Дэвид Бенедиктус - Новые истории про Винни-Пуха Страница 17

— А кто у нас менее удачливый? — спросил Пух. Он чувствовал, что и сам станет менее удачливым, если ему придется отдать кому-то свой мёд.

— Ну, не знаю, — протянул Кристофер Робин. Он лежал на спине и задумчиво смотрел в небо. — Давайте сделаем так. Я сколочу тележку и прицеплю ее к велосипеду. Мы сложим в тележку урожай, и менее удачливые смогут выбрать то, что им по вкусу.

— Вы, конечно, делайте что хотите, — громко заявил Иа-Иа, — но я петь не буду. Это вредно для живота.

Хотя Кристофера Робина и учили в школе мастерить, но никто не показывал ему, как сколачивать тележку, а это оказалось очень непростым делом. Он выпилил колеса, но они получились не очень круглыми. Тогда он решил сделать для них шины, но не нашел никакой резины и обмотал колеса своей старой пижамой. А как приладить колеса к оси, а ось к телеге? Кристофер Робин долго чесал в затылке и вертел в руках деревяшки, но все-таки сумел закончить тележку. Ее было трудно везти, особенно по ухабам, но зато она получилась очень вместительной.

Кристофер Робин поставил ее перед домом и написал табличку:

ДЛЯ УРАЖАЯ.

КЛАДИТЕ СЮДА, ПАЖАЛУСТА

Все собрались, чтобы полюбоваться тележкой и обсудить, что еще нужно сделать, чтобы устроить Праздник Урожая. Кенга предложила напечь пироги, и всем это предложение очень понравилось, а Кролик предложил провести Большой Карточный Турнир, но его предложение никто не поддержал, потому что Кролик всегда хвастался, когда выигрывал, и дулся, когда проигрывал. А Кристофер Робин сказал:

— Конечно, сейчас уже конец лета, но почему бы нам не устроить настоящий праздник? Мы можем сделать не земляничный, а ежевичный лимонад, можем поиграть в Пустяки или в Ослиный Хвост.

Его слова встретили с восторгом все, кроме Тигры, который решил больше никогда не есть ежевику, и Иа-Иа, который с большим достоинством произнес:

— Извините. — И повторил, заставив всех остальных замолчать: — Извините. Я надеюсь, Кристофер Робин, ты помнишь, что у меня уже есть хвост. Правда, он прибит ко мне гвоздем, но я совсем не хочу, чтобы его отрывали и приколачивали заново.

— О, милый Иа-Иа, — сказал Кристофер Робин. — Я не говорил, что тебе будут…

Но старый ослик поднял копыто, прося тишины.

— Вместо этой игры я лучше покатаю вас на своей спине, — объявил он.

Утро Праздника Урожая занималось яркое и ясное. Много дней подряд все готовились к празднику. На поляне установили лотки, на которых продавались всякие старые безделушки, найденные при уборке домов, устроили игровые площадки, сцену для Совы, где она должна была читать стихи, и таинственный шатер из одеял. «Узнайте предсказание» — гласила надпись над входом в шатер.

В середине поляны стояла тележка с урожаем. Здесь были и желуди от Пятачка, и рыбий жир от Тигры, и яблочный джем от Кролика, и целый поднос изумительных пирогов от Кенги и еще много-много всего. Саму тележку украсили белыми и желтыми цветами.

— Прекрасно, — сказал Кристофер Робин, оглядев поляну. — Вот и пришло время для нашего пикника, — добавил он, потому что маленький крольчонок уже потянул из телеги один из восхитительных пирогов Кенги.

Завтрак получился очень вкусным, было много меда и сладкой кукурузы, и менее удачливые вовсе не чувствовали себя обделенными. А когда солнце перевалило за середину неба, начался и сам Праздник. Игровая площадка Пятачка, где нужно было набрасывать кольца на шесты, оказалась особенно популярной.

Но потом некоторые из Родственников и Знакомых Кролика решили вместо шеста набрасывать кольца на самого Пятачка. Едва шалунов удалось угомонить, как Тигра втиснул голову в кольцо, и Кристоферу Робину пришлось освобождать его при помощи мыльной воды.

Таинственный шатер, как оказалось, скрывал Лотти, которая в сиреневом тюрбане восседала в кресле-качалке. Если вы давали ей мелкую монетку и просили погадать по лапе, то она говорила, что вам предстоит морское путешествие или что вы встретитесь с красивым незнакомцем. А если вы давали монетку покрупнее, то она сообщала, что вам предстоит и то и другое.

Иа-Иа с толпой хохочущих крольчат на спине бродил вокруг поляны.

Ну а если кто-то уставал от всех этих замечательных развлечений, то его радушно принимал Кролик и предлагал сыграть в какую-нибудь карточную игру. Или можно было послушать Сову, декламирующую любимую поэму дяди Роберта. Это была очень длинная поэма, и в некоторых «труднозапоминаемых» местах Сова взмахивала крыльями и несколько раз повторяла: «И т. д., и т. д., и т. д.», причем столь артистично, что это звучало так же хорошо, как сама поэма. Или можно было, как Пух, блуждать по всей поляне, останавливаться, удивляться и участвовать во всех играх, не выигрывая ни в одной.

Праздник продолжался весь день, пока Кенга не объявила, что праздник праздником, а Ру давно пора спать.

— Но еще светло! — возмутился Ру.

— Я сказала, сейчас же… — рассердилась Кенга.

Один Пух не прислушивался к их перепалке. Он осматривал поляну в поисках того, кого на ней не было.

— А где Кристофер Робин? — громко спросил он.

И все тут же побросали свои развлечения.

Кролик осмотрел поляну и сообщил:

— Его здесь нет.

— Я знаю, что его нет, — сказал Пух. — Я спрашиваю, где он может быть?

— Мы должны организовать Искпедицию! — взволнованно запищал Ру.

— Нет, дорогой, — возразила Кенга. — Потому что сейчас потерялся один Кристофер Робин, а так потеряемся мы все.

— Он не потерялся, — не очень уверенно сказал Пятачок. — Мы не знаем, где он, но это не значит, что он потерялся. Кристофер Робин мог просто куда-нибудь уйти. Может, это означает, что он хочет побыть один… Ой, мамочки!

Сова, у которой было отличное зрение, поднялась выше самых высоких дубов. Но даже с ее острым зрением не удалось увидеть Кристофера Робина.

Иа-Иа обвел взглядом праздничную поляну и фыркнул.

— Что ж, — сказал он, — если праздник окончен, я пойду.

Но никуда не пошел.

— Ру, дорогой, уже и вправду пора спать! — сердито воскликнула Кенга.

Но никто не двинулся с места.

Пух как будто невзначай взглянул на тележку, в которой еще оставался горшок меда. Он мог поклясться, что видел, как Тигра отпил из бутылки с рыбьим жиром и как Пятачок взял из телеги горсть желудей. И тогда Пух подумал, что не будет ничего страшного, если он попробует капельку меда из этого горшка.

Он пробовал уже девятую или десятую капельку, когда услышал далекое потрескивание веток и позвякиванье. Пух оглянулся на остальных, и все прислушались.

— Похоже на велосипед, — сказал Пух.

— А если это велосипед, — добавил Пятачок, — то кто-то должен сидеть на нем и крутить педали, а единственный, кто умеет крутить педали, — это Кристофер Робин.

Пятачок оказался прав. Это был велосипед, а на велосипеде сидел Кристофер Робин.

Все облегченно вздохнули, когда Кристофер Робин с грохотом прикатил на поляну. Он спрыгнул и оставил велосипед под деревом.

— Простите, что покинул праздник, но я хотел вас немного удивить, — объяснил Кристофер Робин.

Из корзины велосипеда он вытащил что-то обернутое в старые свитера. Это оказались граммофон и коробка с пластинками.

Кристофер Робин развернул их и установил граммофон на поляне.

— Я подумал, что мы могли бы закончить наш праздник веселыми танцами, — сказал он. — А потом я отдам ваши подарки Менее Удачливому.

Кристофер Робин взглянул на тележку, потом подошел к ней и взглянул еще раз.

— Или не отдам, — добавил он, потому что отдавать уже было нечего. Тогда он наклонился к граммофону, повертел ручку и весело закончил: — А теперь — танцы.

Из трубы граммофона полилась самая громкая, самая заводная, самая красивая музыка, и все пустились в пляс.

Встряхните ваши перья!И лапы поднимайте!Танцуйте, пойте, звери!Пускайтесь с нами в пляс!Без вас наш Лес — пустыня!Так смейтесь и играйте!И знайте, что отнынеПою я лишь для вас!

Они танцевали настоящий танец Зачарованного Леса. Поначалу друзья вспоминали все то, чему учила их на своем уроке Лотти, но потом развеселились и заплясали, и запрыгали кто во что горазд. Тигра и Ру поспорили, кто сможет прыгнуть выше, а потом Ру и Пятачок соревновались, кто присядет ниже, но победу одержал Сашка-Букашка. Он сразу поспешил нырнуть в заросли вереска, испугавшись, что его просто ненароком растопчут.

И даже Иа-Иа танцевал, и танец его был очень странным — старый ослик подпрыгивал на всех четырех ногах, тряс головой, время от времени издавал громкий рев и взмахивал хвостом.