Турмуд Хауген - Семь царских камней Страница 11

— Я расскажу тебе о драгоценном камне из Китая…

— О том, что появился за восемь столетий до нашей эры?

— Ты придаешь значение несущественному, — заметил Дай-Ши. — Важно не время, а событие.

— Рассказывай!

— Сначала налей мне воды, — попросил Дай-Ши.

— Нет, сначала расскажи легенду!

— Почему ты думаешь, что я не стану рассказывать, если ты дашь мне напиться? Разве я могу уйти отсюда? Неужели ты хочешь, чтобы во время рассказа у меня пропал голос и мы потеряли целую лунную ночь?

Светловолосый молчал.

— Луна не стоит на месте, — напомнил Дай-Ши. — Скоро ее уже не будет видно в прорези палатки.

Светловолосый встал и налил в кружку воды из кувшина.

— Жила была Ли, — начал Дай-Ши. — Она была дочерью Ванга и Чун. У них было пятеро детей, но четверо умерли еще в младенчестве. В живых осталась только Ли. Они принадлежали богатому помещику в провинции Кантури. Ванг работал на рисовых полях. Чун ткала шелка невиданной красоты. Жизнь их была тяжела, но они радовались, что у них есть хотя бы один ребенок. Они не роптали даже зимой, когда дули холодные северные ветры. Потому что знали: без покровительства богатого помещика им было бы еще хуже.

— Мне не нужны все эти подробности! — разозлился светловолосый. Он взмахнул рукой, рюмка с вином чуть не упала, но он успел подхватить ее. — Рассказывай о самом аметисте!

Дай-Ши продолжал повествование, будто не заметив недовольства светловолосого. Тот откинулся на спинку кресла, поднес рюмку к губам, но не пил.

— Ванг работал на рисовых полях. Он пахал под ледяным ветром, сохранявшем в себе дыхание зимы. Ночи были такие холодные, что он часто не знал, как его семья дотерпит до утра. Во время посева на полях были заняты все крестьяне, в том числе женщины и дети. Ли привыкла работать вместе с родителями. Они, как могли, стремились облегчить ее участь, но и она старалась выполнить свой урок.

Ей было восемь лет, когда однажды, распрямив усталую спину, она увидела всадника, скакавшего галопом по гребню холма. Ли зажмурилась от яркого солнца, ей показалось, что она видит самого бога огня.

Она показала матери на всадника и спросила: «Кто это?» — «Это наш помещик, — ответила Чун. — Обещай мне больше никогда не смотреть на него!» — «Почему?» — удивилась Ли. Чун заплакала: «Со временем узнаешь», — ответила она сквозь слезы.

Но вот основные работы на полях были закончены и Чун повела дочку с собой в ткацкую мастерскую. Она погладила огненно-красную ткань и сказала, легонько касаясь ее кончиками пальцев: «Смотри, эту ткань пронизывает солнце, в ней пылает огонь. Потрогай ее, Ли. Чувствуешь, какая она прохладная на ощупь? Она нежная и целебная… Эти ткани очень дорого ценятся за пределами нашей страны. Больше их нигде не умеют ткать. Скоро и ты постигнешь тайну нашего мастерства».

Потом Чун повела Ли к шелковичным червям и разрешила положить им тутовых листьев. Заготавливали листья обычно мужчины, а женщины кормили ими червей.

— Здесь должно быть очень тихо, — прошептала Чун. — Червям нужна тишина, чтобы они могли прясть свои дивные нити. А чтобы им было приятно, я часто пою им о далеких лесах и благоуханных тутовых деревьях.

— Тебе хочется в эти леса? — спросила Ли.

— Да, думаю, там нам жилось бы намного легче.

Помещик любил скакать по гребню холма на своем белом жеребце. Однажды, выйдя из ткацкой мастерской, Ли застала его на дворе. Он хотел поговорить…

Светловолосый снова прервал Дай-Ши:

— Не понимаю, зачем мне все это знать? Рассказывай о драгоценном камне!

— Мало же ты понимаешь в драгоценных камнях, — усмехнулся Дай-Ши. — И уж совсем ничего не понимаешь в тех камнях, про которые сложены легенды. Чтобы понять всю исключительность камня, нужно знать и о людях, связанных с ним.

Светловолосый замолчал, и Дай-Ши продолжал рассказ.

— Помещик хотел поговорить с конюхом, который как раз шел через двор. Слезая с коня, он встретился глазами с Ли. Ли услыхала, как у нее за спиной охнула мать, стоявшая в темном проеме двери.

— Конец, — прошептала Чун.

— Почему конец? — не поняла Ли.

Помещик хотел ехать дальше, но еще раз скользнул глазами по Ли.

— Ты будешь его наложницей, — сказала Чун.

— А если я откажусь? Разве он не спросит моего согласия?

— Нет, дочка. Жену он возьмет равную себе, богатую и знатную. Руки у нее не будут побиты морозом, а щеки — впалыми от голода. Но ему мало жены, чтобы удовлетворять свою страсть. Он берет наших дочерей себе в наложницы. И не спрашивает на то нашего согласия.

— Но я не хочу!

— А тебя и не спросят. Мы бесправны. Ему принадлежат дома, в которых мы живем. Он защищает нас от врагов. Нам не на кого больше надеяться, без него мы погибли бы.

— Но я не хочу! — повторила Ли.

— Почему, ты думаешь, молоденькие девушки так горюют, когда над гребнем холма расцветает весна? Почему поют такие тоскливые песни, собирая в корзины горячие от солнца тутовые листья? Тебе суждено стать его наложницей, и я не смогу помешать этому.

Каждую осень Ванг и его семья переселялись в холодную землянку, в которой они зимовали, с трудом растягивая свои скудные запасы на самое тяжелое время года.

Наконец Ли исполнилось четырнадцать лет, и она начала работать в ткацкой мастерской. Учение давалось ей легко. Она радовалась, глядя, как нити, переплетаясь друг с другом, образуют красный огонь, синее небо или зеленые луга. Работая, она пела, воображая себя то птицей, парящей высоко в небе, то ветром, примчавшимся из благоуханных лесов, то рекой без начала и конца, что течет через горы и долы. По реке плыли суда с чужеземцами, их непонятные слова падали в воду, река подхватывала их и становилась богаче.

Однажды Ли услыхала возле мастерской слова, произнесенные на чужом языке. Тонкая бамбуковая стена была поднята, в тени зелени трепетала весна. Даже иволга молчала в прохладной тени деревьев. Ли отчетливо слышала незнакомый женский голос.

Она знала, что не следует обращать внимания на то, что делается вокруг, но почему-то не могла усидеть на месте и встала из-за станка. Птица, живущая в ней, слабо взмахнула крыльями, ветер подхватил мысли, а сквозь тело потекла река…

— В последний раз говорю тебе, что не желаю этого слушать! Зачем ты все это рассказываешь? Что у тебя на уме? Ты издеваешься надо мной! — Голос светловолосого дрожал от гнева.

— Зачем ты просил меня рассказывать о камнях, если не в состоянии понять связь и значение происходившего? Мой рассказ точно соответствует той пологой дуге, по которой луна проходит между двумя звездами. Если ты будешь мешать мне, я не успею закончить рассказ и луна уйдет слишком далеко. Ты потеряешь возможность узнать о камнях то, что тебя интересует. Рассказывать без луны нельзя — будет нарушена связь и случится несчастье.

В голосе Дай-Ши слышалась непривычная твердость. Светловолосый недоверчиво посмотрел на него, но Дай-Ши спокойно встретил его взгляд.

— Я не виноват, если ты не понимаешь, что рассказывать иначе нельзя. Может, когда я закончу последнюю легенду, ты это поймешь. Моя жизнь в твоих руках, и все-таки ты должен мне верить: я не пытаюсь обмануть тебя. Твое отношение к этим камням слишком упрощенно. Наберись терпения и не торопи меня. Я еще не готов к смерти.

— Продолжай! — тихо бросил светловолосый и снова откинулся в тень.

— Ли вышла из мастерской и услышала тот же голос. Она не знала этого языка. Слова звучали так непривычно. Оглядываясь по сторонам, она искала чужестранку, но той нигде не было. Слышался только ее голос. И тут же защебетала живущая в Ли птица: «Беги, пока не поздно! Тебя ждет долгая и счастливая жизнь, если ты сейчас уйдешь отсюда».

— Где ты? — воскликнула Ли и выбежала на открытый двор. Никого. Ли не замечала, что люди смотрят на нее, оторвавшись от своей работы. Она не заметила даже помещика, который верхом въехал на двор.

— Кто ты? Где ты? — Ли подбежала к колодцу, но и там никого не было, бросилась к огороду — тоже никого.

Неожиданно зашелестел ветер, что прятался в ее мыслях: «В жизни есть все, о чем ты мечтаешь. Беги за гребень холма, за леса пиний, за быстрые реки».

— Кто ты? — опять закричала Ли. — Откуда ты? Покажись!

Стоя в открытых дверях, Чун следила глазами за дочерью.

— Ли! — позвала она. — Вернись, Ли, там ничего нет!

Ли побежала через двор. Она не видела, что помещик спрыгнул и держит под узды храпящего коня. Но он ее видел. Глаза Ли горячо сверкали от тоски. Лицо светилось от внутреннего огня. Она была смела и прекрасна, помещик первый раз видел такую девушку.

Чун заметила его взгляд. Она застонала и прислонилась к стене. Вмешиваться было уже поздно.

Ли бежала, а текущая в ней река пела незнакомую песню:

Никакое море, никакая пропасть,Никакой утес меня не остановит,Потому что слышен жизни зов повсюдуИ душа его повсюду ловит.

— Покажись мне! — кричала Ли и бежала куда-то наугад. — Я пойду с тобой!