Дмитрий Нагишкин - Амурские сказки Страница 11

Только приступил медведь к кабану, а бурундук опять с его загривка меж ушей — на кабана прыг! Хочет первым кабана попробовать. Тут медведь совсем разозлился. Как хватит бурундука лапой по спине, так все пять когтей и вонзил ему в спину, чтобы под лапу не попадался, не мешал!

Рванулся бурундук — всю шкуру себе от головы до хвоста распорол. Взвыл от боли. Прыгнул на дерево, да на другое, да на третье.

Как пошёл с ветки на ветку перепрыгивать, только его медведь и видел!

Позвал медведь брата, когда кабана заломал:

— Эй, брат! Иди свеженину есть!

Нет бурундука, будто и не было никогда.

Пошёл медведь домой. Ждал, ждал брата, да так и не дождался.

Убежал бурундук. На деревьях долго жил, пока раны на спине не зажили. Ну, раны-то зажили, а пять чёрных полос от когтей медведя на всю жизнь у него остались.

Теперь бурундук к медведю и не подходит и мяса не ест. А случится ему от медведя неподалёку оказаться, он со злости в медведя кедровыми шишками кидает. А как медведь голову поднимет, бурундук бежать — только его и видели!

Как медведь оленеводом был

Паслось как-то на луговине стадо оленей. Напал на стадо тигр. Отбил несколько оленей и погнал в тайгу. Одного разорвал, а другие от страха убежали. К стаду уже и дороги найти не могли. И стали они сами по себе пастись.

Повстречал этих оленей медведь.

Был медведь уже старый, охотился плохо; сколько ел — не знаю, а бока у него ввалились и шерсть клочьями взъерошилась.

Увидал медведь оленей и подумал про себя: «Вот удача мне привалила! Заберу я оленей. Оленеводом стану, как люди бывают. Олени приплод давать будут. Мяса мне теперь на всю жизнь хватит. А пасти оленей — велика ли хитрость!»

Обрадовался медведь. Согнал оленей в одно место, к своей берлоге поближе. Сам сел возле, довольный, весёлый, к оленям присматривается — которого на первый случай зарезать.

Видят олени — не трогает их медведь, стали пастись. Стали мох искать: ходят, головы к земле наклоняют. Смотрит медведь, понять не может — что такое олени делают? Будто слушают что-то… Струхнул медведь, испугался: может, олени слушают, не идёт ли хозяин?

Подошёл медведь к одному оленю, спрашивает:

— Ты что слушаешь?

Молчит олень, не отвечает. У другого медведь спросил, и тот посмотрел на медведя и тоже промолчал. Смешно оленям: захотел медведь оленеводом стать, а сам не знает, что олени едят.

Бегал, бегал медведь от одного оленя к другому, запыхался даже. Говорит сам себе:

— А тяжёлая это работа!

Пока олени весь мох не съели — около той берлоги паслись. Мох съели — стали дальше отходить. Опять медведя страх взял: этак могут олени и совсем уйти. Не знал медведь, что человек за оленями кочует. Стал медведь своих оленей назад загонять. Пока одного к берлоге своей загонит, другой убежит мох искать — из виду скроется.

Совсем выбился медведь из сил. Не может оленей обратно повернуть. Пришлось ему за оленями идти. Идёт медведь, оглядывается — жалко ему тёплую берлогу, старую берлогу жаль! Но и оленей потерять не хочется. Вздыхает да идёт, от берлоги всё дальше и дальше.

— Ох, — говорит он, — трудное это дело — оленей пасти! Кабы знал, ни за что бы не взялся.

Далеко медведь от берлоги откочевал. Тут попались ему навстречу волк с лисой.

— Здравствуй, сосед, — говорят, — что ты делаешь тут?

— Да вот, — говорит медведь, — оленеводом стал.

Лиса хвостом завиляла, головой закивала.

— Давно пора, — говорит. — Мы с соседом-волком давно оленями обзавелись. Сейчас хорошо живём. Оленье мясо едим.

— Только замучился я с оленями, — говорит медведь.

— Это с непривычки, — отвечает лиса. — Бедный ты, бедный, сосед! С непривычки очень трудно. Не знаю, как ты зимой будешь пасти своих оленей…

Призадумался медведь: это верно, как же ему зимой: то с оленями быть? Ведь зимой его на спячку потянет, а коли он уснёт — уйдут олени. Где их тогда искать?

Говорит он лисе и волку:

— Помогите мне оленей упасти.

А лиса хитрая была. Для виду призадумалась, а у самой одна дума — как бы медведя одурачить! Говорит она медведю:

— Ох, не знаю я, как с тобой быть! Не справимся мы. Очень трудно. Но друг другу помогать надо. Давай твоих оленей. Весной придёшь — обратно возьмёшь.

Погнали лиса с волком оленей в тайгу.

А медведь пустился плясать, радуется. Говорит себе: «Вот обманул я этих дураков! Всю зиму будут они за проклятыми рогачами гоняться. А я весной и летом буду сыт: всё мясо мне достанется!» Побежал медведь в свою берлогу. На всю зиму залёг.

Отогнали лиса с волком стадо подальше в лес. Перерезал волк оленей. Целую зиму два обманщика были сыты до отвалу.

Лежит медведь в берлоге, лапу сосёт. Во сне оленей видит: ходят жирные-прежирные, сало с них на землю каплет. «Ох, и поем я мяска весной!» — думает медведь. Чем сильней у него с голодухи в животе бурчит, тем жирней ему олени снятся.

Вот весна пришла. Солнышко снег растопило. Ручьи по земле побежали, стали деревья почки набирать. Очнулся медведь от своей спячки, из берлоги вылез. Идёт по тайге, от слабости шатается, бока у него ввалились, шерсть колтуном свалялась.

Приходит косолапый к лисе с волком. А те за зиму откормились, гладкие да толстые стали. Выбежала лиса навстречу, суетится, словно от радости не знает, куда дорогого гостя посадить, без умолку говорит, медведю рот не даёт раскрыть. Спрашивает её медведь:

— Ну, где мои олени, соседка?

Запричитала лиса, лапками замахала:

— Беда с твоими оленями, сосед: всё твоё стадо пропало!

— Как пропало? — говорит медведь, разинув рот.

— Убежало, — отвечает лиса.

— Как так убежало? — рассердился медведь.

— А вот так, убежало — и конец! Уж если хозяин не мог оленей упасти, если сам ты справиться с ними не мог, так мы и подавно не могли твоих оленей упасти.

— Где же ваши-то олени? — спрашивает медведь, а сам вокруг смотрит, видит — валяются везде оленьи черепа да кости.

Ещё пуще запричитала лиса, слезу пустила да волка под бок так ткнула, что и тот от боли заревел.

— С нашими оленями беда случилась! — плачет-разливается лиса. — Не уберегли мы и своё стадо. Наших оленей, сосед, моль поела!

— Как моль? — спрашивает медведь.

— А вот так: как напала моль на оленей — ведь у них мех густой — да как принялась поедать оленей, мы и глазом моргнуть не успели, как всего своего богатства лишились… — Глядит лиса на оленьи кости и в голос ревёт: — Ах, мои милые! Да какие вы были хорошие! Да как любила я вас, мои милые!

Жалко стало медведю лису. Утешать её стал:

— Не плачь, соседка, то ли ещё бывает!.. — Почесал он в затылке, подумал. — Ничего, — говорит, — не поделаешь, если моль съела. Видно, не быть мне оленеводом, соседка. Никогда больше не буду оленей держать.

И поплёлся медведь в тайгу.

С тех пор к оленям и не подходит!

Киле Бамба и Лоче-богатырь

Наверное, не так давно это было. Жил на Амуре Киле Бамба — нанайского народа человек, силы богатырской человек Киле Бамба.

От простой женщины родился Киле. Только, видно, добрые черти ему помогали, что быстро он вырос. Ещё соску Киле сосал, а уже со зверем схватился.

Ушла как-то мать из дому. Дверь бревёшком припёрла, чтобы не открылась. Сколько времени по соседкам ходила — не знаю, а только через раскрытое окно вскочил в дом Бамбы тигр.

Услыхали соседи рёв тигра. Услыхали, как заплакал маленький Бамба. Кинулись родичи кто куда: как же можно не бежать, коли в деревню тигр пришёл?

Поплакал Бамба и затих. «Ну, — думают родичи, — пропал маленький Бамба, утащил его тигр в тайгу!»

Прибежала мать домой.

А Бамба на спине лежит, носом пузыри пускает, полосатым тигриным хвостом играет. А тигр рядом с его люлькой лежит: задавил его маленький Бамба и хвост оторвал. Вот так Бамба!

Увидал он мать, вытащил соску изо рта.

— Ну, беда, — говорит, — сколько зверей развелось, спать не дают, в окна прыгают! Видно, придётся мне, — говорит, — за них самому взяться, коли нет в деревне мужчин!

Встал Бамба на ноги. Отцовское копьё в руки взял, прикинул. «Маловато!» — говорит. Обеими руками за копьё взялся, нажал, пополам сломал. «Плоховато!», — говорит. В тайгу пошёл, левой рукой молодую лиственницу взял набок свернул, с корнем вырвал, сучья ободрал, землю отряхнул, попробовал — удобно ли? «Легковато!» — говорит. — «Ну, да раз другого нет, ничего не поделаешь — и это пригодится!»

Смотрят на него родичи, диву даются — в кого уродился? Не было ещё таких нанаев. И уже не Киле Бамба его называют, а Мерген-Бамба, богатырь Бамба.

А Бамба такой охотник стал, что лучше и быть не может. Бамба только из дому выходит, ещё на охоту собирается, а за девятью сопками, за девятью озёрами звери в норах просыпаются, с детками прощаются, знают — от Бамбы не уйти! Бамба острый глаз имеет: один раз взглянет — сразу скажет, сколько серебристых волосков на спине у чернобурки, сколько белых у неё в хвосте. Бамба острый слух имеет, прислушивается, говорит: «За девятью реками да за девятью ручьями соболята пищат. Значит, там ставить капкан надо!» Бамба силу имеет: сто дней без отдыха зверя добывает, одну ночь проспит — и ещё сто дней зверя бьёт! Бамба ест здорово: утром — косулю, на обед — сохатого, за ужином — медведя съедает! По животу себя погладит: «Съел бы ещё, да на завтра оставить надо!» Бамба зверя бьёт: один стреляет — десять охотников добычу собирают. С охоты ребёнок идёт — за ним целый поезд собачьих упряжек едет — пушнину везут! Вот так Бамба!