Игорь Малышев - Дом Страница 17

Заговорённый конь нёсся по ночному лесу, шарахаясь из стороны в сторону, чтобы не столкнуться с деревьями. Поначалу Ваня надеялся, что испуг Кусая быстро пройдёт и он остановится, но время шло, а галоп коня оставался всё таким же неистовым. Мальчику до слёз хотелось спрыгнуть, но он был уверен, что приземлившись на эту невидимую в темноте землю, по которой гулко колотили копыта, он непременно разобьётся. Ветки, жёсткие, как хлысты, стегали Ваню по плечам и спине, словно наказывая за ночную прогулку. От каждого удара он втягивал голову и тихо попискивал. Он почти оглох, ему казалось весь лес наполнился громовым треском веток и шелестом листвы.

Несёт меня лисаЗа тёмные леса,За высокие горы…

— вертелись в голове его слова старой сказки, которую мама читала ему, когда он был совсем маленьким.

Маленькое сердце Вани стучало так, что заболели рёбра.

— Вот вырвется оно сейчас, — со страхом подумал мальчик, — упадёт и потеряется в травах. Не найдёшь потом…

Деревья вырастали перед ними из темноты, словно бросались наперерез. Ветер волчьей стаей завывал в их вершинах. Кусай метался по лесу, будто ему хвост подожгли.

Руки у мальчика онемели, налились каменной тяжестью. На какое-то мгновение Ваня совсем перестал их чувствовать и вдруг понял, что конская спина под ним исчезла, а он летит по воздуху. Редкая трава и перепревшая прошлогодняя листва, густо устилавшая землю, смягчили удар, но мальчик всё равно смертельно перепугался. Он полежал некоторое время неподвижно, боясь, что переломал себе все кости. Прислушался к себе. Немного саднило плечо, да прибаливали ладони, на которые он приземлился. Ваня осторожно встал на четвереньки, ноги держали, руки хоть и дрожали, но тоже слушались. Внутри было пусто и холодно, словно пока он летел, ветер выдул из него всё что было, а взамен намёл целый сугроб снега. В ушах что-то тоненько звенело.

Ваня сел и огляделся. Вокруг чернели могучие стволы деревьев, кусты путались меж ними, будто карлики в ногах у гигантов. Вверху сквозь прогалы в листве виднелась полная луна, холодная и равнодушная, словно невеста, уставшая от надоедливых женихов. Несколько ярких звёзд, маленьких и острых, как цыплячьи клювики, проклёвывались сквозь тёмный купол леса. Глядя на них, Ваня неожиданно осмелел, встал на ноги и, осторожно озираясь по сторонам, пошёл вперёд. Идти было тяжело, цеплялись за ноги крепкие, как силки, лесные травы, то и дело облепляла лицо паутина. Один раз Ваня почувствовал, как большой паук пробежал по его щеке. Мальчик, чуть не вскрикнув, смахнул его рукой, поёживаясь, собрал с лица липкие сети. То и дело путь преграждали заросли сухих ломких кустов. Ваня с треском пробирался сквозь них, закрывая глаза ладонями. Путь давался тяжело, у мальчика уже заплетались от усталости ноги, но он упрямо шёл вперёд, хоть сердце его и заходилось от страха всякий раз, когда какая-нибудь ветка хватала его за шиворот. Совсем устав, он прошептал:

— Плохой лес. У Уртовых озёр куда лучше.

Едва он это сказал, как по деревьям пробежала волна и всё наполнилось негодующим шёпотом. Травы встали дыбом, по земле зазмеились могучие корни, деревья наклонились над мальчиком, словно захотели получше расслышать его слова. Впереди, в нескольких шагах, какая-то коряга зашевелилась, заскрипев на разные голоса и, раскачиваясь из стороны в сторону, двинулась к мальчику. Ваня прирос к месту, не спуская глаз с шагающего обломка. А тот, похожий на сутулого, обросшего корой и лишайником старика с сухими ветками вместо рук, прихрамывая приближался к нему, угрожающе бормоча:

— Плохой, значит, лес? Не нравится? Где, ты говоришь, хороший? А ну, расскажи, мы послушаем…

Ропот деревьев стал громче и перешёл в рёв.

Ваня вскрикнул и побежал, а вслед ему полетели густые голоса дубов, осин, лип, да берёз. Ваня бежал со всех ног и было ему страшно, как только может быть страшно одинокому маленькому мальчику в ночном лесу, когда коряги сходят со своих мест, а деревья гудят и угрожающе качают ветвями, желая то ли раздавить, то ли отхлестать незваного человечка. Лесные птицы метались над ним, задевая жёсткими крыльями и пронзительно крича, словно призывая погоню. Дубы кидали ему на голову незрелые жёлуди, а невесть откуда взявшийся ветер, швырял в лицо охапки сорванных листьев. В кустах загорались и гасли синие огоньки, словно дикие звери внимательно следили за беглецом.

— Фома, помоги, родненький! — кричал, коченея от ужаса, мальчик.

Силы его были на исходе, но впереди вдруг посветлело, и он выбежал в поле. Порыв холодного ветра толкнул напоследок Ваню в спину и всё стихло. Кругом расстилался туман. Огромные просторы заливал прозрачный лунный свет. Ваня перешёл на шаг и, всхлипывая, заковылял по высоким некошеным травам, на которые уже пала ночная роса. Ноги у мальчика тут же промокли. Ваня почувствовал прикосновение к коже холодной влаги и это его отчего-то успокоило. Он провёл рукой по верхушкам трав, слизнул капли с ладони. После бега ужасно хотелось пить.

— Куда же теперь? — подумал он и огляделся. Позади высокой угрюмой стеной стоял чёрный, как сажа, лес. Впереди до самого горизонта лежали наводнённые луной и туманом поля.

— Эй! Кто-нибу-у-удь! — крикнул мальчик.

— У-у-у, — отразившись от леса, вернулось эхо, словно деревья откликнулись на призыв ребёнка.

Ваня сел в траву и прислушался. Тишина, лишь перекликались сонные перепела да жутко ухал где-то вдалеке филин.

— Вот бы собак услышать, — подумал он. — Тогда бы всё сразу ясно стало.

Однако, как Ваня ни напрягал слух, собачьего лая уловить он так и не смог.

Мальчик сидел в траве никем не видимый и не слышимый, укрытый густыми стеблями и молочной завесой тумана. Было спокойно и совсем не хотелось вставать.

— Не хочу вставать. Пока я в траве сижу, никто меня не найдёт. Буду сидеть и потихоньку утра дожидаться. А потом пойду свой дом искать.

Он совсем уж, было, решил до утра остаться под защитой высоких трав, как вдруг вспомнил о маменьке и папеньке. Каково-то им будет, когда они утром не найдут его в кровати? Для начала обыщут весь дом, потом двор, сад, и поймут, что сын пропал. Маменька будет рыдать, Марья Петровна тоже. А папенька с серым лицом сядет на злого коня Кусая и поедет искать его по округе. Будет останавливать встречных крестьян, спрашивать, не видели ли они маленького мальчика со светлыми волосами. А дома, не находя себе места, будет метаться маменька с мокрым платком в руке…

Ваня поднялся на ноги и пошёл куда глаза глядят, авось куда-нибудь да выйдет.

Вскоре вся одежда на нём вымокла до нитки, а сам он продрог так, что зубы стучали и клацали. Иногда он принимался кричать, но звуки, не одолев и нескольких шагов, безвозвратно терялись в плотном, как снежная стена, тумане. Страх, почти исчезнувший, как только прекратилась погоня, снова вернулся и принялся покусывать мальчика за спину ледяными острыми зубками.

— Неужели придётся в поле ночевать? — с отчаянием подумал он, глядя на высокую луну. — Вот так покатался на лошади! Теперь меня, наверное, на всю жизнь под замок посадят. Да ещё и собак рядом приставят, чтоб не убежал. Ну и пусть, пусть накажут, лишь бы домой дорогу найти, а то потеряюсь совсем и стану бездомным. Не увижу больше ни маменьки, ни папеньки. Буду нищенствовать, по дворам ходить, куски хлеба выпрашивать.

Ваня представил себя одиноко бредущим по бездорожью под холодным осенним дождём, в дырявом армячке, драных лаптях, с большой холщовой сумкой через плечо, в которой лежат объедки. От таких невесёлых мыслей на глаза его навернулись слёзы. Он нахмурился, шмыгнул носом, вытер глаза рукавом и сердито зашагал сквозь туман.

Он шёл ещё час, а может и больше. Небо на востоке заалело, потянуло утренним холодком, трава сплошь покрылась белёсой росой, словно муку кто просыпал. Ваня выбился из сил и сел на землю. Он замёрз, его била крупная дрожь и очень хотелось спать. Глаза его слипались, словно какие-то невидимые полевые человечки тянули за ресницы, приговаривая:

— Спи. Ты устал. Скоро взойдёт солнце, оно обогреет и приласкает тебя. Тебе больше некуда идти. Поле станет твоим домом, трава постелью, а мы твоими братьями.

— Не хочу я к вам, полевые человечки. У меня есть дом и меня ждут там маменька и папенька. Там живут Фома с бабушкой, мыши под полом и кукушка в часах. Мне есть куда идти. Я просто устал… — отвечал им Ваня, а голова его, меж тем, клонилась всё ниже к земле.

Он уже почти уснул, как вдруг послышался шорох трав, словно сотня косарей разом вышла в поле. Ваня очнулся, открыл лаза и увидел, что прямо к нему движется большой, словно скала, дом. Его дом. С резным деревянным коньком на крыше и сонной галкой на трубе. С узорчатыми наличниками на открытых окнах и пыльными цветами на подоконниках. Дом плыл сквозь туман тёмный и таинственный, похожий на спящий корабль, и лишь в мансарде горел тёплый янтарный огонёк. Он приблизился к Ване и мальчик увидел, что с крыльца машет ему рукой Фома.