Дмитрий Емец - Дракончик Пыхалка и Великий Мымр Страница 10

– А правда, Куклаваня, – заинтересовался Ученичкин, – ты сказал что-нибудь хорошее?

– Я над собой работаю! Каждое утро тренируюсь по нескольку часов! – соврал пупс.

– И как?

– Пока никак. Если бы Олька каждый день кормила меня обедами, может, я и стал бы вежливее, а так фигли!

– А ты хоть раз сказал «спасибо» после еды? – рассердилась Оля. – Хоть раз?

– Ну вот, опять пошли счеты! Ненавижу мелочность! Из меня вежливость так и прет, только вы этого не замечаете! – поморщился Куклаваня.

Пупс обиженно отправился в свой ботинок и завалился спать. Пыхалка дождался, пока все лягут, и стал прохаживаться по комнате, прислушиваясь ко всем шорохам и звукам.

В ботинке похрапывал Куклаваня. В кроватках-варежках посапывали зайчики. Ворочался в поскрипывающем гамаке Ученичкин. Кошка Дуся промяукала во сне: «Какая милая эта Дуся, не правда ли?» Одна кукла Оля спала бесшумно и сосредоточенно, как спят уважающие себя куклы.

Было темно, но для дракончика это не было помехой – он отлично видел в темноте.

В два часа ночи Пыхалка сдал свой пост Ученичкину. Ученый гном надел очки, взял книгу и уселся с фонариком на крыльце. Он продежурил до четырех утра, а потом растолкал Куклаваню. Пупс вылез из ботинка пасмурный и недовольный. Он был в тулупчике, с кастрюлей-шлемом на голове и в валенках. За поясом у него торчал пистолет с липучкой, а за спиной висело ружье с пистонами.

Ученичкин осветил Куклаваню фонариком и сел на пол.

– Ты чего это вырядился?

– Ничего не понимаешь в охране – вот и молчи! – заявил пупс и стал разгуливать по комнате, поправляя сползавшую на нос кастрюлю.

Ученичкин покачал головой и отправился спать. Пока Куклаване нравилось играть в сторожа, он ходил по комнате, целился по углам из игрушечного ружья и покрикивал: «Стой! Кто идет? Стрелять буду!» Вскоре пупсу наскучило, что никто не видит, какой он хороший сторож, и он вначале снял с головы кастрюлю, потом стащил тулупчик, а еще через некоторое время расстался с ружьем и пистолетом. Он вскарабкался на кресло и поуютнее устроился.

«Буду охранять отсюда! Мне всю комнату видно, а меня никому!» – решил пупс и… через минуту похрапывал.

Едва пупс уснул, как кто-то заглянул с улицы в покрытое изморозью окно. Одно это уже пугало, ведь Маша жила на седьмом этаже! А если добавить, что у того, кто заглядывал в стекло, было красное бугристое лицо, лысый череп, а за спиной равномерно вздымались черные крылья, то станет ясно, что это был сам Великий Мымр!

Глава 8

Новый завуч

Великий Мымр продышал в изморози небольшую дырочку и долго наблюдал за комнатой лишенными век глазами, светившимися красным огнем. За спиной у него упруго зачерпывали воздух два черных крыла. Мымр смотрел на кровать, на которой, укрытая одеялом, спала Маша, на кукольный домик, на заснувшего в кресле пупса, и его рот растягивался в ухмылке.

– Ненавижу маленьких детей и их игрушки! Ничего, соберу мозаику и смогу распоряжаться судьбой Сказочного мира!

Мымр омерзительно захохотал, но, спохватившись, замолк, чтобы не разбудить Машу.

– Фрагмент мозаики у них где-то здесь, я чую… Но отнять его нельзя – тогда колдовство потеряет силу. Нужно устроить так, чтобы девчонка отдала его сама.

Мымр еще раз просверлил пылающим взглядом комнату, потом через стекло, оставшееся целым, просунул руку в комнату и погрозил пальцем спящей Маше так, что тень от пальца упала ей на лицо.

– Мы еще с тобой встретимся, отвратительная, глупая, двурукая девчонка! Ты сама принесешь мне его на блюдечке!

Мымр скрипуче засмеялся и, хлопая крыльями, улетел на крышу ближайшего дома. Разворачиваясь, Мымр задел крылом стекло. Куклаваня проснулся и ошалело закрутил головой.

– Стой! Кто идет? – крикнул он.

Никто не ответил.

– Наверное, порыв ветра. Какой я чуткий, мимо меня и муха не пролетит! – решил пупс и стал дальше ходить по комнате с игрушечным ружьем.

Когда ему это снова наскучило, он прокрался к окошку куклы Оли и выстрелил пистоном. Оля и Ученичкин в пижамах выскочили из домика и увидели сидевшего на крыльце довольного Куклаваню с игрушечным ружьем.

– Шутка-нанайка! – радостно сказал пупс. – Ложная боевая тревога! Можете укладываться спать! Когда заснете, снова потренируемся!

– Что? Ложная тревога? А я-то как испугалась! Вот я сейчас потренируюсь! Всю дурь из тебя выколочу! – закричала Оля и бросилась на Куклаваню с поварешкой.

– Караул! Нападение на охраняемый пост! – завопил пупс, удирая от нее на коротеньких ножках.

Так закончилась ночь. Когда же наутро никаких следов нападения Мымра не обнаружилось, друзья решили, что он не сумел преодолеть барьера между мирами, и обрадовались.

– Или просто заблудился в Москве, – предположила кукла Оля. – Москва такой город, что в нем любая мымра заблудится, великая она или не очень.

– Но на всякий случай нужно быть настороже! – предупредил Пыхалка.

Осколок волшебной мозаики оставался привязанным у него к шее, и дракончик не собирался с ним расставаться.

В понедельник Маша впервые после зимних каникул пошла в школу. Когда она выходила из дома, к подъезду, чихая и буксуя в неубранном снегу, подъехала старенькая машинка. Из нее, прихрамывая, выбралась старушка в немыслимых шоферских очках, которые носили гонщики полстолетия назад. Это была Артемида Павловна, мать Пирожкова. Маше она напомнила ворчливую фею из сказки – с крючковатым носом и пронзительным взглядом.

Маша быстро поздоровалась, буркнув «добрый день», и пошла к школе. Она шла и чувствовала, как старушка, остановившись у подъезда, смотрит ей в спину…

Неожиданно возле уха Маши просвистел снежок. Маша обернулась, думая, что это соседский мальчишка, и увидела, что Артемида Павловна жонглирует еще тремя снежками. Причем жонглирует не как в цирке, а как-то иначе. Маша едва не поскользнулась, когда обнаружила, что руки у старушки в старомодной муфте, а снежки сами пляшут в воздухе.

– Будь осторожна, девочка! Тебя ждут испытания! – После этих загадочных слов мать Пирожкова отвернулась и, взглядом захлопнув дверцу машины, направилась в подъезд.

Недавно, до того, как появился Пыхалка и она узнала, что ее игрушки умеют разговаривать, Маша удивлялась чудесам. Но после путешествия на остров Буян перестала. К чудесам быстро привыкаешь, и они становятся само собой разумеющимися. Правда, порой Маше начинало казаться, что чудом является вся наша жизнь, и это и есть настоящее чудо.

Странная старушка немного задержала Машу, и в школу девочка пришла перед самым звонком. К ее удивлению, никто в классе не шумел. Даже двоечники Чубриков и Лодкин сидели тихие, как мышки.

Учительница Анна Ивановна выглядела взвинченной, но героически держала себя в руках. Губы у нее слегка прыгали, а брови были сомкнуты, как у снайпера на первом задании.

– Свиридова! Быстро на свое место! К нам в класс сейчас придет новый завуч! Он сегодня первый день на работе и сразу захотел присутствовать на уроке!

Маша слегка удивилась, но не особенно. Она знала, что у учителей время от времени бывают контрольные уроки, когда на последних партах сидят всякие тетеньки и строго пишут что-то в тетрадках. В такие дни учителя бывают нервными, говорят отчетливыми голосами и вызывают самых лучших учеников.

«Хорошо, что я не взяла с собой пупса! Он бы им устроил контрольный урок!» – с облегчением подумала Маша, но тут кто-то легонько дернул ее за платье. Из рюкзака выбрался Куклаваня и деловито оглядел видные ему из-под парты ряды ног.

– Не ждала? – ехидно спросил он у Маши. – А Ольки-то, между прочим, со мной нет! Некому будет меня щипать и уши откручивать тоже некому!

Маша почувствовала, как у нее вспотел лоб. И почему она дома не догадалась заглянуть в рюкзак? Ей уже тогда показалось подозрительным, что пупс не путается у нее под ногами, как это бывало всегда.

– И что мне теперь с тобой делать? – шепотом спросила Маша.

– Представь, что я твой внучатый дедушка, который проходил мимо школы и решил заглянуть на урок. – Куклаваня потер ручки.

Маша хотела приказать внучатому дедушке немедленно спрятаться в рюкзак и просидеть там до конца уроков, но поймала на себе строгий взгляд учительницы. Дверь класса открылась. В класс решительно вошел грузный мужчина. Он был двухметрового роста, горбатый, в мешковатом пиджаке с болтавшейся на рукаве этикеткой, в очках с толстыми стеклами и с густой бородой, скрывавшей лицо, начиная от глаз. Во всем его виде было что-то зловещее и непреклонное, или это ответственная профессия завуча наложила свой отпечаток?

– Продолжайте заниматься! – сказал он глухо и, пройдя мимо учительницы, направился за заднюю парту.

Маше показалось, что, проходя мимо нее, он чуть дольше, чем нужно, задержал на ней тяжелый взгляд.