Айно Первик - Чаромора Страница 15

Капитан не мог спокойно смотреть на птиц. Его сердце разрывалось от жалости при виде того, как все новые сильные, прекрасные птицы, все новые морянки и гагарки, травники и крачки, утки и чайки, словно околдованные злой силой, окунались в смертоносную жидкость, а он ничем не мог помочь им. Он, правда, старался отгонять птиц подальше от лоснящейся поверхности моря, бегал с громкими криками по берегу, хлопал в ладоши, швырял камни. Но что мог он поделать, если мазут окружал уже весь остров и птицы словно обезумели!

– Эммелина, почему ты нас покинула?! – рыдал большой и сильный капитан Трумм, как младенец. Слезы градом текли по его лицу, все расплывалось перед глазами.

И тут резкий хриплый свист пронесся вдруг над морем и островом. Кружившие над маслянистой водой птицы испуганно шарахнулись. И, будто поднятые какой-то неведомой силой, взмыли вверх, собрались в стаи и улетели.

От неожиданности Трумм вздрогнул. Но сердце его наполнилось радостью. Ведь это свистела его любимая Эммелина! А вот и она сама – повисла над прибрежными скалами на своем воздушном шаре. Трумм заспешил к падающей с неба Чароморе.

Жуткий и жалкий вид был у обгоревшей, в лохмотьях, Чароморы, но ведь была она своя, родная.

– Ну-ну, – произнесла Чаромора вместо приветствия. – Ах, значит, из-за легкомысленной девчонки корабль налетел на рифы. Мой бедный капитан, что ты тут без меня натворил!

Капитан не знал, что ей ответить. Только на сердце у него стало опять тяжело, будто оно налилось свинцом.

Чаромора направилась к больным и безжизненным птицам.

– Здесь не помогут слова против пожара, не помогут и слова против наводнения, – бормотала она. – Нужно придумать новые.

Она подняла перепачканную мазутом полуживую чайку и принялась задумчиво дуть на нее, все время что-то бормоча себе под нос. Время от времени она замолкала, словно прислушиваясь к своим мыслям.

Сначала ничего не изменилось. Птица комом лежала на руках Чароморы, ее крылья безжизненно свисали. Но вот мало-помалу маслянистый слой, покрывавший птицу, стал собираться в капли. Капли скатывались вдоль тельца вниз и падали на песок. А перья постепенно распушились. Свободной рукой чародейка погладила чайку по грудке и по спине. Вялое тельце ожило. Птица встряхнулась, и глаза ее оживились.

Чаромора подняла чайку высоко над головой и что-то крикнула. Чайка расправила крылья и взлетела. Она поднималась все выше и выше и растаяла в синеве, там, где простиралась чистая вода.

Трумм зачарованно смотрел ей вслед.

А Чаромора уже держала в руках другую птицу и старательно дула на нее.

Капитан принялся помогать Чароморе. Он сносил к ее ногам покрытых мазутом птиц. Их было устрашающе много, и каждый раз, поднимая очередную птицу, Трумм чувствовал острую боль в сердце.

А Чаромора знай себе дула и бормотала, бормотала и дула. Вскоре падающие на землю капли образовали целую лужу.

Чароморе пришлось взобраться на камень. Но теперь капитан никак не мог подойти к ней. Чароморе приходилось менять место. Вот почему спустя некоторое время все побережье покрылось маслянистыми лужами.

К утру Чаромора ужасно устала от своей необычной работы. Однообразное тихое бормотание нагоняло на нее сон, глаза невольно слипались. Чтобы не заснуть, Чаромора стала петь. И, увлекшись, не заметила, как превратила чайку в альбатроса. Раскинув могучие крылья, альбатрос исчез в высоте.

– Ох, горюшко! – запричитала Чаромора. – Этак я невесть что натворю!

Чаромора отправила капитана домой, чтобы он сварил крепкий кофе, нужно же как-то отгонять сон.

Наконец наступил день, когда все птицы выздоровели и повеселели.

А море по-прежнему тяжело раскачивалось под слоем мазута.

– Теперь мы сделаем грабли, – сказала Чаромора.

Вместе с Труммом они пошли в заросли искать подходящее дерево для черенка. Выбирала Чаромора очень придирчиво. Сосна ломкая, ива слишком гибкая, осина сильно хрупкая, а береза больно тяжелая. И только ель понравилась старухе. Она нашла несколько молодых упругих елочек, срезала их большим ножом и очистила от веток. Затем стала наращивать ствол к стволу, ведь ей были нужны очень большие грабли.

Место соединения стволов Чаромора плотно оплела, чтобы во время работы грабли не сломались.

Рукоять получилась красивая, ровная и гладкая. Вилку Чаромора сделала из рябины, а поперечину вытесала из можжевельника.

Теперь Чаромора принялась мастерить зубья. Посредине она поставила зуб щуки. Рядом с зубом щуки приладила косточку от крыла тетерева, а с другой стороны клык кабана. По краям вправила серебряную брошку своей бабушки и ржавый железный гвоздь из корпуса корабля, который вместе с кораблем прошел сквозь огонь и воду.

Чаромора работала в поте лица и с душой, и вскоре грабли были готовы.

Затем Чаромора привязала воздушный шар за спину и взлетела над морем.

– Все должно знать свое место, – промолвила она. – То, что вышло из земли, должно рано или поздно туда же вернуться.

Чаромора проткнула длинным черенком грабель в дне моря несколько глубоких дыр и стала сгребать в них мазут. Но стоило лишь небольшому клочку моря освободиться от мазута, как тот снова расползался по поверхности. Старуха сгребала и сгребала, так что мазут и вода взвивались фонтанами. И все время внимательно следила за тем, чтобы нечаянно какая-нибудь рыбешка или рачок вместе с мазутом не попали в водоворот и в кромешную тьму под морем. Это была, что и говорить, тонкая работа. Чаромора устала и изнервничалась вконец. Когда к ней неожиданно подлетела чайка, Чаромора вздрогнула от испуга и нечаянно отхватила от скалы увесистый кусок. Осколок размером с медведя плюхнулся в воду, и брызги мазута веером разлетелись во все стороны, чайка испуганно взмыла.

– Ах ты дуреха! Не хватает еще и тебе морской чумой заразиться! – укоряла Чаромора чайку.

Потом она снова углубилась в работу и уже ничего не замечала вокруг себя.

Долго трудилась Чаромора, но вот, наконец, вода вокруг острова снова заголубела. У кромки воды желтел песок, прибрежные валуны светились чистотой, снова отливали зеленью камышовые заросли. Рыбы радостно сновали в чистой воде, чайки садились смело на ее поверхность.

Все было как прежде, и только Чаромора неузнаваемо изменилась.

Она и всегда была тощей, теперь же от нее остались и вовсе кожа да кости. Волосы ей подпалило еще в трубе. Обгоревшие лохмотья одежды были в саже и к тому же были забрызганы мазутом.

– Ах ты моя горемычная! – пожалела себя Чаромора. – Всем теперь хорошо, только вот ты лохматая да чумазая, как старая ведьма.

Появиться в таком виде перед капитаном ей не хотелось.

И Чаромора отправилась бродить по берегу моря. До чего же приятно было смотреть на чистое побережье! Прозрачные волны с тихим шорохом наплывали на белый песок. В лучах солнца море переливалось и мерцало. Сосны тихо шумели. В небе на все голоса радостно заливались птицы.

Чаромору охватил блаженный покой. На своем веку она спасла немало жизней, но никогда еще не испытывала от этого такой радости. Что из того, что сама она грязная и в лохмотьях? Зато море снова прозрачное и птицы живы.

Сердце ее наполнилось тихой радостью, и Чаромора направилась к дому. Грабли она несла на плече, чайка кружила над ее головой. Глаза на грязном и худом лице Чароморы сияли, как звезды.

Подходя к избушке, Чаромора заметила, что из трубы вьется дымок. Это хозяйничал капитан. Старуха прислонила грабли к навесу и устало вошла в дом. Там ее уже ждал накрытый стол.

– Ну-ну, – сказала Чаромора капитану, – посмотрим, что из этого получится. Еще никогда раньше возле моего острова не было мазута. Но одно я тебе скажу твердо: я смертельно устала от этих вечных придирок и ссор.

– Я тоже, дорогая Эммелина, – произнес капитан от всего сердца.

– Сам видишь, к чему это привело, – сказала Чаромора. – А если бы я задохнулась в той злополучной трубе!

– Ох, если бы я не напустил этого пара! – виновато вздохнул капитан.

– А я не оставила бы тебя одного на острове! – откликнулась Чаромора.

– И в этом виноват я, – ответил Трумм.

– Нечего мне было ворожить, чтобы ты заблудился в лесу.

– А что тебе оставалось, если я сломя голову ринулся невесть куда.

– Ох, если бы я не стала плутовать в «Кругосветном путешествии»! – пожалела Чаромора. – Вот с этого все и пошло. Лучше уж нам беречь друг друга.

– Я согласен, – ответил Трумм серьезно. – Но я должен еще признаться, что пар смыл с рукописи твоей будущей книги все буквы. Остались только чистые белые листы.

– Вот и хорошо! – воскликнула Чаромора. – Вот мы и избавились от нее. Какая же мука – сидеть над этой книгой!

– Но, дорогая Эммелина, как же так! – растерялся Трумм. – Разве ты не запишешь свои рецепты?

– Как же ты не понимаешь, – ответила Чаромора, – с любыми рецептами нужно обращаться очень осторожно. Что хорошо для одного, может обернуться бедой для другого. Даже я не всегда могу предугадать, как дело обернется. Мне не было бы ни минуты покоя, если бы все знали про снадобья то, что знаю я, старая опытная чародейка.