Андрей Саломатов - Танатос Страница 9

Алтухов не успел донести кружку до рта, когда услышал, как тихонько открылась, а потом так же тихо закрылась дверь в квартиру. Алтухов замер, боясь выдать себя скрипом пружин, осторожно поставил на пол кружку и стал медленно подниматься с дивана. При этом лицо у него было такое, будто он только что ограбил квартиру и убил хозяев.

Из коридора до него донеслись осторожные шаги. Непрошеный гость как будто подкрадывался к двери, и Алтухов так же тихо, выбирая места, куда можно поставить ногу, прошел за разбитый шкаф и прижался спиной к стене.

Судя по всему, гость уже добрался до двери в комнату. Затем надолго наступила тишина, и после утомительной паузы вошедший похлопал по шкафу рукой и голосом Нины сказал:

– Мертвенький. -‘Тьфу, это ты, Нина? – громко спросил Алтухов, и она испуганно откликнулась:

– Я. А это ты?

– Я, я… – ответил Алтухов и вышел из-за шкафа на середину комнаты. – Вот так встреча. Что это тебя сюда принесло?

– А ты что, здесь и живешь? – удивленно спросила Нина. – Ты же говорил, что у тебя есть комната. Это и есть твой дом?

– Да, – с напускной важностью ответил Алтухов. – У меня таких квартир по две на каждом этаже. Располагайся, коль пришла.

Гостем будешь. Сегодня у меня даже есть чем угостить.

– Значит, ты здесь и живешь, – с горечью повторила Нина.

– Здесь, здесь, – ответил Алтухов. – Участковый меня достал. Вот сегодня переселился. Давай отпразднуем новоселье. Гостей вроде больше не предвидится. Во всяком случае, я на это надеюсь. Так что, можно начинать. – Алтухов плеснул в кружку портвейна и протянул ее Нине. – Давай выпьем за этот мертвый дом. Здесь, наверное, и привидения водятся. Ты веришь в привидения?

Нина не ответила и села на диван.

– В общем, за мое последнее пристанище. Дай Бог нашим управителям закончить свое существование в подобном интерьере. – Алтухов nabek взглядом комнату. – Больше я им ничего не должен. Я свободен! – Явно красуясь, он сунул кружку с портвейном Нине в руку. – Свободен, понимаешь?

Нина кивнула головой и печально улыбнулась.

– Понимаю, – сказала она и пригубила вино.

– Да ты пей, пей и садись, – возбужденно сказал Алтухов. – Оказывается, для того, чтобы стать свободным, нужно только умереть. Не больше, не меньше.

Неожиданно они услышали шаги, а затем и невнятный разговор на лестничной площадке. Громко шаркая ногами, кто-то поднимался по ступенькам на второй этаж.

– Что-то сегодня здесь много народу, – поморщившись, проговорил Алтухов, но увидев, как Нина испугалась, добавил: – Да ты не бойся. Наверное, мужики, бутылку распить. ’Холодно на улице.

Шаги приближались. Затем кто-то вошел в квартиру, громко выругался, и дверь в комнату отворилась. За ней стояли два человека: один – длинный и сутулый, с разбитой, грязной физиономией, другой – маленький, с рыжей свалявшейся бородой.

Оба одеты были примерно одинаково, в "антикварные" драповые пальто со следами бесчисленных ночевок на вокзальном полу и в таких же вот квартирах. ’арактерные скрюченные позы этих бродяг говорили о том, что внутри у них не осталось ни одного здорового органа, и каждое движение требует от них немалых усилий и причиняет боль. Видно было, что оба уже давно дошли до ручки, и от смерти их отделяет каких-нибудь два десятка бутылок водки или одна неудачная попытка пьяными добраться до ночлега.

Увидев Алтухова с Ниной, бродяги растерялись, захлопнули дверь, и на некоторое время в доме снова стало тихо. Понятно было, что они молча стоят в прихожей, чего-то выжидают или решают, как поступить. Молчали и Алтухов с Ниной. Наконец дверь снова отворилась, и длинный простуженным, клокочущим голосом проговорил:

– Слышь, мужик, это наше место.

– Тебе что, квартир мало? – беззлобно, но с заметным вызовом спросил Алтухов. – Поднимитесь выше.

– Там нет дивана, – сказал длинный.

– Пойди купи, – ответил Алтухов, всем своим видом показывая, что уступать он не собирается.

Дверь снова закрылась, но бродяги остались стоять за ней, и Нина едва слышно прошелестела:

– Они не уйдут. Пойдем отсюда.

– Нет, мы первые, – так же шепотом ответил Алтухов.

– Но нам же есть куда, а они бездомные.

– Нет, – твердо повторил Алтухов. – Это что, гостиница, что ли?

Здесь кто первый пришел, тот и хозяин.

Алтухов забрал у Нины кружку, поднес к губам, но выпить не успел.

– Слышь, мужик, – снова появился в дверях длинный. – Уе… отсюда по-хорошему. На четвертом этаже свободно.

– Ну-у… – протянул Алтухов и поставил кружку на пол. – Нехорошо. Здесь же дама…

– Там есть на чем сидеть, – таким же булькающим голосом сказал p{feanpnd{i. – Ящики есть.

– Нет, ребята, мы не уйдем, – покачал головой Алтухов и взялся за диванный подлокотник. Тяжелый полированный брус легко поддался, вышел из пазов, и Алтухов постучал дубинкой по ладони.

Они стояли так не более минуты, будто примериваясь друг к другу и оценивая свои силы. Алтухов знал, что бродяги не нападут – слишком слабы, – зато Нина страшно перепугалась. Она сидела, готовая вскочить в любую секунду, и широко раскрытыми глазами смотрела на длинного.

– Ну так что, вы проходите или как? – наконец спросил Алтухов.

Не ответив, бродяги хлопнули дверью.

Алтухов с Ниной слышали, как они покинули квартиру, но потом с лестничной площадки еще долго доносился какой-то шорох и тихий бубнеж.

– Они сейчас приведут подмогу, – сказала Нина. Она подняла с пола кружку и, громко глотая, торопливо выпила все вино.

– Не приведут, – успокоил ее Алтухов. – Вот это и есть настоящие бомжи. Венцы творения, так сказать, во всей своей красе. Не бойся, они трусы. Я же сидел, знаю, кто чего стоит.

– Ты сидел? – изумилась Нина.

– Да. А что, не похоже? – хохотнул Алтухов и пропел: – Сколько я зарезал, сколько перерезал, сколько душ невинных загубил…

– А за что тебя? – осторожно спросила Нина.

– Не хочу рассказывать. Надоело. – Он взглянул на Нину, налил себе вина, залпом выпил и добавил: – Не бойся, я никого не убивал, не насиловал, не грабил. Так, по глупости.

– А их тебе не жалко? – вдруг спросила Нина и как-то нетрезво мотнула головой в сторону двери.

– Нет, – ответил Алтухов. – Мне давно никого не жалко. Мне даже себя не жалко. Каждый живет в доме, который построил сам. И одиночество, поверь мне, не самое плохое наказание. Одиноко – иди в церковь. Там, по крайней мере, любовь – это Бог. А здесь – половой акт или мелодрама.

– Да, да, да… – закивала Нина.

– У меня бабка была верующей. Я ее и запомнил-то только из-за рождественских подарков. Официально тогда не справляли, нельзя было, а так, потихоньку, словно гадость какую делали, праздновали. Я помню, мне лет пять было. Шкаф у нас стоял – огромный, до потолка. Вот из этого шкафа бабка и доставала подарки. Я почему-то запомнил только запах. Рядом со шкафом пахло яблоками и печеньем. Я подходил к нему и нюхал, как звереныш. Волшебный был запах. Вот тогда мне было жалко всех… даже пауков.

– А может, тебе… лечь полечиться? – тихо спросила Нина. – Гипнозом лечат… выпивающих.

Алтухов удивленно посмотрел на нее, убедился в том, что Нина сказала это серьезно, и как-то сразу обмяк.

– Дура ты, – вдруг устало проговорил он. Нина покраснела и опустила голову, а Алтухов спохватился, подсел к ней, торопливо открыл вторую бутылку и налил в кружку вина. – Извини, я не хотел. Так, вырвалось. Давай выпьем. – Он попытался всунуть ей в руку кружку, но Нина сжала пальцы в кулак. – Ну не обижайся, – виновато попросил Алтухов. – Одичал я совсем. Ну, выпей. Ты unpnxhi человек, я это сразу понял, потому и говорю тебе все это. ‘-фу… ты черт, – выругался Алтухов. Он залпом выпил кружку вина и затряс головой.

Нина встала и запахнула пальто, но Алтухов успел схватить ее за рукав.

– Куда ты? Куда ты пойдешь? Домой? – Он потянул ее за рукав и усадил рядом с собой. – Здесь нас двое, там ты будешь одна.

Неужели не понятно?

Алтухов чувствовал, что сильно опьянел, и вместе с этим изменилось его отношение к Нине. С нее как будто слетела серая невзрачная обертка, и Алтухов увидел, что Нина имеет очень даже привлекательное лицо, и трагическое выражение нисколько не портит его. Он вдруг увидел, что у нее густые пышные волосы, коегде тронутые сединой и красиво вылепленные руки. Затем он вспомнил бывшую жену, болезненно поморщился и тряхнул головой, как бы избавляясь от неприятных воспоминаний. А Нина сама себе налила полную кружку вина и, поколебавшись, выпила все до дна.

– Ну вот и умница, – Алтухов погладил ее по волосам, а Нина ткнулась лицом в его плечо и затихла. – Умница девочка, – ласково приговаривал Алтухов. – Умница. Сейчас тебе станет лучше. Вино для того и существует, чтобы обезболивать. – Он услышал, как Нина всхлипнула, и укоризненно сказал: – Ну вот и рассопливилась.

– Все-таки ты сумасшедший, – тихо пролепетала Нина. – Жалко.

– Ты это уже говорила, – ответил Алтухов. – Я не сумасшедший, я умер. Просто умер.