика.

Потом поцеловали его, быстро сбежали вниз… И на минуту остановились в подъезде.

Они услышали, как Яцек два раза постучал в дверь. Дверь тут же открылась, и раздались два радостных возгласа:

— Сыночек!

— Мамочка!

Тогда Горошек с Икой, подтолкнув друг друга локтями, улыбнулись и выбежали на улицу.

Когда Капитан тронулся с места, Ика сказала, запинаясь от волнения:

— Огромное вам спасибо, Капитан. Без вас мы бы ничего не могли сделать.

— Это верно, — поддержал ее Горошек. — Мы вам очень, очень благодарны, Капитан!

Капитан негромко рассмеялся.

— Дорогие мои, — сказал он. — Мы же с вами друзья. Вместе мы можем сделать многое. Надеюсь, что вы будете меня навещать почаще.

— Да мы… — начал Горошек.

— Завтра же к вам придем! — крикнула Ика.

— Ясно! — крикнул Горошек. — Если только можно.

— Нужно — сказал Капитан. Он, пригасив фары, въехал в ворота и остановился у самого их подъезда. — Значит, до завтра.

— До завтра, до завтра…

— Спокойной ночи, спокойной ночи!..

На третий этаж взлетели одним духом. Сняли плащи, зажгли лампу и уселись перед радиоприемником.

За окном шумел дождь и ветер, а в комнате было тихо, тепло, немного сонно. Волшебный зеленый глазок радиоприемника снова замигал, словно в такт веселой мелодии, которая развернулась в эфире, как пышный, цветистый хвост неведомой птицы.

Горошек и Ика молчали. Все случившееся напоминало то ли сон, то ли чудесный кинофильм, в котором они сами участвовали…

Оба были очень счастливы и очень измучены. Не хотелось даже разговаривать.

И вдруг резко прозвучал телефонный звонок.

Ика подняла трубку:

— Я слушаю.

В трубке кто-то долго откашливался, потом, словно бы даже чихнув, проворчал: «Ох, сырость, сырость!» — и только тогда прозвучал знакомый простуженный голос- прозвучал на этот раз очень ласково:

— Говорит аппарат из третьей кабины на Главном Вокзале. Коллеги уполномочили меня принести вам наши поздравления. Я лично тоже желаю вам всего лучшего.

— Большое спасибо, — ответила Ика. Она даже вежливо присела.

И в ту же самую минуту заговорил радиоприемник:

— И я вас поздравляю от всей души.

— Большое спасибо, — поклонился Горошек.

Потом они снова слушали музыку, смотрели друг на друга и улыбались.

… Так окончился этот день — день первого чудесного приключения.

В заключение — перед самым возвращением родителей Ики Горошек сказал:

— А это все-таки надо продумать.

— Что там еще продумать? — сонно спросила Ика.

— Как устроить, чтобы все люди были добрыми.

Дождь перестал и к утру превратился в туман. Утром туман стал такой густой, что пришлось зажечь в квартире свет. А на улице ничего нельзя было разглядеть в десяти шагах.

Понятно, родители сразу же стали ворчать: ну и климат, что за климат, в этом климате… и так далее, и тому подобное.

Горошку пришлось выслушать это сначала дома у себя, а потом у Ики — Икин отец как раз раскладывал пасьянс, напевая:

Что за климат,Что за климат,Что за страшный климат!

Пел он это на мотив известной песенки: «Выпил Куба у Якуба», а Ика решала задачи. Когда она кончила, Горошек толкнул ее в бок:

— Как тебе нравится этот климат, а?

Ика покачала головой.

— Других забот у тебя нет?

Но Горошек спокойно продолжал:

— При таком климате, как сегодня, можно даже днем пойти к Капитану: ни одна живая душа этого не заметит. Понятно?

— Папочка! — сказала Ика. — Можно нам с Горошком выскочить на минутку погулять во дворе?

Пасьянс у отца выходил, так что он снова запел на тот же самый мотив:

Так и быть, во двор скачите,Но на улицу —Ни-ни!

А потом сказал очень испуганным голосом:

— И умоляю вас: лучше не скачите с третьего этажа. Сойдите, как обычно, по лестнице.

— Шуточки! — буркнула Ика.

Вышли молча. Ведь днем, хотя бы даже таким туманным и темным днем, как нынешний, не очень удавалось поверить во все случившееся, а особенно в то, что Капитан исполнит свое обещание. Ждет ли он их, помнит ли, захочет ли вспомнить?

Дверца была слегка приоткрыта. Но как-то жалко, прозаично, видно было, что просто замок испорчен. По стеклам стекала вода… Перекошенный кузов, лопнувшая рессора… Грустная картина.

Да, это, конечно, был не он, не вчерашний Капитан, их смелый друг и товарищ…

Ребята молча переглянулись. А потом, чтобы лучше все вспомнить, открыли скрипучую дверцу и сели перед погнутой завязанной проволокой баранкой.

Не хотелось разговаривать. Даже шепотом. Даже думать не очень хотелось. За стеклами клубился туман, и, может быть, немного затуманились и ребячьи глаза…

Было очень-очень тихо.

И вот в этой тишине возник чей-то голос. Сперва незаметный, почти неслышный, далекий-далекий. Потом- все яснее и ближе. Знакомый голос. Он что-то напевал. И звучал, приближаясь, все теплее, все веселей!

А напевал он так, как умеет напевать только быстрый, мощный автомобиль в дальнем пути. Аккомпанировали песне шорох шин по асфальту, рев сирены, шум ветра…

Да! Это был Капитан!

Он пел и, напевая, возвращался к ним.

В песенке говорилось о приморских шоссе и горных перевалах, о пустынных дорогах и пальмах, как страусы убегающих вдаль, о запахе бензина и сиянии фар, прорезающих ночь. И наконец совсем рядом прозвучали три последних слова: