Народное творчество (Фольклор) - Русские сказки Страница 17

– Эх, дружки! – отвечал старик. – Знать, что вы из чужой земли! Наш правитель Змей Лютый запретил крепко-накрепко толковать с чужеземцами. Нам под страхом заказано говорить-пересказывать, как пронёс мимо города вихорь царевну прекрасную.

Тут догадались царевичи, что близко сестра их родимая; рьяных коней понукают, к дворцу подъезжают. А дворец тот золотой и стоит на одном столбе на серебряном, а навес над дворцом самоцветных каменьев, лестницы перламутровые, как крылья, в обе стороны расходятся-сходятся.

На ту пору Василиса Прекрасная смотрит в грусти в окошечко, сквозь решётку золотую, и от радости вскрикнула – братьев своих вдалеке распознала, словно сердце сказало, и царевна тихонько послала их встретить, во дворец проводить. А Змей Лютый в отлучке был. Василиса Прекрасная береглася-боялася, чтобы он не увидел их.

Лишь только вошли они, застонал столб серебряный, расходилися лестницы, засверкали все кровельки, весь дворец стал повёртываться, по местам передвигаться. Царевна испугалась и братьям говорит:

– Змей летит! Змей летит! Оттого и дворец кругом перевёртывается. Скройтесь, братья!

Лишь сказала, как Змей Лютый влетел, и он крикнул громким голосом, свистнул молодецким посвистом:

– Кто тут живой человек?

– Мы, Змей Лютый! – не робея, отвечали царевичи. – Из родной земли за сестрой пришли.

– А, это вы, молодцы! – вскрикнул Змей, крыльями хлопая. – Незачем бы вам от меня пропадать, здесь сестры искать; вы братья ей родные, богатыри, да небольшие!

И Змей подхватил на крыло одного, ударил им в другого и свистнул, и гаркнул. К нему прибежала дворцовая стража, подхватила мёртвых царевичей, бросила обоих в глубокий ров.

Залилась царевна слезами, Василиса, коса золотая, ни пищи, ни питья не принимала, на свет бы глядеть не хотела; дня два и три проходит – ей не умирать стать, умереть не решилася – жаль красоты своей, голода послушала, на третий покушала. А сама думу думает, как бы от Змея избавиться, и стала выведывать ласкою.

– Змей Лютый! – сказала она. – Велика твоя сила, могуч твой полёт, неужели тебе супротивника нет?

– Ещё не пора, – молвил Змей, – на роду моём написано, что будет мне супротивник Иван Горох, и родится он от горошинки.

Змей в шутку сказал, супротивника не ждал. Надеется сильный на силу, а и шутка находит на правду. Тосковала мать прекрасной Василисы, что нет весточки о детях; за царевною царевичи пропали.

Вот пошла она однажды разгуляться в сад с боярынями. День был знойный, пить царица захотела. В том саду из пригорка выбегала струёю ключевая вода, а над ней был колодезь беломраморный. Зачерпнув золотым ковшом воды чистой, как слезинка, царица пить поспешила и вдруг проглотила с водою горошинку. Разбухла горошинка, и царице тяжелёшенько; горошинка растёт да растёт, а царицу всё тягчит да гнетёт.

Прошло несколько времени – родила она сына; дали ему имя Иван Горох, и растёт он не по годам, а по часам, гладенький, кругленький! Глядит, усмехается, прыгает, выскочит, да в песке он катается, и всё прибывает в нём силы, так что лет в десять стал могуч богатырь. Начал он спрашивать царя и царицу, много ли было у него братьев и сестёр, и узнал, как случилось, что сестру вихорь унёс неведомо куда. Два брата отпросились отыскивать сестру и без вести пропали.

– Батюшка, матушка, – просится Иван Горох, – и меня отпустите; братьев и сестру отыскать благословите.

– Что ты, дитя моё! – в один голос сказали царь и царица. – Ты ещё зеленёхонек-молодёхонек; братья твои пошли да пропали, и ты, как пойдёшь, пропадёшь.

– Авось не пропаду! – сказал Иван Горох. – А братьев и сестры доискаться хочу.

Уговаривали и упрашивали сына милого царь с царицею, но он просится, всплачет, взмолится; в путь-дорогу снарядили, со слезами отпустили.

Вот Иван Горох на воле, выкатился в чистое поле; едет он день, едет другой, к ночи в лес тёмный съезжает. В лесу том избушка на курьих ножках от ветра шатается, сама перевёртывается. По старому присловью, по мамкину сказанью.

– Избушка, избушка, – молвил Иван, подув на неё, – стань к лесу задом, ко мне передом!

И вот повернулась к Ивану избушка, глядит из окошка седая старушка и молвит:

– Кого Бог несёт?

Иван поклонился, спросить торопился:

– Не видала ли, бабушка, вихря залётного? В какую он сторону уносит красных девиц?

– Ох-ох, молодец! – отвечала старуха, покашливая, на Ивана посматривая. – Меня тоже напугал этот вихорь, так что сто двадцать лет я в избушке сижу, никуда не выхожу: неравно налетит да умчит; ведь это не вихорь, а Змей Лютый!

– Как бы дойти к нему? – спросил Иван.

– Что ты, мой свет, Змей проглотит тебя!

– Авось не проглотит!

– Смотри, богатырь, головы не спасти; а если вернёшься, дай слово из змеиных палат воды принести, которою всплеснёшься – помолодеешь! – примолвила она, через силу шевеля губами.

– Добуду – принесу, бабушка! Слово даю.

– Верю на совесть твою. Иди же ты прямо, куда солнце катится; через год дойдёшь до Лисьей горы, там спроси, где дорога в змеиное царство.

– Спасибо, бабушка!

– Не на чем, батюшка!

Вот Иван Горох пошёл в сторону, куда солнце катится. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Прошёл он три государства, дошёл и до змеиного царства.

Перед городскими воротами увидел он нищего – хромого, слепого старика с клюкой и, подав милостыню, спросил его, нет ли в том городе царевны, Василисы молодой, косы золотой.

– Есть, да не велено сказывать, – отвечал ему нищий.

Иван догадался, что сестра его там. Добрый молодец смел, прибодрился и к палатам пошёл.

На ту пору Василиса-краса, Золотая коса, смотрит в окошко, не летит ли Змей Лютый, и приметила издалека богатыря молодого, знать об нём пожелала, тихонько разведать послала: из какой он земли, из какого он рода, не от батюшки ли прислан, не от матушки ль родимой?

Услышав, что пришёл Иван, брат меньшой (а царевна его и в лицо не знавала), Василиса к нему подбежала, встретила брата со слезами.

– Беги поскорее, – закричала, – беги, братец! Скоро Змей будет, увидит – погубит!

– Сестрица любезная! – ответил ей Иван. – Не ты бы говорила, не я бы слушал. Не боюсь я Змея и всей силы его.

– Да разве ты – Горох, – спросила Василиса, коса золотая, – чтоб сладить с ним мог?

– Погоди, друг-сестрица, прежде напои меня; шёл я под зноем, приустал я с дороги, так хочется пить!

– Что же ты пьёшь, братец?

– По ведру мёду сладкого, сестрица любезная!

Василиса, коса золотая, велела принести ведро мёду сладкого, и Горох выпил ведро за один раз, одним духом; попросил налить другое. Царевна приказать торопилась, а сама смотрела-дивилась.

– Ну, братец, – сказала, – тебя я не знала, а теперь поверю, что ты Иван Горох.

– Дай же присесть, немного отдохнуть с дороги.

Василиса велела стул крепкий придвинуть, но стул под Иваном ломается, в куски разлетается; принесли другой стул, весь железом окованный, и тот затрещал и погнулся.

– Ах, братец, – вскричала царевна, – это стул Змея Лютого.

– Ну, видно, я потяжелее, – сказал Горох, усмехнувшись, встал и пошёл на улицу, из палат в кузницу.

И там заказал он старому мудрецу, придворному кузнецу, сковать посох железный в пятьсот пудов.

Кузнецы за работу взялись-принялись, куют железо, день и ночь молотами гремят, только искры летят; через сорок часов был посох готов. Пятьдесят человек несут – едва тащат, а Иван Горох взял одной рукой – бросил посох вверх. Посох полетел, как гроза, загремел, выше облака взвился, из вида скрылся.

Весь народ прочь бежит, от страха дрожит, думая: когда посох на город упадёт, стены прошибёт, людей передавит, а в море упадёт – море расплеснёт, город затопит. Но Иван Горох спокойно в палаты пошёл, да только сказать велел, когда посох назад полетит.

Побежал с площади народ, смотрят из-под ворот, смотрят из окон: не летит ли посох? Ждут час, ждут другой, на третий задрожали, сказать прибежали, что посох летит. Тогда Горох выскочил на площадь, руку подставил, на лету подхватил, сам не нагнулся, а посох на ладони согнулся. Иван посох взял, на коленке поправил, разогнул и пошёл во дворец.

Вдруг послышался страшный свист – мчится Змей Лютый; конь его, вихорь, стрелою летит, пламенем пышет; с виду Змей – богатырь, а голова змеиная. Когда он летит, ещё за десять вёрст весь дворец начнёт повёртываться, с места на место передвигаться, а тут Змей видит – дворец с места не трогается. Видно, седок есть! Змей призадумался, присвистнул, загаркал; конь-вихорь тряхнул чёрною гривою, размахнул широкие крылья, взвился, зашумел; Змей подлетает ко дворцу, а дворец с места не трогается.