Коллектив авторов - Папа сожрал меня, мать извела меня. Сказки на новый лад Страница 15

– А вот и первый звоночек.

Шансы намного меньше, ответил ему в конце концов боязливый. И попросил напарника вспомнить, сколько неустойчивых склонов мы видели с воздуха. Все эти породы обнажила последняя большая волна. А с тех пор прошло почти пятьдесят лет, сказал он. Там уже и открытые трещины хорошо различаются.

– Так что же думает по поводу шансов он? – поинтересовался напарник.

– Двузначные, – ответил боязливый. – Небольшие двузначные.

– Если б я считал их двузначными, духу моего здесь бы не было, – сказал напарник.

– Ну ладно, – сказал боязливый. – А вы? Поскольку лежали мы в темноте, я лишь через минуту понял, к кому обращен вопрос.

– А что я?

– Вы раньше ничего здесь не замечали? – спросил он. – Следы недавних обвалов, оползней? Изменения в россыпях камней у подножия ледников?

– Я бываю здесь всего раз в год, если не реже, – ответил я. – Сюда мало кто рвется. – Я порылся в памяти, поискал что-нибудь запомнившееся – и ничего не нашел.

– Значит, ума людям хватает, – сказал боязливый.

– Значит, нет здесь ничего, – ответил его напарник.

– Ну, причины на то имеются, – отозвался боязливый. И рассказал, что наткнулся на результаты двух переписей численности жившего у залива племени тлингит, проведенных, когда эти места принадлежали русским. 1852-й – 241 человек, год спустя – 0.

– Спокойной ночи, – сказал напарник.

– Спокойной ночи, – отозвался боязливый.

– А это еще что? Ты ничего не почувствовал? – спросил напарник.

– Да угомонись ты, – ответил боязливый.

Что это такое значит: использовать человека? О чем тут речь? Просто любить и быть с кем-то рядом – этого уже мало? Как-то раз я попросил Доналда оторвать задницу от стула и заставил его покидать со мной бейсбольный мяч, громко так попросил об этом. И сам понял, что зря это сделал, только когда он ответил:

– Ну, я не знаю. – И тут же поинтересовался, нельзя ли нам бросить это дело.

– Ты когда-нибудь думал, что на свете есть люди, к которым можно относиться без всякого цинизма? – спросила жена в ту ночь, когда мы решили, что любим друг друга. Я тогда работал пилотом по найму, и мы с ней лежали под крылом «Пайпера», который я выкатил на пляж. Я прожил бобылем бог знает сколько – двенадцать лет в приюте, четыре года в старшей школе, четыре в колледже и еще сто после, – а она была женщиной, в которую мне хотелось излиться. Вряд ли я смог бы описать всю необычность этого желания.

В то утро она наблюдала, как я устраиваю несимпатичное семейство в двухмоторном самолете: я подергивал плечом, как обычно перед каким-нибудь неприятным делом. Она заметила это, и лицо ее окрылило меня на целый день. А вечером у меня дома она составила список других моих дел и мыслей, и даже по одному пункту было ясно, что она уделяет мне внимания больше, чем кто-нибудь и когда-нибудь. Она держала мои причиндалы в руках так, точно никогда ничего прекраснее не видела. В три, не то четыре утра она, опершись на ладони, нависла надо мной и спросила:

– А что, спать нам не нужно? – и тут же сама ответила на этот вопрос.

Около полудня мы проснулись, ложечкой друг подле друга, она попыталась удрать в ванную комнату, я не отпустил, и мы соскользнули по простыне на пол. В конце концов, она вырвалась и на четвереньках заковыляла к двери ванной.

– Ну что же, настолько счастливой я дочь никогда еще не видел, – сказал мне ее отец на ре петиции свадебного банкета. Двадцать три приглашенных, из них двадцать один – ее родные и друзья.

– Очень приятно видеть дочку такой, – уже на банкете сказала мне ее мать.

Когда я поднял за нее тост, она чуть не расплакалась. А поднимая тост за меня, сказала только:

Конец ознакомительного фрагмента.