Крессида Коуэлл - Как перехитрить дракона Страница 9

Одноглаза проняло. Его жгучая ненависть к людям могла сравниться разве что с его собственной же не менее жгучей любовью к собратьям-драконам. Не прошло и пяти минут, как Иккинг уже запрягал Саблезубого Дракона в санки.

По дороге Иккинг встретил отца и сказал ему, что заночует в гостях у Сопляка, Стоик пришел в восторг.

— Молодец, мой мальчик, — проревел он. — Значит, ты всё-таки решил последовать моему совету и найти себе друга получше. Правильно, Иккинг!

— Так что теперь, — говорил Иккинг, усаживаясь в сани рядом с Камикадзой, — мы можем пробраться на Истерию, раздобыть Картошку и вернуться к Рыбьеногу так, что отец меня даже не хватится…

И только Сопляк Мордоворот заметил, что по заснеженным просторам Хулиганской Гавани в сторону Истерии ползут санки, к которым привязана утлая лодчонка.

Сопляк не знал, куда направляется Иккинг, но горячо надеялся, что тот НЕ ВЕРНЕТСЯ.

8. ПРОЛИВ ТОРОВА ГНЕВА

Одноглаз с бешеной скоростью тащил сани по льду. Иккинг пару раз дернул за поводья, чтобы немножко умерить пыл дракона, но, убедившись, что громадный Ездовик не обращает на него ни малейшего внимания, в конце концов прекратил попытки.

— Чем быстрее мы доберемся до Истерии, тем лучше. — напомнил он себе. В лицо ему хлестал обжигающе холодный ветер, от которого на глаза наворачивались слезы.

"Решительный пингвин» скакал за ними по ухабам, словно гадкий утенок, безуспешно старающийся угнаться за обезумевшей мамашей. К счастью, утлая лодчонка, хоть и была неказиста на вид, оказалась довольно крепкой и хорошо держала удар, Иккинг захватил с собой еды, которой, по его расчетам, должно было хватить на всю дорогу, однако Беззубик прикончил все запасы в первые же три минуты пути, усыпав сани крошками, куриными костями и устричными ракушками.

— Б-б-беэзубик з-з-замерз, — хныкал дракончик. — Б-6-беззубик хочет к-к-кушать… Б-б-беззубику СКУЧНО… Ой-ой-ой-ой… Камикадза сидит у Б-6-6еззубика на хвос-c-cте-е-е… Скоро мы приедем?

— Да мы только пять минут как отъехали! — воскликнул Иккинг.

— Б-б-бсэзубик хочет играть в угадайку, — заявил дракончик.

Поначалу Камикадза болтала без умолку и громко распевала. Но время тянулось невыносимо медленно. Секунд пятьдесят они играли в угадайку (Иккинг переводил Беззубику). Потом, ближе к вечеру, небо окрасилось розовато-серым, слева показался Сумасшедший Лабиринт, а из-подо льда послышались тяжелые вздохи Злокогтя, Тут лаже Камикадза приумолкла.

Перед поворотом в Пролив Торова Гнева Иккинг, опасаясь, как бы их не заметили часовые Истериков, велел Одноглазу подождать, пока окончательно не стемнеет. Они ждали долгих, томительных полчаса, и наконец Иккинг решил, что опасность миновала. Он дернул поводья; Одноглаз снова пустился в путь.

Утлые саночки мчались по ледяным торосам Пролива Торова Гнева. В темноте над замерзшим морем, словно зловещие тюремные стены, мрачно вздымались исполинские обрывы Негодяевки и Истерии.

Глаза у драконов светятся в темноте, и громадный зрачок Саблезубого Ездовика освещал им путь, будто прожектор. Лед в узком проливе был почти прозрачный, луч Одноглазова глаза пронизывал его насквозь, и далеко внизу, словно под двухметровой стеклянной плитой, была видна потаенная жизнь обитателей морских глубин, «До чего же интересно! — подумал Иккинг, свесившись через край саней. — Вон там, например, я различаю, как ходит целый косяк сардинок…» Миллионы крошечных рыбок медленно кружили в толще воды и вдруг, встрепенувшись, полыхнули в стороны, словно искорки громадного взрыва, и скрылись из виду. А на их место из бездонной глуби поднялся огромный, страшный и зловещий силуэт. Это был гигантский дракон величиной с подводную гору. Он, небрежно поводя хвостом, без труда держался вровень с бешено мчащимися санями. Длинные крылья едва не задевали берегов Торова Гнева.

— Это же 3-з-злокоготъ! — прошептал Беззубик Иккингу на ухо, — П-п-пошли домой…

Иккинг, завороженный ужасом, не отрываясь смотрел в глубину. Вот громадный дракон повернул голову, и мальчик невольно заглянул в громадный налитый кровью зеленый глаз, величиной с санки Иккинга,

Этот глаз словно вобрал в себя всю зелень мира — всевозможные оттенки гороха, травы, шпината, листьев, стручков и лягушек. Зеленая краска сгустилась в нём, сконцентрировалась, стала жгучей, будто ядовитая кислота. Смотреть в исполинский зрачок было больно, словно нечаянно взглянуть на солнце в разгар жаркого летнего полдня.

Зачарованный Иккинг едва не вывалился из саней, как вдруг — БУМММ! — чудовищный удар привел его в чувство. Лед под санями подскочил и прогнулся, как при землетрясении, Сани тоже подскочили.

БУМММ! — снова хрустнул лед. Это Злокоготь своей исполинской башкой боднул прозрачную стену. К счастью, лед был достаточно крепким и легко выдержал удар, хоть и покрылся белой сеточкой трещин.

Сани мчались к Истерической Гавани, как мышка к норке. Дракон не отставал, без устали колотясь об лед крепким, как таран, лбом. Когда Одноглаз свернул в гавань, сани по инерции развернулись, описав широкую дугу, на мгновение встали на один полоз и чуть не опрокинулись, но, побалансировав немного, снова заняли правильное положение.

Иккинг оглянулся через плечо. Злокоготь был слишком велик и не мог протиснуться в узкое устье гавани. Он только просунул туда свою гигантскую голову; Иккинг видел, как он разевает пасть, вопя от бешенства, но не слышал ни звука. Громадные когтистые лапы молотили по воде. Неожиданно из пасти чудовищного дракона вырвался голубой сноп подводного пламени; он ослепительным лучом пронзил воду под мчащимися санями и устремился к берегу. Казалось, подо льдом протянулась светящаяся голубая стрела.

Сани бодро мчались по сверкающей голубой дорожке.

— Он чем-то недоволен, — ухмыльнулась Камикадза, — Этот Злокоготь СИЛЬНО НЕ В ДУХЕ.

— Будем надеяться, что лед продержится до тех пор, пока мы не утащим Картошку и не смотаемся отсюда. — содрогнулся Иккинг. — А иначе эта страшила нас одним махом слопает!

Наконец Одноглаз остановился, вспахав снег, у самого берега. Иккинг выбрался из саней, чувствуя, что ноги его дрожат. Уже стемнело, ярко-голубая дорожка поблекла до бледно-бирюзового оттенка и вскоре совсем погасла.

В гавани, слава Тору, не было ни души. Сотни Истерических лодок стояли высоко на берегу, наполовину засыпанные снегом. Но даже в таком заснеженном состоянии было ясно, что они не выходили в море уже добрых пятнадцать лет. С покосившихся мачт свисали обрывки парусов, весла и рули, торчавшие из сугробов, сгнили или переломились пополам.

Иккинг послал Беззубик а посмотреть, что делается в Истерической Деревне.

— Ну п-п-почему все всегда должен делать Б-б-беззубик? — захныкал дракончик.

— Потому, что из всех нас только у тебя есть крылья, — в который раз терпеливо объяснил ему Иккинг.

Беззубик недовольно упорхнул в темноту.

Камикадза, радостно напевая, распаковала свое воровское снаряжение, рассовала по карманам загадочные железяки, нацепила специальные ботинки с шипами на подошвах и намотала на пояс длинную толстую веревку,

Обычно спутником Иккинга во всех его приключениях был Рыбьеног. который неизменно дрожал от страха и спрашивал, КАКАЯ НЕЛЕГКАЯ в очередной раз занесла их в эту опасную для жизни передрягу. Так что присутствие Камикадзы, воспринимавшей Поход За Замороженной Картошкой как увеселительный пикник, вносило приятное разнообразие.

Они надели лыжи и стали ждать, когда Беззубик вернется из своего разведывательного полета в Истерическую Деревню. Наконец дракончик выпорхнул из темноты и опустился Иккингу на плечо.

— Т-т-т-там С-с-страшно, — пропыхтел Беззубик, испуганно сверкая глазами. — Там Истерики закатили б-б-банкет в честь П-п-пятой П-п- ятницы… ой, КАК ВКУСНО!

Иккинг перевел Камикадзе, что сказал Беззубик, и та встала,

— Отлично, — сказала девчонка. — Надеюсь, в пылу веселья они нас не заметят. Пошли. — И маленький отряд повернул на тропу, вскарабкивающуюся на обрыв. Одноглаз тащил сани, освещая дорогу единственным глазом.

9. ТЕМ ВРЕМЕНЕМ НА ОСТРОВЕ ОЛУХ

А тем временем на острове Олух Рыбьеног метался в жару, слабый, как муха, запутавшаяся в паутине, и в бреду нес всякую околесицу. Старый Сморчок осторожно смачивал ему лоб холодной водой и поил сладким чаем.

— Отстань… ты… краб сушеный… мухомор болотный… — едва слышно лепетал Рыбьеног, увертываясь от старческой руки.

— Надеюсь, они вернутся до десяти утра, — качая головой, бормотал Старый Сморчок. — Он угасает на глазах.

— Не волнуйся, — шептал Рыбьеног, заглядывая в озабоченные глаза Старого Сморчка. — Иккинг успеет. У Иккинга всегда всё получается… Тор его знает как. — И он опять залопотал какую-то чушь.