Михаил Каришнев-Лубоцкий - Каникулы Уморушки Страница 12

– Или отварим в мундире и – с селедкой? А? – предложила Маришка, вспомнив про любимое папино блюдо, которое она умела уже готовить.

Но Иван Иванович почему-то от картошки отказался.

– А не зажарить ли нам курицу? – преложил он юным поварихам. – А можно и рыбу отварить. Как вы думаете?

– Что-то вас на кошачью еду потянуло, – удивилась Уморушка. – Курица, рыба… Чего доброго, еще за мышами бегать начнете!

При упоминании о мышах Иван Иванович невольно вздрогнул, глаза его загорелись, а уши встали торчком.

– Иван Иванович, вы что? – удивилась Маришка. – И правда, за мышами бегать хотите?

Гвоздикову стало стыдно и он сказал:

– Минутная слабость… Вживаюсь в образ… Как учил великий реформатор…

– Кто учил за мышами бегать? – не поняла Уморушка. – Какой реформатор?

– Да не за мышами бегать, а в образ вживаться учил! Станиславский! Великий реформатор сцены! Понятно?

И Гвоздиков стал рассказывать подружкам о великом русском режиссере Станиславском и его системе обучения актеров.

– Для того, чтобы зритель поверил артисту, – объяснял Иван Иванович, – нужно актеру как следует вжиться в образ персонажа. Вот, например, я буду изображать Кота в сапогах…

– Вы его уже изображаете, – подсказала Маришка.

– Только внешне, – ответил тут же старый учитель. – А внутренне? Я должен показать повадки кота, его походку, его привычки… Вот тогда зритель мне окончательно поверит.

– У котов привычка по крышам лазить, – сказала Уморушка. – Вы что: тоже полезете?

– Деваться некуда – полезу, – развел передними лапами по старой привычке Гвоздиков. – Я всегда в любительских спектаклях действовал по системе Константина Сергеевича, и она меня никогда не подводила. У меня всегда был огромный успех.

Иван Иванович поднялся, и, уже стоя на четырех лапах, снова сладко потянулся, запуская в подушку свои острые коготки:

– Готовьте, что хотите, а я пойду разомнусь. Только будьте осторожнее с газом.

– Я всегда обед сама себе грею, – сказала Маришка. – Что-что, а газом я умею пользоваться.

Уморушка открыла дверь и выпустила Ивана Ивановича на лестничную клетку.

– Мальчишек нет – это хорошо, – сказал, довольно покачивая хвостом, Иван Иванович. И быстро шмыгнул вверх: туда, где находился чердачный люк.

– Не задерживайтесь долго, Иван Иванович! – крикнула ему вдогонку Уморушка. – И не деритесь там с другими котами, а то еще свалитесь с крыши!

И, захлопнув за собой дверь, Уморушка вернулась в квартиру помогать Маришке готовить ужин: картошку в мундире с селедкой иваси.

Глава шестая,

в которой Иван Иванович Гвоздиков рассказывает капитану Гаидзе нравоучительную историю

На следующий день после странного вызова в Башибузуки и не менее странной встречи на Бисовом Шляхе с облезлым бесенком капитан Гаидзе шел по Большой Собачьей улице в родное отделение милиции на вечернее дежурство. Часы показывали 19.30, солнце спускалось за тополя, и у капитана в душе тихо пела свирель.

«Хорошо, когда кругом хорошо, – подумал Ираклий Георгиевич, слушая голос свирели. – Особенно хорошо, когда хорошо хорошим людям. Хорошие люди должны хорошо жить, я так полагаю».

Он хотел еще что-то подумать важное и полезное о хороших людях, но тут его внимание привлекли две девочки и мальчик, благодаря своему профессиональному чутью, Гаидзе быстро узнал вчерашнего бесенка. Девочки что-то укоряюще говорили мальчишке, но тот не слушал их, а только сердито отмахивался руками и торопился сбежать от назойливых подружек.

– Мариша! Умора! Возвращайтесь скорее! – услышал Ираклий Георгиевич вдруг чей-то голос. Гаидзе машинально поднял голову и с удивлением обнаружил, что ни в одном из окон людей не было видно. Однако девочки, на секунду бросив тормошить мальчишку, как по команде остановились и дружно прокричали: – «Мы скоро, Иван Иванович!» – и, снова вцепившись в несчастную жертву, быстро исчезли вместе с ней за углом.

Ираклий Георгиевич мысленно прочертил траекторию их взглядов, и глаза его остановились на третьем окошке второго этажа. Окно было открыто, но люди из него не высовывались. Единственной живой душой, красовавшейся в нем, был большой серый кот. Увидев милиционера, кот сладко зевнул, потянулся, выгибая спину и царапая когтями подоконник, после чего спрыгнул в комнату на пол и исчез из поля наблюдения капитана Гаидзе.

«Коты кричать не могут, – подумал Ираклий Георгиевич, снимая с головы фуражку и почесывая затылок. – Их горький удел мяукать…»

Однако смута уже поселилась в его душе. Чтобы унять ее, Гаидзе решил вычислить номер этой квартиры и подняться на второй этаж. В спешке Маришка и Уморушка не захлопнули дверь, и она была открыта. Гаидзе остановился перед ней и прислушался. Мужской голос, который две минуты назад призывал девочек вернуться домой пораньше, теперь бодро и весело распевал в глубине квартиры песню о страшно невезучем черном коте. Гаидзе покачал головой и решительно постучал в дверь.

– Разрешите? – спросил он неведомого пока хозяина.

Песню оборвали, но разрешения на вход не дали.

«Странно, – подумал Гаидзе, колеблясь, входить или не входить в квартиру. – Неужели певец совершенно глух?»

Ираклий Георгиевич немного помялся в нерешительности и все-таки вошел, благо дверь была отперта. Опытным милицейским нюхом Гаидзе быстро определил, что в квартире людей нет: ни в комнатах, ни в ванной и туалете, ни на кухне, ни даже за шторами или в шкафу. Один только серо-дымчатый в темную полоску кот лежал, развалясь, как барин, в мягком старинном кресле.

– Здорово, приятель, – поздоровался с ним Ираклий Георгиевич. – Где твой хозяин, посмевший соперничать с самим Бубой Кикабидзе?

Иван Иванович, наступив на горло своей врожденной вежливости, не ответил на приветствие и промолчал. Да Ираклий Георгиевич и не ждал, признаться, от него вразумительного ответа.

– Спеть и не показаться публике на аплодисменты – не очень-то красиво, приятель… Так и передай своему хозяину от моего имени.

Гаидзе не спешил уходить из странной квартиры. Он словно бы надеялся еще обнаружить пропавшего певца.

– Придется ждать, – сказал он и уселся неподалеку от Ивана Ивановича на свободный стул. – А потом оформим протокол.

– Зачем? – невольно вырвалось у кота.

– Для порядка, – так же машинально ответил Гаидзе и подскочил на месте.

Долго – целую минуту – изучали друг друга слегка ошалелыми взглядами старый учитель и милиционер. Гвоздиков готов был откусить свой проклятый язык, так подведший его сейчас, а Ираклий Георгиевич так же решительно был готов сейчас разделаться со своими ушами, начавшими откалывать неприятные шуточки со своим владельцем.

Первым не выдержал и нарушил тягостную тишину Гвоздиков.

– Что вам угодно? – сухо, чуть прерывающимся голосом, спросил он Гаидзе.

– У вас дверь открыта… – ответил тот и махнул рукой в сторону прихожей. – И еще вы пели… песню моей юности…

– Ну и что? – удивился Гвоздиков. – Разве нельзя петь? Разве нельзя подержать немного открытой дверь для проветривания?

– Можно, дорогой, можно… И петь до одиннадцати, и проветривать… Любопытный я такой родился, что поделаешь… Иду: мальчишка выбегает, за ним девочки. Потом – кот в окне. Затем – дверь… Как ни войти – вошел.

– Надеюсь, протокол составлять не будете?

Гаидзе неуверенно пожал плечами:

– В квартире – кот… говорящий… Надо зафиксировать…

– Не нужно… – резко сказал Иван Иванович. – Говорящий кот интересует науку, а не МВД. Или вы, капитан, другого мнения?

– Согласен, дорогой… Хотя в милиции собаки давно уже служат.

– Не говорите мне о собаках! – вздыбив на спине шерсть, сердито произнес Гвоздиков. – Не люблю! Ищут, ищут, вынюхивают… А слова толкового сказать – не могут, один лай…

– Верно, дорогой, золотые слова! Прости, что потревожил! – Гаидзе поднялся со стула и хотел было уже попрощаться и уйти, но был остановлен хозяином квартиры.

– Так как насчет протокола, уважаемый…

– …Ираклий Георгиевич! – подсказал Гаидзе.

– …уважаемый Ираклий Георгиевич?

– Раз в этом деле замешана наука… – капитан немного помялся и закончил: – Не стану протокол составлять.

– Надеюсь, и устно не будете распространяться о том, что здесь видели и слышали?

– Не буду, дорогой.

– Слово?

– Зачем спрашиваешь, уважаемый? Капитан Гаидзе один раз слово дает, но – навеки! «Давши слово – держись, а не давши – крепись», – процитировал он свою любимую пословицу.

У Ивана Ивановича отлегло на душе и он сказал, умиротворенно улыбаясь:

– Совершенно верно, дорогой Ираклий Георгиевич! Точно так же говаривал один мой знакомый кот после очередной трепки. Если желаете, я могу рассказать о нем.

– Пожалуйста, расскажи! – и капитан Гаидзе, снова присев на стул, приготовился слушать.