Михаэль Энде - Приключения Джима Пуговицы Страница 12

Лукас отпустил красный рычаг. Эмма покатилась медленнее, и потом они почувствовали толчок. Паровоз выпустил весь пар и остановился. Эмма не дышала и вообще не подавала никаких признаков жизни.

Лукас и Джим выпрыгнули из кабины, вынули воск из ушей и оглянулись.

Позади них высились горы Корона Мира, а на месте ущелья, через которое они проехали, поднималась громадная красная туча пыли.

Когда-то на этом месте была Долина Сумерек.

Четырнадцатая глава, в которой Лукас узнает, что без Джима ему пришлось бы туго

— Смотри-ка, обошлось! — сказал Лукас, сдвигая кепку на затылок и вытирая пот со лба.

Джим, все еще дрожа от пережитого страха, сказал:

— Кажется, больше уже никто не сможет попасть в Долину Сумерек.

— Да, — серьезно ответил Лукас. — Долины Сумерек больше нет.

Потом он набил свою трубку, раскурил ее, выпустил облако дыма и задумчиво продолжил:

— Самое главное во всей этой истории то, что мы не сможем вернуться назад.

Об этом-то Джим и не подумал.

— О господи! — сказал он испуганно. — Но ведь нам надо домой!

— Да, да, — ответил Лукас. — Придется искать другую дорогу.

— А где мы, собственно, находимся? — робко спросил Джим.

— В пустыне. Кажется, это и есть Край Света.

Солнце зашло, но было еще достаточно светло, чтобы увидеть бесконечную равнину, плоскую, как столешница. Вокруг не было ничего, кроме песка, камней и осыпей. Далеко на горизонте торчал одинокий кактус, как громадная растопыренная пятерня, чернея на фоне сумрачного неба.

Друзья оглянулись к красно-белым горам. Туча пыли немного осела, и стало видно заваленную Долину Сумерек.

— Как это случилось? — спросил Джим.

— Наверно, грохот паровоза так усилился, — ответил Лукас, — что стены обрушились.

Он повернулся к Эмме, похлопал ее по боку и ласково произнес:

— Отлично ты управилась, моя старушка!

Эмма помалкивала и все еще не подавала признаков жизни. Только тут Лукас заметил, что с ней не все ладно.

— Эмма! — испуганно вскрикнул он. — Эмма, хорошая моя, что с тобой?

Но паровоз не шелохнулся. Не было слышно ни малейшего вздоха.

Лукас и Джим тревожно переглянулись.

— Ах ты боже мой! — начал заикаться Джим. — Если Эмма сейчас…

Он не осмелился договорить до конца.

Лукас сдвинул свою кепку и пробормотал:

— Вот тебе и на!

Они быстро достали ящик с инструментами. Там были всевозможные гаечные ключи, отвертки, клещи, молотки, напильники и вообще все, что нужно для ремонта паровоза.

Лукас долго осторожно простукивал каждый узел, каждое звено старой Эммы и напряженно вслушивался. Джим не совался с вопросами, чтобы не мешать. Лукас так углубился в осмотр, что у него даже трубка выпала изо рта. Это был плохой знак. Наконец он выпрямился.

— Подозреваю, что сломался тактический поршень, — мрачно сказал он. — К счастью, у меня есть запчасти.

Он развернул кожаную облатку и вынул оттуда маленький стальной стержень не больше пальца Джима.

— Вот он, — Лукас осторожно держал его в руках. — Маленькая, но очень важная деталь. От нее зависит ритм дыхания Эммы.

— Ты считаешь, — тихо спросил Джим, — что Эмму можно починить?

Лукас пожал плечами и озабоченно сказал:

— Попробуем. Не знаю, перенесет ли Эмма такой тяжелый ремонт. Ты мне поможешь, Джим, одному мне не справиться.

Джим видел, что дело не шуточное, и больше не задавал вопросов. Молча они принялись за работу.

Между тем, постепенно стемнело, и Джим стал светить Лукасу карманным фонарем. Друзья упорно боролись за жизнь своей старой доброй Эммы. Шел час за часом. Тактический поршень находился в самой сердцевине паровоза, так что приходилось деталь за деталью разбирать на части весь организм Эммы. А эта работа требует большого терпения и тщательности.

Полночь давно миновала. Взошла луна, но скрылась за облаками. Лишь слабый свет неба стекал на пустыню Край Света.

— Плоскогубцы! Ключ на четырнадцать! — вполголоса командовал Лукас. Он работал, лежа под паровозом.

Джим подавал ему инструменты. И вдруг он услышал в воздухе свист крыльев, а потом жуткое карканье. И снова этот шум повторился, уже ближе. Джим вгляделся в темноту. Он различил несколько черных птиц, нахохлившихся на земле. Их горящие глаза были устремлены прямо на него. Джим чуть не вскрикнул. Не спуская глаз с чудовищных птиц, он прошептал:

— Лукас! Эй, Лукас!

— Что такое? — спросил Лукас из-под паровоза.

— Тут прилетели какие-то птицы! — прошептал Джим. — Много. Сидят и, похоже, что-то замышляют.

— А как они выглядят? — спросил Лукас.

— Очень плохо, — ответил Джим. — Клювы хищные, глаза зеленые, шеи голые. На крыше тоже сидит один и уставился на меня.

— Да это всего лишь грифы, — сказал Лукас.

— А, — жалобно отозвался Джим и через какое-то время спросил: — А они хищные или нет? Как ты думаешь?

— На живых они не нападают, — объяснил Лукас из-под паровоза. — Они ждут, пока умрешь.

— Так, — задумался Джим. И через несколько минут спросил: — А ты уверен?

— В чем? — спросил Лукас.

— Ты уверен, — повторил Джим, — что они не делают исключений? Может, черных маленьких детей они едят живьем?

— Нет, — сказал Лукас. — Не бойся. Грифов называют могильщиками пустыни, потому что они поедают мертвых.

— А. Ну тогда ладно.

Гриф на крыше паровоза глядел на Джима с алчностью, и Джима никак не покидало чувство, что все-таки для маленьких черных мальчиков грифы делают исключение…

Если Эмму не удастся починить, то… Тогда они останутся здесь среди пустыни Край Света, с этими жуткими могильщиками, которые уже расселись и только ждут. А они с Лукасом так далеко от людей, особенно от Ласкании. Нет, это конец, им никогда не вернуться в Ласканию, никогда.

Когда Джим подумал об этом, им вдруг овладело ужасное чувство покинутости. И он не смог подавить всхлипа отчаяния.

Лукас как раз выбрался из-под паровоза и вытер руки тряпкой.

— Что-нибудь случилось, старина? — спросил он и сразу отвернулся, потому что уже понял, что случилось с Джимом.

— Нет, ничего, я только… я думал… я просто поперхнулся.

— А, — сказал Лукас.

— Скажи мне честно, Лукас, — тихо попросил Джим. — Надежда еще есть?

Лукас задумался, потом серьезно поглядел мальчику в глаза и сказал:

— Послушай-ка, Джим Пуговица! Ты мой друг, и потому я скажу тебе всю правду. Что было в моих силах, я сделал. Но одну гаечку я не смог открутить. Это можно сделать изнутри. Надо лезть в котел. А я слишком большой, мне туда не проникнуть. Вот проклятье!

Джим взглянул на грифа, который сидел на крыше, и на остальных птиц. Они постепенно придвигались поближе и с любопытством вытягивали свои голые шеи. И решительно сказал:

— Полезу я!

Лукас строго кивнул.

— Пожалуй, это последняя возможность. Но это опасно, смотри. Ведь тебе придется работать в котле под водой. Мы не можем слить воду, потому что новой воды здесь в пустыне не раздобыть. И кроме того, тебе придется действовать на ощупь в темноте, ведь в воде не посветишь. Подумай, сумеешь ли ты. Если ты откажешься, я не обижусь, это так понятно.

Джим подумал. Плавать и нырять он умел. И потом, ведь Лукас сам сказал, это последняя возможность, так что выбирать не приходилось.

— Я сделаю, — сказал он.

— Хорошо, — медленно произнес Лукас. — Возьми вот этот гаечный ключ. Он должен подойти. Находится эта гайка примерно тут, — он показал снаружи место на самом дне котла.

Джим запомнил место, потом взобрался на котел. Гриф на крыше удивленно взирал на него. Вдруг луна выглянула из-за туч, и стало светлее. Джим снял ботинки и бросил их Лукасу. Потом заполз в отверстие. Оно было очень тесное, и сердце Джима колотилось.

Но он сжал зубы и протискивался дальше, ногами вперед. Когда снаружи оставалась только голова, он кивнул Лукасу и тут же почувствовал ступнями воду. Она была еще теплая.

Джим набрал в легкие воздуху и скользнул вниз.

Лукас стоял возле паровоза и ждал. Он побледнел, насколько это позволяла его испачканная сажей и мазутом кожа. Что он будет делать, если Джим там захлебнется? Ведь он даже не сможет придти к нему на выручку, в котел ему не проникнуть. Он вытер со лба холодный пот.

Тут послышалось постукивание внутри котла, потом еще. И вдруг что-то звякнуло, упав на землю.

— Это винт! — воскликнул Лукас. — Джим, вылезай, готово!

Но Джим не появлялся. Шли секунды, от страха за своего друга Лукас потерял самообладание, вскочил на паровоз и кричал через отверстие внутрь:

— Джим! Джим! Вылезай! Джим, где ты?

И вот наконец показалось черное личико Джима, мокрое и задыхающееся. И рука, протянутая вверх. Лукас схватил ее и вытянул друга наружу, взял его на руки, как маленького, и спустился с ним на землю.