Эдуард Успенский - Самые новые истории о Простоквашино Страница 17

– В мотеле! – говорит профессор Сёмин. – Скорее всего, в нашем новом мотеле «Простоквашино».

– Точно, – говорит Шарик. – Вот этот мотель я и прощупаю.

– Нет, – сказал профессор Сёмин. – Лучше это сделаю я. Эти жулики нанесли мне личное оскорбление, они мою бабушку связали.

– Если бы они мою бабушку связали, – сказал Шарик, – я бы им показал! Я бы их всех перекусал с ног до головы.

– А если бы они мою бабушку связали, – сказал Матроскин, – их надо было бы срочно в больницу отправлять.

– В психическую? – спросил Сёмин.

– Нет, в обычную.

– Зачем? Почему?

– Лечить. Моя бабушка ох как хорошо царапалась!

Глава одиннадцатая

Пронзённое сердце почтальона

Почтальон Печкин всё письмо ждал от загадочной П. К., всё вокруг почты ходил. Целую тропинку в крапиве протоптал. Хоть почту видно стало.

И вот он это письмо из «Как создать хорошую семью» получил. Письмо соседки Пелагеи.

Как только он фотографию посмотрел, как только он тёплые стихотворные слова прочитал, так и застеснялся:

– Неужели я, Печкин, внимания такой красивой женщины заслуживаю?

Очень Печкину стихотворение понравилось:

«Если дружба между нами порвётся,Значит, не было в сердце любви,То возьми ты эту фотокарточку в руки,Посмотри, улыбнись и порви».

– Такое стихотворение только большой поэт мог написать, – решил Печкин. – Может быть, даже сам Пушкин или Лермонтов.

Его радость просто распирала, он очень хотел этой радостью с кем-нибудь поделиться. Он к дяде Фёдору поспешил по утреннему холодку.

Там он долго чаи распивал, про здоровье спрашивал:

– Как ваш телёночек, Гаврюша, который мне штаны сзади продырявил, здоров?

– Спасибо. Здоров Гаврюша, здоров.

– Ну, и слава богу! А вот эта говорилка на подоконнике, которая у меня конфеты воровала, здорова?

– И Хватайка здоров.

– Тоже хорошо. Что, и корова Мурка здорова, которая вчера мои носки на верёвочке съела?

– Здорова, здорова. Коровы любят солёное.

Тогда Печкин так, издалека, начал – фотографию достал и спрашивает:

– Скажите мне, милые мои соотечественники, то есть соседи по улице, эта гражданочка вам знакома?

Дядя Фёдор, пёс и кот стали гражданочку разглядывать.

– А что она сделала? – спрашивает Шарик. – Её милиция разыскивает?

– Ничего она не сделала. Это я её разыскиваю из соображений дружбы. Она где-то рядом живёт в окрестности. Вы, случаем, в наших краях её не встречали?

– Не встречали, – сказали Шарик и Матроскин. А дядя Фёдор промолчал.

Печкин полюбовался на фотографию и спрашивает:

– А вот что вы можете, глядя на эту гражданочку, сказать про неё? Какие у вас предположения?

– Я могу сказать, глядя на эту гражданочку, что она от кого-то отрезана, – сказал Матроскин.

Потом добавил:

– А предположение у меня такое – значит, тот, кого отрезали, красивше был. Скорее всего это подруга была задушевная.

– А я могу сказать, что эта гражданочка из высшего света, – предположил Шарик. – Вон у неё какая хала[3] на голове.

– А я эту гражданочку встречал, – сказал дядя Фёдор.

Печкин сразу оживился:

– Она что, рядом дачу снимает? Или на велосипеде проезжает? Очень она очаровательная, эта гражданочка, в смысле дама.

– Недавно её по телевизору показывали, – сказал дядя Фёдор.

Когда Печкин узнал, что его даму сердца по телевизору показывали, он ужасно загордился.

– И что же она делала в телевизоре? – спросил Печкин.

– Кажется, она песню пела, про море. А почему это, дядя Печкин, она вас интересует?

У Печкина в голове сразу стихотворение всплыло: «Море бушует, клокочет, камни срывает со дна…» Он совсем застеснялся и сказал:

– Это у меня чисто личное. Почтальонское.

И свою тайну открывать не стал.

Дядя Фёдор спросил его:

– А скажите нам, дядя почтальон Печкин, к вам на почту никаких новых писем не поступало? Таким гражданам, которых раньше не было?

Печкин подумал и говорит:

– Поступало. Я точно помню, было одно такое необычное письмо в жёлтом конверте. Оно господину Кривоногу в мотель «Простоквашино» пришло.

Услышав это, дядя Фёдор серьёзно задумался. Какая-то мысль у него в голове крутилась, только он никак не мог её за хвост ухватить.

Глава двенадцатая

Кто хозяин клада?

Время в Простоквашино течёт по-разному. Утром оно медленно-медленно течёт, неторопливо. К обеду убыстряется. А вечером так быстро течёт, что не угонишься. Все начинают быстро-быстро двигаться, как в ускоренном кино.

Вот в медленное утреннее время мама с папой приехали. Мама так медленно с порога сказала:

– Вы знаете новость? У вас в селе Троицком интересный концерт будет. Я в газете прочитала. Певица Виолетта Серебряная будет выступать.

– Что это за певица такая? – спрашивает дядя Фёдор.

– Как, вы не знаете? Она самая знаменитая. Она так хорошо поёт, что ей костюмы из Франции выписывают.

– Что же она такое поёт, что ей костюмы из Франции выписывают? – удивился Матроскин.

Мама задумалась и молчит. Дальше разговор пошёл в убыстрённом вечернем темпе.

– Может, она народные песни поёт? – спрашивает Шарик.

– Нет. Только не это.

– Может, она тяжёлый рок исполняет, – говорит папа.

– Нет, не тяжёлый рок.

– Может, романсы? – пытает Матроскин.

– И не романсы вовсе.

– Так что же она такое поёт? – спрашивает дядя Фёдор.

– Вот пойдём на концерт и всё узнаем, – рассердилась мама.

Потом медленно они пили чай со сливками. Матроскин угощал родителей пышными булочками. А Шарик показывал им свои фототрофеи за последний месяц.

– Я сейчас натюрмортами увлёкся. В стиле импрессионизма[4]. Вот смотрите – это что?

– Подсолнух в траве, – говорит папа. – Очень сочная картинка.

– Нет, – говорит Шарик. – Это не подсолнух в траве. Эта работа называется – «Жёлтое на зелёном».

– А это? – спросил папа про два таких же подсолнуха в траве.

– Эта работа называется «Два жёлтых на одном зелёном».

– А эта работа, – сказал папа, посмотрев очередную фотографию, – наверняка называется «Четыре жёлтых на одном чёрном»?

– Нет, – возразил Шарик. – Эта работа называется «Яичница из четырёх яиц на сковородке». Это реалистическая работа.

И наконец, когда всеми новостями обменялись, родители спросили:

– Ну, так зачем вы нас вызывали?

Дядя Фёдор всё рассказал родителям и про письма подмётные, и про клад, и про связанную бабушку с сарделькой во рту.

Мама сразу потребовала:

– Давайте клад смотреть.

Как они выдвинули сундук из-под кровати!

Как открыли его! Как там засверкали камни разные и бриллианты!

Мама так и ахнула:

– Ах, мне бы такие! Я бы в нашем обувном отделе самая красивая стала.

– Почему только в обувном отделе? – удивился папа. – Ты бы и бельевой отдел захватила, и колготковый.

– Нельзя эти украшения брать, – сказал дядя Фёдор.

– Почему?

– Потому что они нам не принадлежат.

– А кому они принадлежат? – спрашивает мама.

Стали разбираться.

– Наверное, разбойникам, – говорит Шарик. – Ведь это они всё награбили. Отняли у помещиков и капиталистов.

– Нет, – говорит папа. – Это принадлежит тем людям, у которых эти драгоценности отняли. То есть помещикам и капиталистам.

– Это принадлежит государству, – сказал дядя Фёдор.

– А при чём тут государство? – удивляется мама. – Вот вы сами подумайте. Разбойники ещё туда-сюда – они эти драгоценности грабили. Помещики и капиталисты тоже туда-сюда, они эти драгоценности наживали. Вы с дядей Фёдором эти драгоценности нашли. А государство что делало?

– Надо разделить всё на три части, – говорит Шарик. – Между грабителями, помещиками и нами.

– А что государству? – спрашивает папа.

– Сундук.

Глава тринадцатая

Известия из музея

Скоро на имя профессора Сёмина пришло письмо из краеведческого музея от директора Сиделкина.

Сёмин письмо взял и к дяде Фёдору пошёл его вслух читать.

Все собрались: и папа, и мама, и дядя Фёдор, и Шарик с Матроскиным.

Профессор Сёмин читал:

«Дорогие друзья краеведы!

Вас очень интересовала судьба потомков Хлопка Косолапа, известного грабителя и душегуба. Вот что удалось мне узнать из наших архивов. После русско-японской войны 1905 года правительство решило навести твёрдый порядок. Были созданы специальные части для борьбы с разбойниками и революционерами».