Дмитрий Емец - Таня Гроттер и Золотая Пиявка Страница 15

Стоило открыть дверь, как клубок, целеустремленно подпрыгивая, покатился по лестнице. За ним тянулась нескончаемая светящаяся нить. На улице клубок некоторое время рассеянно покрутился на месте, точно принюхивался, а затем решительно прыгал между домами. Спотыкавшийся Генка едва поспевал за ним. Хорошо еще, что золотистая нить четко обозначала путь.

Вскоре Бульонов сбился с дыхания. В кроссовках захлюпало. Особенно его раздражало, что клубок явно не разбирает дороги. Если на пути была лужа он катился через лужу, если забор – прыгал через него, оставляя сияющую нить.

– Уф! У этих чародеев явно какой-то сдвиг по фазе! Так и прут напролом! Нет чтоб калитку поискать! – раздраженно пробормотал Генка, когда ему вторично пришлось подлезать под высокое бетонное ограждение вокруг стройки.

Когда выбившийся из сил Бульонов уже собирал плюхнуться животом на землю и обеими руками вцепиться в нить, клубок внезапно несколько раз подпрыгнул и требовательно застучал по крышке канализационного люка.

Оглядевшись, пораженный Генка сообразил, они вновь вернулись к той арке дурневского дома Рублевском шоссе, где он уже был накануне.

– Ну, ты просто гад какой-то! Здесь же на троллейбусе три остановки – зачем было напролом через кварталы переть? – укоризненно обратился Бульонов к клубку.

Клубок продолжал прыгать у люка. Золотистая нить петлями ложилась вокруг крышки. Отыскав возле мусорного контейнера железный стержень, Генка вернулся и после нескольких неудачных попыток сковырнул люк. Клубок тотчас скакнул внутрь, натянув нить.

Бульонов некоторое время колебался, Наконец он решился и тоже стал спускаться. Скобы радостно делились с ним своей ржавчиной. Так продолжалось до тех пор, пока одна скоба не оторвалась.

– Ма-а-а-а-а! – только и успел крикнуть Генка.

А потом, так и не успев до конца испугаться, Генка понял, что сидит на старом раскисшем матрасе, который кто-то сбросил в люк. Матрас чавкнул, принимая в свои гниловатые, но дружелюбные объятия жуликоватого буку одиннадцати лет.

Бульонов поднялся. Все кости были целы. Зубы тоже. Ссадина на лбу в расчет не бралась. Генка вздохнул и, морщась от запаха плесневеющих досок, отправился вслед за клубком. Низкий тоннель два раза свернул, с постоянством надоевшего ухажера следуя за трубой, а потом Генка очутился вдруг в небольшом закутке. Клубок уже сшивался там, разливая голубоватый свет.

«Ага!» – сам не зная к чему, подумал Генка.

Осмотревшись, он обнаружил, что посреди закутка, в паре метров от утепленной водопроводной трубы, из кирпичей сложен жертвенник. В его основании, под кирпичами, лежало какое-то мятое, покрытое слизью тряпье, в котором Генка не сумел опознал свитер своей бывшей одноклассницы.

Зато восковую фигурку, лежащую на самом верх нем кирпиче, он узнал сразу-с таким искусством она была вылеплена.

– И тут Гроттерша! – охнул Бульонов.

В правой ноге чуть выше колена у фигурки торчала толстая игла. Неведомым образом нагреваясь, игла расплавляла воск, капавший на свитер. Бульонову казалось, что фигурка морщится от боли. Или же, что не исключено, это была просто игра теней.

Посомневавшись, Генка протянул руку и взял фигурку. Теплый воск согревал ему ладонь. Бульонов ухватился за иголку и выдернул её. Края восковой раны мгновенно стянулись. Фигурка благодарно дрогнула.

Путеводный клубок работы ивановских ворожейных мастерских подпрыгнул и выкатился наружу вновь направившись к раскисшему матрасу. Без клубка в каменном закутке сразу стало темно.

– Эй ты, катушка с нитками, подожди! Не шустри! – крикнул Генка и, сунув фигурку в карман, бросился за ним.

Он опасался, что клубок выберется первым и улепетнет, но этого не произошло. Сияющий шарик терпеливо ждал его наверху, у откинутой крышки люка Здесь он стремительно завертелся, полыхнул и – исчез. На его месте вновь обнаружился сломанный смычок от контрабаса. Бульонов подобрал его и, чавкая кроссовками, отправился домой.

Генка не знал, что, едва он покинул люк, в щели, куда уходили грубы, что-то неприятно зашуршало и из неё выбралось жирное существо с голым, розовым, как у крысы, хвостом. Тонкие руки не имели локтей и гнулись во все стороны. Верхняя часть головы с огромным ртом откидывалась, как на шарнире.

Существо вставилось на место, где ещё недавно лежала восковая фигурка, и омерзительно расхохоталось – словно забулькало кипящей в чайнике слизью.

– Х-ха! Мне нельзя помеш-шать, я отомщу! Х-хорош-шо, что мальчишка взял ее! Главное, чтобы Мертвый Гриф проследил, где он ж-живет! – проскрипело оно.

Описываемые события произошли в середине августа, Имение тогда Таня, которой Ягге безуспешно пыталась срастить перелом, напуская под гипс все новых костеросток, быстро пошла на поправку.

Глава 5

ОСКОЛОК ЗЕРКАЛА

– Я хочу, чтобы вы все кое-что зарубили себе на носу! Защита от духов – самый важный предмет, который проводит современная магия! Снятие сглаза рядом с защитой от духов – тьфу, пустяк! Пустая трата времени! – презрительно сказал Поклеп, когда второй класс впервые собрался у него на занятиях.

От завуча, как и прежде, основательно пахло рыбой, а к носу пристала ряска. Видно было, что он опять всю ночь провел в объятиях русалки, распевая с нею на берегу пруда разудалые песни. Сплетничали, что, пользуясь покровительством Поклепа, коварная русалка притаранила откуда-то с дюжину своих родственниц, и они окончательно задурили голову влюбленному завучу, с заката и до рассвета водя с ним хороводы.

Правда, характер Поклепа от этого ничуть не улучшился. Его крохотные глазки по-прежнему сверлили провинившихся, точно буравчики, а сам он, как и раньше, грозил всем полным зомбированием.

– Значит, вы говорите, самый важный предмет – защита от духов. А нежитеведение тоже пустяк? – быстро спросила Гробыня, давно мечтавшая стравить Поклепа с Медузией.

– Ну... э-э... нежитеведение... э-э... Я не торопился бы называть его пустяком... Нежить, она и в Африке нежить, хотя если разобраться... И вообще, все глупые вопросы – после урока! – огрызнулся Поклёп.

Склепова язвительно улыбнулась. Она знала, что если Поклеп кого-то и побаивается в Тибидохсе, то только Медузию, особенно когда волосы у доцента Горгоновой принимаются шипеть.

Шурасик, по своей привычке записывать за преподавателями все до последнего слова (включая кашель, оговорки и слова-паразиты вроде «так сказать» или «ну это»), немедленно заскрипел пером, занося в тетрадку все подробности. После целого года уединения, когда Сарданапал и Медузия занимались с ним отдельно, Шурасику разрешили, наконец, присоединиться к классу. Правда, теперь он был уже на «темном» отделении – ну да тут уже ничего не попишешь...

– Кгхм! Сосредоточились! Все ли знают разницу между сглазом и одержимостью духами? – спросил Поклеп.

Шурасик застонал от жгучего желания поделиться знаниями и немедленно принялся тянуть руку, но завуч благоразумно сделал вид, что ничего не заметил.

– То-то и оно, что вы не понимаете простейших вещей! – назидательно продолжал Поклеп. – Тогда запоминайте! Сглаз заставляет вас в течение определенного времени делать определенные вещи и – ничего более. А вот одержимость духами куда серьезнее. Духи, лишенные тел, злобные, настойчивые, неутомимые, стремятся вселиться в вас и полностью подчинить своей воле. Да, при этом вы останетесь в живых, но даже нежить и та имеет больше свободы в своих поступках, чем тот, кого поработили духи!

Таня оторвалась от тетради. Плешивая макушка завуча, покрытая редким темным пушком, матово отсвечивала, отражая отблески факелов на стенах. Магическое кольцо, которое он по привычке вращал на безымянном пальце, постоянно потрескивало, хотя никаких заклинаний Поклеп не произносил.

Баб-Ягун, сидевший рядом с Таней, с самого утра был тише воды, ниже травы. У него были все основания опасаться Поклепа – слишком часто он доводил его до белого каления, а потом умело пользовался защитой своей бабуси и добродушием Сарданапала.

Еще с вечера Ягун, убежденный, что Поклеп напустит на него целую кучу духов, решил подстраховаться и теперь казался вдвое толще, чем обычно. Его кожаная куртка оттопыривалась от подвязанных изнутри оберегов и амулетов. Кроме того, Ягун явно прятал во внутреннем кармане что-то довольно внушительное и громоздкое, из-за чего даже не мог пошевелить рукой. Что именно – Таня не знала.

А в том, что опасения Ягуна не беспочвенны, Таня убедилась довольно скоро: завуч то и дело к нему обращался.

– Заметьте, Ягун, я никого – подчеркиваю «ни-ко-го» – не заставляю посещать свои занятия. Они абсолютно добровольны! Вы можете шататься по коридорам, бить баклуши или ковырять в носу. Хоть сейчас все встаньте и топайте отсюда – я не стану никого удерживать и даже в журнал ничего не запишу!

Ванька с сомнением хмыкнул и переглянулся с Катей Лотковой. Да и остальным, по правде говоря, это утверждение запуча показалось подозрительным.