Уильям Николсон - Последнее пророчество Страница 14

Бомен шагал рядом с отцом в крайней шеренге колонны. Справа от него шел крепкий круглолицый солдат-рядовой. Тяготы путешествия из Араманта отразились и на воине. Звали солдата Йолл, он был лумасом – то есть происходил из прибрежного района Лум. В основном лумасы занимались рыбной ловлей и были известны как неповоротливые и неразговорчивые тугодумы. За последние несколько дней Бомен подружился с Йоллом и поэтому сейчас, обернувшись к нему, спросил:

– Все эти люди… Куда они идут?

Чем дальше пленники продвигались вперед, тем больше местных жителей, идущих в том же направлении, встречалось им по пути. Люди сворачивали с полей и тропинок на дорогу, вливаясь во все увеличивающийся поток и направляясь вверх по склону холма к группе деревьев.

– На манаху, – отвечал Йолл. Дернув подбородком в сторону конного Ортиза, лумас добавил: – А он не так уж глуп. Приволок свою добычу в день манахи.

– Что такое манаха?

– Манаха? Ну, эта штука не похожа ни на что на свете. Что ты можешь сказать о манахе, Телл?

Телл, тоже лумас, шагал рядом с Йоллом.

– Манаха? Я сказал бы, что это своего рода танец.

– И своего рода убийство, – промолвил Йолл.

– Не каждый день случается увидеть поединок со смертельным исходом, – возразил Телл. – Не внушай парню ложных надежд.

– Ты прав, конечно. Чаще всего проигравший спрыгивает.

– Поединок заканчивается смертью, – объяснил Телл Бомену, – если силы бойцов равны и ни один из них не сдается. Это нечто особенное. Даже не знаю, как объяснить. От этого прямо в пот бросает.

– Их заставляют сражаться друг с другом?

– Заставляют? Почему заставляют? Быть манахом – великая честь. Честь и слава. Ведь так, Йолл?

– Точно, Телл. Честь и слава. Не так-то просто стать манахом, понимаешь. Пожалуй, манаха и опасна, и прекрасна. Я прав, Телл?

– Прав, Йолл. Опасна и прекрасна одновременно. В двух словах лучше и не скажешь.

Пленники достигли деревьев и некоторое время шагали в тени. Долгий путь измотал жителей Араманта, но люди все еще сохраняли присутствие духа. Даже Аира Хаз успокоилась. Волдыри на ногах превратились в мозоли, подошвы ног огрубели, и боль ушла. Ортиз старался давать пленникам передышки и тщательно следил за тем, чтобы пищи хватило до самого конца пути. Полководец знал цену рабам. После долгого пути людям требовались отдых и хорошая еда, и все же чувствовали они себя вполне сносно. Понимая, что до позднего вечера им не добраться до места назначения, Ортиз приказал раздать оставшиеся припасы, как только колонна остановится.

Семья Хазов держалась вместе на протяжении всего путешествия. Аира и Пинто шагали вслед за Анно и Боменом. Подошла очередь Мампо нести госпожу Холиш; юноша тащился немного позади друзей. За деревьями ничего нельзя было разглядеть, поэтому каждый погрузился в собственные мысли. Анно тревожился о том, что в конце пути членов его семьи могут разлучить друг с другом. Аира вспоминала свою кухню в старом доме в Оранжевом округе – Пинто тогда была совсем еще ребенком, и Бо катал ее взад-вперед по полу, вызывая смех малышки. Бомен скучал по Кестрель. А Пинто, решительно вышагивая вперед, наяву грезила о том, как совершит геройский поступок и вызволит семью из рук врагов. Самая младшая из Хазов плохо представляла себе, каким именно образом она собирается это осуществить, однако в мечтах Пинто все ее благодарили и удивлялись тому, что им удалось обрести свободу благодаря семилетней девочке.

Миновав заросли, пленники замерли от восхитительного зрелища, открывшегося перед ними. В самой середине широкой долины расположилось полноводное озеро с островом посередине. Дорога вилась через зеленые поля мимо ферм, деревень и больших усадеб к берегу озера. От берега к острову вела деревянная дамба длиной в милю или более того. А на острове был построен обнесенный стеной замок или целый город, казалось сделанный лишь из света. Сооружения теснились друг к другу, крыши домов парили в воздухе, словно невесомые сверкающие зонтики. Вечернее солнце спешило скрыться за городом, и его купола ловили солнечные лучи, будто хотели напитаться их сиянием и напоследок вспыхнуть розовым, изумрудно-зеленым и кроваво-красным.

Город опоясывала кремового цвета стена, поднимающаяся прямо из вод озера. Высотой она была футов тридцать. Даже это величественное сооружение было построено таким образом, что его насквозь пронзал свет. Стены, широкие внизу, кверху постепенно сужались. Замысловатые отверстия испещряли камень так, что массивные блоки издалека можно было принять за янтарные кружева.

Мариус Симеон Ортиз заметил изумление на лицах рабов и вновь ощутил благоговение и благодарность Доминатору. Впрочем, такие же чувства он испытывал каждый раз, когда возвращался в Доминат.

– Высший Удел, – произнес Ортиз. – Прекраснейший город, построенный человеком.

По дороге Анно посматривал по сторонам, ища взглядом тюрьмы или какие-нибудь огороженные пространства, где могли бы разместить пленников, но вокруг были только фермы, деревни и сияющий город на озере впереди. Куда бы Хаз ни посмотрел, он видел людей, шагающих по дороге. Люди двигались веселыми компаниями, направляясь к громадному сооружению, показавшемуся внизу. Огромная арена была вырублена в склоне холма – должно быть, тысячи рабов потрудились над ее возведением. И куда же делись эти строители? Люди, устремившиеся на поросшие травой террасы, казались веселыми, счастливыми и вполне свободными.

Мампо тащился по дороге вместе со всеми, хотя немалый вес госпожи Холиш заставил его согнуться и опустить голову. Женщина, понимая, что Мампо ничего не видит перед собой, пыталась рассказывать юноше о видах, открывающихся перед ней.

– О боже! Никогда такого не видела… Ты не поверишь… Ах, какие краски! Это напомнило мне банку с леденцами, теперь ты таких уже не попробуешь… Ах, радуйся, мой Мампи, они останавливаются… Леденцы, словно драгоценные камни, насквозь просвечивают… Да, похоже, нам дадут отдохнуть, и пора бы уже… Это нечто вроде места, как там ты его называл… ну, где люди приходят смотреть на людей… Осталось уже немного, и трава такая мягкая, должна сказать… Вот несут корзины, будут раздавать хлеб… Столько людей, и все пришли посмотреть, только на что они будут смотреть – даже не знаю… Ну вот, пришли… скоро начнется…

Наконец Мампо остановился и осторожно опустил госпожу Холиш. Рабам позволили отдохнуть на земле прямо над ареной. Госпожа Холиш погладила Мампо по руке.

– Ты так добр к своей старой тете, Мампи.

Мампо пристально вглядывался в зеленые террасы. Он очень устал, но, ощутив возбуждение толпы, юноша вздрогнул. Вокруг него все говорили о манахе, и хотя Мампо никогда раньше не слышал ни о чем подобном, он понял, что арена предназначена для поединка.

Террасы спускались к посыпанной песком площадке, на которой возвышалась насыпь с плоской вершиной, также покрытая песком. В ширину насыпь составляла двадцать ярдов, крутые склоны поднимались не выше человеческого роста. Очевидно, на этой незатейливой сцене и происходила манаха. За насыпью можно было разглядеть темный вход в туннель, выкопанный в склоне холма. Туннель заканчивался ниже по склону, ближе к озеру. На террасе прямо над входом в туннель стоял темно-красный с золотом павильон, внутри его слуга расставлял кресла.

В толпе, разместившейся на террасах, раздались приветственные крики. Проследив за жестами людей, Мампо увидел, что ворота в стене города-дворца отворились и к дамбе направляется конная процессия.

Та-та-ра! Та-та-ра! Звуки охотничьих рогов неслись над водой, возвещая о прибытии лордов Домината. Богато украшенные плащи развевались за гарцующими всадниками. Лошади стучали копытами по деревянной дамбе. Затем показалась еще одна шеренга всадников, издалека казавшихся обнаженными. Завершала процессию толпа придворных, стражников и слуг, окруживших человека в темно-красном плаще.

Бомен не отрываясь смотрел вперед, забыв о куске хлеба в руке. Всадники все приближались, а когда наконец они оказались совсем близко, Бо ощутил животный страх. Страх не имел ничего общего с боязнью колющих копий или режущих мечей. Этот страх проникал в сердца и умы. И источником его был человек в темно-красном плаще.

Человек казался огромным, выше и шире любого из людей вокруг; под надувшимся словно парус плащом сверкали золотые доспехи. На голове всадника был надет золотой шлем, золотая кольчужная сеть спускалась на плечи сзади и сбоку. В ореоле сияющей на солнце гривы волос, выпрямившись в седле и возвышаясь над толпой, человек ехал на огромном вороном жеребце. Охотничьи рога возвещали о его прибытии.

– Доминатор! – кричали со всех сторон. – Доминатор! Мариус Симеон Ортиз, наблюдавший за происходящим столь же внимательно, как и его пленники, ощутил знакомый трепет в груди. Этот трепет всегда охватывал Ортиза, когда Доминатор приближался к нему. Внезапно юный полководец понял, что повторяет про себя клятву верности. Да, эти прекрасные слова всегда придавали ему силы и спокойствия.