Дмитрий Емец - Карта Хаоса Страница 9

Рядом с девушкой шел громадный худой пес угольного цвета. Единственное «неугольное» исключение составляла узкая белая полоска на голове. Похоже, некогда пес получил ножевую рану, и шерсть на ней выросла уже седой. Породу собаки Корнелий затруднился бы определить – в ней угадывались и азиатская овчарка, и дог, и ньюфаундленд, и кто-то из крупных дворняг. Одно было несомненно – собаки в роду у нее подобрались серьезные, не искавшие в жизни мягких диванов и сбалансированного корма.

Первое, что потрясало, была величина пса. Спина находилась примерно на том уровне, на котором обычно ожидаешь увидеть раму велосипеда. Так и хотелось перебросить ногу и сесть верхом, вот только ногу было жалко. Если одежду девушки еще можно было назвать сравнительно чистой, то пса грязь покрывала почти целиком.

Заметив Корнелия, пес напрягся. Морда его невообразимо сморщилась, даже скомкалась. Кожа подобралась, как она умеет подбираться только у бойцовых собак и волков. Обнажились желтовато-белые клыки размером чуть ли не с палец. Не тратя времени на рычание, пес рванулся вперед.

Корнелий метнулся рукой к флейте, уже понимая, что не успевает даже достать ее. Расстояние между ними было шага три.

– Назад, Добряк! – приказала девушка, дергая пса за узкий кожаный ремень, служивший чем-то вроде поводка. «Чем-то вроде» – это потому, что всякому ясно было, что пса такого размера и веса на нем удержать так же невозможно, как на резинке от треников.

Пес, почти сбивший Корнелия с ног, подчинился. Шерсть на загривке опала. Морда перестала морщиться. Услышав один раз, что трогать Корнелия нельзя, умный зверь потерял к нему интерес и неохотно вернулся к хозяйке. Лишь верхняя губа осталась приподнятой – ровно насколько, чтобы были видны предупреждающе оскаленные клыки.

«Ты мне не нравишься! Если она считает, что убивать тебя не стоит, – живи, но не жди, что я буду вилять тебе хвостом!» – точно говорил он Корнелию.

Незадачливому связному стало не по себе. Как страж света, Корнелий старался не думать ни о ком плохо. Перья от этого быстро теряли белизну. Подумать же хорошо тут как-то не получалось.

– Собака – друг человека, – напомнил он себе. – Хотя какой должен быть человек, чтобы у него был такой друг! Или какие враги должны быть у человека, у которого такой друг!

Для девушки присутствие Корнелия на платформе тоже оказалось сюрпризом. Она не то метнулась, не то сделала резкий шаг влево, потянув за собой пса, вскинула на него глаза, но сразу же прошла дальше и остановилась примерно на месте второго вагона. Там она и стояла, покачивая сумкой на длинном ремне и нетерпеливо посматривая в пустой тоннель.

Громадный пес сидел рядом, изредка с угрозой оглядываясь на Корнелия. По всему было видно, что Добряк – для него самая подходящая кличка.

Девушка нервничала. То и дело, точно опасаясь чего-то, она озабоченно смотрела в тоннель, и лицо у нее становилось напряженным. Поезда все не было. Казалось, секунды прилипают к циферблату электронных часов, а потом, точно издеваясь, большими скачками дергаются вперед.

Самый бестолковый связной света взволновался. Чем дольше он жил в человеческом мире, тем сильнее увлекался и «залипал». С ним происходило то же, что с сотнями стражей до него. Все чаще он мыслил, как молодой человек двадцати с малыми копейками лет – представлялся себе суровым и грозным, сам же вел себя как радостный и веселый щенок.

Постепенно в голове у него точно сам собой образовался рубильник с положениями ON/OFF. В положении «ON» Корнелий был страж. В положении же «OFF» – задиристый очкарик с веснушками, любящий цветные сны.

Случались дни, когда он не вспоминал о том, что он страж света и в жизни у него существует некая высшая миссия и цель, отличная от простого переваривания пищи, блуждания по городу, переработки новых вещей в мусор и получения базового набора удовольствий.

Конечно, спроси у Корнелия некто: «Ау! Проснись! Ты что, забыл, кто ты?», он бы опомнился, но спрашивал его об этом только Эссиорх, и то чаще кулаком по лбу.

В состоянии «ON» любовь Корнелия была возвышенной, бескорыстной, щедрой и соответствовала стандартам света. В состоянии же «OFF» это был обычный сумбур с сомнениями, метаниями и фоновой мыслью: «А оно мне всё надо?»

В этом отключенном от неба состоянии Корнелий влюблялся только чем-то одним: или разумом, или сердцем. Когда увлекался один разум, сердце начинало ныть и стонать, отравляя разуму всякое удовольствие от логических построений и самоубеждений, точно уставший ребенок, увязавшийся за взрослым на прогулку.

«Это та самая девушка, которая нам нужна, потому что: а) б) в) г)! Смотри! Вся логика в нашу пользу! Не тормози!» – убеждал разум. «Катись ты со своими а) б) в)! Не то! Не мое!» – артачилось сердце.

Когда же влюблялось сердце, а ум оставался холоден, происходило всё наоборот. Вредный ум принимался поливать сердце ледяной водой убийственных доводов и за предсердия и желудочки оттягивал в сторону. «Посмотри на нее! Кого тут любить? Она же: а) б) в) г)! Сопоставляй факты, глупое животное! Нечего блажить!»

В завершающей стадии затянувшегося сражения обычно являлся Эссиорх и коротким ударом костяшкой пальца в лоб переключал Корнелия в состояние «ON», автоматически убивавшее бессмысленные метания.

Длинный поезд показался из тоннеля и, не снижая скорости, с электрическим дребезжанием пронесся мимо платформы. Все вагоны были освещены, и все пусты. Сюрреалистическое зрелище! Корнелий остановился на краю, завороженно наблюдая за синей гусеницей, вползающей в тоннель.

Когда поезд появился, девушка рванулась было к нему, точно желая вскочить на ходу, но, поняв, что это невозможно, отпрянула и, пробежав несколько шагов вдоль состава, остановилась в замешательстве. Пес тоже сделал несколько скачков, толкнулся мордой в захлопнутую дверь вагона и, отброшенный, упал на бок. Сразу вскочил, вернулся и сел у ног девушки.

Из-за грохота вагонов услышать ее слова было непросто, но Корнелию почудилось, будто девушка негромко крикнула что-то сердитое вслед удаляющемуся поезду. Затем, взяв себя в руки, продолжала нетерпеливо покачивать брезентовой сумкой, точно черная кошка подрагивала хвостом. На Корнелия она ни разу не взглянула.

«Ах так! Ну и ладно! Чем больше я тебе не нужен, тем больше ты мне нужна!» – подумал он.

Досада ужалила Корнелия сердитой пчелой. Связной обиделся и сделал охотничью стойку. Чем дольше он всматривался в девушку, тем сильнее путался. Ему было и тревожно, и радостно. Он сам не понимал, что с ним творится. Происходило нечто необычное с точки зрения положения «OFF», в котором находился замученный курьерской беготней Корнелий. И сердце и ум разом сказали «нет», а потом так же разом сказали «да!» И снова «нет», и снова «да».

– Так не бывает! Что-то тут не так! – сказал себе Корнелий.

Переключившись на истинное зрение, он убедился, что эйдос у девушки присутствовал, но немного странный. Точно рассеченный наискось, он состоял из двух половин. Одна из них была яркой и живой, другая – тёмной, будто обугленной.

Корнелий озадачился. За всё время своего пребывания в человеческом мире он не встречал ничего подобного. В большинстве случаев эйдосы осветлялись или тускнели целиком, без жестких разделений или границ. Разделенный эйдос – такой же нонсенс, как, допустим, вода, покрашенная в полосочку.

– Ничего себе! – невольно произнес Корнелий, в котором страж света на время заглушил бестолкового собирателя телефончиков.

Так как он стоял близко, девушка услышала и, повернув голову, окинула его быстрым взглядом, после чего вновь отвернулась. Корнелий успел заметить, что глаза у нее были странные, песочного цвета. Зрачки расширенные, без отблеска.

Одно точно: напугана она не была.

– Смывайся отсюда, очкарик! Если еще один поезд пройдет пустым, скоро здесь будет жарко, – бросила она.

Корнелий не обиделся на «очкарика». Своей ботанической внешностью он скорее гордился и всячески ее усиливал. Если у тебя есть внешний недостаток – акцентируй его, и он легко превратится в достоинство.

– Я не очкарик! Я зоркоглазик!.. – поправил Корнелий и быстро уточнил: – В каком смысле жарко?

– Не смотаешься – поймешь! – процедила девушка сквозь зубы.

Растратив все свои интеллектуальные способности на шуточку про «зоркоглазика», Корнелий испытал кризис разговорного жанра. Обычно многоречивый, теперь он сумел связать три предложения, лишь помогая себе овечьим блеяньем:

– Хороший пес! С такими никакой конницы не надо! Как тебя с ним в метро впустили?

Девушка не ответила. Она подбежала к краю платформы и, заглядывая в тоннель, прислушалась. Громадный пес прислушивался вместе с ней, повернув голову и насторожив уши. Оба были настолько синхронны, что у Корнелия даже мелькнуло подозрение, не составляют ли оба единое целое.