Ирина Краева - Тим и Дан, или Тайна «Разбитой коленки» Страница 10

— Я спасу брата.

Лицо Покровителя Времени, древнего и всегда молодого Числобога, лицо которого напоминает огненное солнце, а профиль похож на седой месяц, сияло. Голос его гремел так, что у Тима закладывало уши.

— Хорошо, — проговорил Числобог и утомлённо прикрыл глаза, сразу превратившись в обыкновенного усталого человека. Он взглянул на Тима, улыбнулся и тихо произнёс: — Я обещаю тебе, мой мальчик, твоя смерть не долетит до тебя. Ты будешь жить. Я позабочусь об этом.

Числобог разложил на столе огромную карту, поделенную на две части: одна была голубоватой с розовыми и зелёными островками, на другой — тёмно-коричневой — проступали жёлтые и красные пятна. Сверху было написано: ЯВЬ И НАВЬ.

— Мы находимся вот здесь, — Числобог подчеркнул точку, под которой Тим увидел слово Москва. — А тебе нужно вот сюда! — Карандаш Числобога уткнулся в облако с названием Вечная Роща, которое находилось на границе голубой части с коричневой. — Самый короткий путь лежит через весьма опасную для путешествий страну Видению. Там всё призрачно и обманно. Там ничему нельзя доверять и необходимо всегда быть готовым к Беде. Ты готов?

Тим кивнул.

— Ты должен идти за Светом. Когда горит Солнце, иди за Солнцем. Когда светит Луна, иди на её свет.

— Как я узнаю, что достиг страны Видении?

— Очень просто. Когда ты совсем выбьешься из сил, знай, что ты идешь по её земле. Чтобы не заблудиться, ты должен идти, не жалея себя. Пожалеешь — заблудишься. Ну, не время дорого — пора! В Добрый час, мой мальчик.

Часть вторая

Под волчьим солнцем

Глава первая, в которой Тима ждёт первое испытание в стране Видении

Издательство предупреждает читателей, что сейчас автор решительно отложит все шутки в сторону. При выполнении опасных трюков участники повести действительно пострадают. Во время чтения этой части для сохранения вашей безопасности просим не вставать со своих мест, а пейджеры и мобильные телефоны должны быть отключены.

По серому небу серые клочья летят, как дым после пожарищ. Средь облачных комьев ныряет и прыгает вверх каверзный лунный глаз. Прицелится к жертве и под занавеской тумана пошлёт белый безжизненный луч: и сразу у кого-то набухнет гнойный нарыв, кто-то вспотеет, блуждая в кошмарном сне, а кто-то отбросит книжку со страшной сказкой и никогда не станет верить в счастливый конец любой истории. «Не луна сегодня, а Волчье солнце», — ворчит Обби, поглядывая на небо через маленькую щёлочку в рюкзаке.

Шаг — вздох, шаг — выдох. Так ходят те, кому надо беречь силы в дальней дороге. Шаг — вздох, шаг — выдох. «Тим и Дан, Тимидан, Тимидан», — шепчет Тим при каждом шаге. Проклятое клеймо грызёт плечо и грызёт, от рюкзака вот-вот проломится спина, а ноги устали так, что, кажется, босиком идёшь по раскалённым булыжникам. Шаг-вздох. Шаг-выдох. «Тимидан!»

Лес дёргает его за рукава сучками и ветками — ну-ка, парень, повернись, мы рассмотрим тебя. Если оттолкнуть их рукой, то рука пройдёт сквозь них, как через лунный луч, не задев. Странные здесь места — сразу и не понять, что мерещится тебе, а что существует на самом деле.

Тим шагает и про себя повторяет слова: — «Тим и Дан. Тимидан! Тимидан! — Ему кажется, что рядом с ним идёт Дан и улыбается. — Тимидан! Пусть это слово будет волшебным, и пусть оно будет, как клятва, — думает он. — Брат, ты не один, и я не один. Где бы мы ни были, мы вместе, брат! Тимидан! Слышишь меня, брат? Мы с тобой всегда вместе! Со мною приключилась беда — ты нашёл меня. С тобой приключилась беда — я найду тебя. Тимидан! Мы с тобой всегда вместе! Мы разделим Беду пополам. Беда — одна, а нас двое. Тимидан! Тимидан!»

— Упс-с-с, — из рюкзака за плечами мальчика раздалось шипение, и перед глазами Тима показалась головка Обиды. — Мы ещё не дошли до Видении? Мне надоело болтаться в рюкзаке, как колбаса в авоське. Кстати о колбасе — я хочу есть. Дай корм! — И она больно ущипнула мальчика за щёку. — Обида, потерпи немножко, — Тим опустил рюкзак в траву. — Пока мы не окажемся в Видении, нам нельзя останавливаться надолго.

— Предупреждаю: я на тебя обиделась. Мы не договаривались, что я буду умирать медленной смертью от голода и качки в противной сумке, — Обида выпростала из рюкзака атласные, с переливом крылья, охая, вылезла сама и принялась ходить в раскачку, разминая затёкшие лапы. — Ты сама сказала, что готова идти со мной хоть на край света, — укоризненно напомнил Тим. — Конечно, от такой жизни, как у меня, любой согласился бы идти на край света. Но и с тобой, скажу откровенно, к лучшему моя жизнь не изменилась.

Где-то высоко над ними будто проплыли две огромные безмолвные рыбы, и только потом по холодным щекам Тима, по настороженным веткам елей скатился шорох тяжёлых крыльев.

— У-у-а-а-а! — Закричали, запричитали птичьи голоса. — У-у-у-а-а!

Лебедь прижалась к намокшим от росы джинсам мальчика и еле слышно выговорила:

— Пришло время ужина, Тим. Мы дошли до Видении.

— Откуда ты знаешь? — Спросил он, вслушиваясь в жалостливые стоны, доносящиеся сверху.

— Это Желя жалеет нас, а сестра её Карна кручинится о нашей судьбе, — дрожащим голосом ответила Обби.

Желя и Карна кружили над их головами, то опускаясь, от чего робко вздрагивали ветки, то вновь поднимаясь вверх, и плакали, плакали. Всё небо затянули своим плачем, все звёздочки погасили. Страш-ш-шно.

— Они говорят: «Вернитесь назад. Вас ждёт Беда. С каждой минутой она приближается к вам. Вернитесь», — Обида залезла в рюкзак и старалась клювом застегнуть за собой молнию. — Тим, может, мы вернёмся?

— Если хочешь, возвращайся сама.

— Я друзей в беде не бросаю, — глухо донеслось из рюкзака.

— Я очень рад, — рассмеялся Тим.

— Чему это?

— Тому, что ты назвала меня своим другом. Давай устраиваться на ночлег. Надо разжечь костёр — согреемся и хоть немножко оглядимся. Я сучья к костру соберу, а ты и шага не ступи отсюда. Обида, очевидно, энергично закивала, потому что рюкзак стал дергаться, будто в нём кого-то душили. Но когда шаги Тима удалились, оттуда послышалось аппетитное курлыкание: чтобы хоть немножко успокоиться, лебедь принялась уплетать хлеб, который Лиходеич дал мальчику в дорогу. Мрак Хоть Выколи Глаз навалился на лес, утопил его в своей дремучей бороде, переплёл стволы между собой, спутал траву. Разлапистые сосновые ветки били Тима по щекам, гнали назад. Согнувшись в три погибели, он пытался на ощупь найти хоть что-нибудь пригодное для костра. Под руку попадались стеклянные банки, отбитые у какой-то скульптуры руки и ноги, ласта для подводного плавания, пара солнцезащитных очков, пустой дипломат. «Это лес или мусорная свалка? — Подумал мальчик. — Лиходеич такого безобразия в Разбитой коленке не потерпел бы». Какой-то кустарник в двух местах прокусил рукав его джинсовой курточки, а другой, когда Тим сорвал листочек, крикнул неприятным голосом: «Который час?».

— Странно, — сказал Тим, наконец-то присаживаясь рядом с Обидой, которая успела неплохо подкрепиться и, утопив в пухе фиолетовый клюв, заботливо выбирала соринки и муравьёв. — Ни одного поваленного дерева, ни одного сухого сучка.

— Эхе-хех, — недовольно закряхтела Обида. — Плохо смотрел, вот я сразу бы полено нашла. И такой костёр — до неба — запалили бы! — Лебедь мечтательно курлыкнула. — И дым — клубами, клубами, как джин из бутылки — огромный! Ой, дымком потянуло!

Обида и Тим обернулись и увидели, что в нескольких шагах от них бьётся бойкий костёр. Они с минуту смотрели на пламя, пляшущее на толстых поленьях. Костёр явно дразнил путников, плевался искрами и показывал им длинные красные языки.

— Теперь я точно верю, что мы оказались в Видении. Стоило тебе сказать — и костёр вот он! — Задумчиво произнёс Тим.

— Премило! О нас здесь заботятся! — Сказала Обби своим обычным язвительно-ворчливым голосом, и от этого её слова приобрели совершенно противоположный смысл, будто бы она говорила: — Какое безобразие! Хоть умирай в этой проклятой Видении — никто стакана воды не подаст! — Подумав, лебедь заявила: — А теперь воды! Хочу воды!

Земля опрокинула Тима в бездну, в грудь ему ударила голубая волна, подбросила мальчика, а вторая волна с шипеньем прихлопнула его сверху. Душные мокрые ладони крепко зажали уши, встряхнули Тима что было мочи, и крутя, как вздумается, куда-то понесли. Тим задохнулся и ослеп. Если бы не уроки Водяного, научившего держаться на воде при любом шторме, он погиб в первую же минуту. Пенистые волны пытались опрокинуть и Обиду. Но не тут-то было — она выныривала, как поплавок, и кричала: — Я птица благородная! Я рядом с усадьбами и дворцами в озёрах плавать должна! На худой конец в зоопарке! Я такого безобразия терпеть не намерена!

Но уже через несколько минут раздались совершенно иные вопли.