Улаф Кушерон - Приключения маленькой трески Страница 12

— А у трески нет таких колец? — спросил Тронд.

— Почему же, у трески они тоже есть, но чешуя у нее мельче и не такая красивая, как у нас, поэтому и кольца труднее разглядеть.

— Ты назвала себя жирной сельдью. А крупная сельдь тебе не родня? — Тронду впервые довелось говорить с селедкой. Он решил воспользоваться случаем и расспросить ее как можно подробней.

— Разумеется, родня, — ответила селедка. — Просто сельдь с возрастом меняет название.

— Ты родилась в здешних краях?

— Да, большинство сельдей мечут икру здесь, у побережья Мёре, ранней весной, с февраля по апрель, чуть позже трески.

— Значит, ты всю жизнь прожила здесь? — спросил Тронд. Он почувствовал себя бывалым путешественником.

— Ну нет! Когда я вылупилась из икринки, то вместе с другими селедочными мальками поплыла на север. Селедочные мальки всегда плывут на север. Вот почему у северных берегов так много мелких сельдей. К осени я уже достигла десяти сантиметров в длину, так что мне пришлось быть начеку, когда люди начали лов молодой сельди.

— А что это такое — молодая сельдь? — спросил Тронд.

— Пока мы не выросли, нас называют молодой сельдью. Люди используют нас вместо сардин и употребляют для наживки. А на следующую весну нас ловят уже вместо анчоусов.

— Каких только имен у тебя не было! — с уважением заметил Тронд.

— Это еще не все, — сказала сельдь. — Когда мне исполнилось три года, я превратилась в жирную сельдь и называюсь так до сих пор. Жирная сельдь — самая вкусная, вот почему люди так охотятся за нами. Они готовят из нас копченую селедку, вытапливают рыбий жир и делают рыбную муку.

— Надеюсь, у тебя больше не будет имен, а то мне и эти не запомнить! — взмолился Тронд.

— До семи лет не будет, но, когда я смогу метать икру, меня станут называть крупной сельдью.

— Это, наверно, самый приятный возраст?

— Гм… как сказать. Крупная сельдь большую часть года проводит в открытом море. К концу осени она большими косяками направляется к побережью и тут-то попадает в плавные сети. Люди забрасывают свои коварные сети за много миль от берега. Но и этого им мало. У самого берега они тоже ловят рыбу сетями и неводами длиной во много сотен метров.

— Ну-у! — Тронд даже вытаращил глаза от изумления: он никогда не думал, что сеть может быть такой большой. — Как же людям удается ставить свои длиннющие сети?

— Ты видел когда-нибудь лодку? — спросила сельдь.

— Конечно, видел, — поспешно заверил ее Тронд. — Это такие выдолбленные куски дерева, которые движутся по воде при помощи деревянных плавников.

— Правильно, это весельные лодки. Но бывают еще огромные рыболовные суда, которые пыхтят: пафф-пафф. Они куда больше весельных лодок. Эти суда расставляют сети и стягивают их — и всё это при помощи лебедки, — рассказывала сельдь, гордая своими познаниями.

— Что значит «лебедка»? Я никогда прежде не слыхивал этого слова, — сказал Тронд.

— Куда тебе! — заявила сельдь. — Даже я толком не могу понять, как она устроена. Знаю только, что это какая-то штука, которая начинает вращаться и разматывать сеть, как только в брюхе у рыболовного судна заурчит другая диковинная штука, которая называется мотором. — Сельдь сокрушенно покачала головой: — Да, осень — тяжелое время для крупной сельди!

— Но, по крайней мере, весной вас оставляют в покое? — осведомился Тронд.

— Нет, весной опять начинается лов, хотя в период нереста мы теряем в весе. Весною сельдей чаще всего ловят кошельковым неводом, потому что в это время они держатся ближе к берегу. По сути дела, с осени до весеннего нереста крупная сельдь всё время плавает у берега.

— Нелегкая это, видно, доля — родиться селедкой, — сочувственно сказал Тронд.

— Ох, какая нелегкая! — вздохнула сельдь. — А в последнее время люди стали ловить рыбу еще и тралом.

— Наверно, глупо задавать такие вопросы, но все-таки мне очень хочется знать: неужели сельди никогда не удается пройти ниже сетей — то есть проплыть под ними?

— Ха-ха-ха! Сразу видно, что ты не знаешь людей. Они умнее всех на свете. А самым умным среди них — тем, которых называют учеными, — прекрасно известно, что сельди держатся на определенной глубине — там, где вода обладает наиболее благоприятной температурой и соленостью. Ты ведь и сам знаешь: чем глубже, тем холоднее и соленее вода. А эти ученые такие хитрецы — они могут определить, какова в море температура и сколько соли содержит вода.

— Понятно! — закричал Тронд. — Значит, они всегда знают, на какой глубине вы плывете.

— Ты, я вижу, неглуп, — заметила сельдь. — В том-то и дело, что они знают и опускают сеть как раз на такую глубину, чтобы мы не смогли их миновать. Люди вдобавок придумали такую штуку — она называется эхолот, — при помощи которой сразу можно определить, на какой глубине мы идем. Но это очень долго и сложно объяснять. Ну хватит, я заболталась, — продолжала сельдь, нетерпеливо взмахнув хвостом. По-видимому, она решила, что потратила слишком много времени на Тронда. — Пора в путь, я должна пристать к какому-нибудь косяку. Счастливо оставаться!

И сельдь как блестящая стрелка понеслась вперед — ведь сельди плавают очень быстро.

Дядюшка скат

Тронд снова пустился в путь, чувствуя, что голова у него идет кругом. Шутка ли — за один раз усвоить столько премудрости!

В бодром настроении Тронд плыл в сторону побережья, не забывая, однако, советов селедки. Он понял, что ему всегда надо быть начеку.

Солнце уже сияло высоко в небе, точно яркая лампа на огромном лазоревом потолке.

«Если бы не солнышко, в море, наверно, никогда бы не было так красиво, — думал Тронд. — И как тепло! Ах!» Тронд встряхивался от удовольствия и то вдруг вилял в сторону, то кружился на месте — такое у него было веселое настроение.

Не один только Тронд радовался чудесному утру. Ликовали все обитатели моря. Между двумя скалами резвился в водорослях морской карась, разыскивая улиток и крошечных моллюсков. Среди мидий маленькие рачки и креветки дрались из-за пищи, а морские звезды присосались к камням и нежились под лучами весеннего солнца.

Но что это? Тронд даже вздрогнул от неожиданности. Уж не кит ли там? Нет, это не кит. Вот чудеса! Уж не скала ли несется прямо на Тронда? Пожалуй, даже целый остров. Нет, наверно, это все-таки живое существо! Вот оно промчалось мимо на всех парах! Оно так виляло хвостом, что вода вокруг кипела и бурлила. У чудовища было ярко-красное брюхо, обросшее морскими желудями и водорослями.

Тронд перепугался насмерть — ему ведь еще ни разу не приходилось видеть пароход. Он притаился в водорослях и долго после того, как корабль скрылся из виду, не осмеливался выбраться из своего убежища.

Недалеко от берега Тронд увидел огромный косяк сельдей. Рыбы шли плотными рядами, точно целая армия блестящих оловянных солдатиков. Когда они свернули в сторону, их чешуя заблестела, как серебро.

Сельди направились к берегу, где дно было каменистое и неровное. Очевидно, они чего-то искали, потому что несколько часов подряд метались взад и вперед.

В конце концов Тронд отважился приблизиться. Но в это время сельди опустились глубже, и Тронд увидел внизу лишь их блестящие зеленоватые спинки. Подумать только, какой огромный косяк! Но что они там делают?

Вдруг самки все как одна выметали икру. Икра стала опускаться и толстым слоем осела на каменистом дне.

Самцы сразу же облили икру молоками. Струи молок растекались по воде и окрасили ее в сероватый цвет.

Тронд почти перестал различать, что происходит внизу. Сельди всплывали и тут же исчезали, как пузыри на воде. Казалось, на дне стоит огромный котел, в котором кипит молочный суп, или же там спрятана волшебная мельница, которая во всю мочь перемалывает сельдей жерновами.

Сельди кончили метать икру и покинули нерестилище.

Вода стала прозрачнее.

Немного погодя поднялась страшная возня. Откуда ни возьмись, появились всевозможные рыбы, омары, крабы и рачки и стали пировать, пожирая селедочную икру.

Тронд тоже не отставал от других, ведь селедочная икра — редкое лакомство.

Наевшись до отвала, он поднялся с каменистого дна и поплыл к берегу, где среди камней и водорослей, словно чистая перина, белел песок.

Брюшко у Тронда раздулось от съеденной икры. Когда же он наконец отучится от обжорства! Он отяжелел, стал вялым и неповоротливым. — фу! — Тронд вздрогнул от отвращения: он едва не угодил носом в большой слой селедочной икры.

— Ну и молодежь пошла нынче! Когда мы были молоды, нас воспитывали по-другому. По крайней мере, мы никогда не забывали здороваться со старшими, — промолвил слой икры, и тут Тронд сообразил, что это вовсе не икра, а рыба.

Но какая странная рыба! Длиной больше двух метров, плоская и четырехугольная, она напоминала темно-серый камень. Оба глаза были расположены у нее на верхней стороне, как у камбалы, а один из четырех углов переходил в хвост.