Юрий Лигун - Илья Муромец и Сила небесная Страница 18

– Так ведь и впрямь идёт! – обрадовался Неждан.

– Лёд по реке тоже идёт, а толку никакого.

– Почему?

– Потому как ног у него не наблюдается. А ежели ног нету, то и сапоги не требуются… – мрачно объяснил Улыба. – Без ног торговли никакой, одни убытки…

– Да хватит тебе бурчать! Лучше сам погляди! – перебил друга Неждан, силой поворачивая голову упрямца. – Вона идёт, и кажись, в твоих сапогах.

– Верно, мои сапоги! С выставки… Как же он их достал, когда жердина склизкая?

– А вот так! – весело рассмеялся подошедший Илья, выхватывая меч из ножен. – Вжик – и нету!

Завидев меч, друзья как по команде шагнули назад: уж больно грозно сверкнул клинок в богатырской руке.

– Чего оробели? – спросил Илья, загоняя меч в ножны. – Не пужайтесь, я его сам боюсь: не обвыкся ещё… Ну, здоров, други ситные! Так по вам стосковался, что сам пришёл… своими ногами.

После этих слов началась такая кутерьма, что и передать нельзя. Друзья что-то выкрикивали, радостно гоготали, обнимались и так лупили друг дружку по могучим спинам, что от холщовых рубах чуть клочья не летели. Даже мрачную физиономию Улыбы озарила счастливая улыбка, от чего он превратился в такого красавца – прям картину пиши!

Когда первый восторг малость поутих, Илье пришлось в седьмой раз за этот день рассказать свою историю.

– А я знал, что так оно и будет! – неожиданно проговорил Брыка.

– Откуда? – удивился Улыба.

Ответа он не дождался, потому что Брыка с детства был молчуном. Да к тому же молот и наковальня быстро отбивают охоту к пустопорожним разговорам.

– А ему, видать, сорока весточку на хвосте принесла… – хмыкнул разговорчивый Неждан, – …или баба Рыкина на помеле!

Все дружно рассмеялись, представив сварливую бабу Рыкину верхом на помеле, хотя тут же вспомнили, что старуха не раз говорила: «Лучше хромать, чем сиднем сидеть», но при этом добавляла: «Посмотрим, сказал слепой, как будет плясать хромой». Эти слова, раньше похожие на издёвку, теперь казались вещими: сидень встал и даже слепому было видно, что сплясать Илья сможет куда лучше хромого!

СКАЧКИ В ЧЕТВЕРТЬ СКОКА

– А ну, покажи! – вдруг сказал Брыка.

И хотя он не сказал что́ именно, Илья сразу догадался и, вынув меч, протянул его кузнецу. Бережно, как дитятю, тот взял его в руки и поднёс к глазам, любуясь блеском стали. Потом потрогал загрубелым ногтем остриё и восхищённо зацокал языком. Друзья, затаив дыхание, ждали. Но Брыка молча ухватил меч пошире и, багровея от натуги, начал сгибать клинок в дугу.

– Сломаешь! – вскрикнул Илья.

Кузнец отпустил левую руку и, сверкнув на солнце, клинок легко выпрямился.

– Булат! Мне про него батя сказывал… – наконец проговорил Брыка и снова умолк, утомлённый таким долгим объяснением.

– Про булат я тоже слыхивал в стольном Киеве, – пользуясь случаем показать себя, молвил Неждан. – Его куют из железа и стали, потому он крепче дуба и гибче лозины.

– Небось, стоит немало? – мрачно поинтересовался Улыба.

– А ты думал? За добрый дамасский меч коня дают, а то и двух.

– О-го-го? – донеслось с улицы удивлённое ржание, и в проёме калитки показалась лошадиная морда.

– А это что за зверь? – присвистнул Неждан. – Брыка, отворяй ворота, пока он их не снёс!

– О-го-го! – согласился Бурушка, неслышно прилетевший вслед за хозяином.

– Бурушка, погуляй пока, – наказал Илья, – а то нам тут впятером не развернуться.

Лошадиная морда исчезла, а Брыка, Улыба и Неждан гурьбой высыпали на улицу, чтоб как следует рассмотреть чудо-зверя, голова которого не пролазила в калитку.

– Твой, что ли? – мрачно поинтересовался Улыба.

– Мой! Буруном звать… Бурушкой.

– О-го-го! – подтвердил скакун, трогая землю копытом.

– Ты чё, брёвна на нём будешь тягать? – спросил Улыба, с видом знатока оглядывая коня со всех сторон. – Тогда на кой седло, коли на телеге сподручнее?

– Зачем брёвна? Это ж боевой конь!

– Не смеши народ, – встрял Неждан. – Да с такими ножищами он пока развёрнётся, война кончится! За версту видать – мирная скотина…

– Травяной мешок! – буркнул Улыба.

Брыка в привычку промолчал, но было видно, что он разделяет мнение приятелей.

– Травяной мешок, говоришь? – улыбнувшись, переспросил Илья. – Тогда распори!

С этими словами он выхватил меч из ножен и воткнул его в землю.

– И распорю! – не сдавался Улыба. – Только меча жалко: больно дорог! Лучше я твою конягу дармовой дубиной огрею.

Сапожник подскочил к поленнице и выдернул оттуда двухаршинный кол, толщиной в ногу. Поднатужившись он вскинул жердину над головой и что есть дури обрушил её на лошадиный круп. Но не попал, потому что Бурушка, стоявший до этого неподвижно, сделал какое-то неуловимое движение и жердина, сказав «хряп!», обрушилась на Брыку.

– Целиться не умеешь, криворукий, – пробормотал кузнец, потирая плечо. – Смотри, как надо.

Сжав пудовый кулак, который валил с копыт любого карачаровского тяжеловоза, он занёс его над Бурушкиным лбом и прищурил глаз для лучшего прицела. На это раз конь уворачиваться не стал. Он принял страшный удар спокойно, словно не кузнецкий кулак, а невесомый комарик сел ему на морду.

– Ать! – заревел Брыка, тряся кулаком. – Ать!

– Молотом надо было, – угрюмо посоветовал Улыба.

– Ага! А чем тогда подковы ковать? Эта ж башка потуже наковальни будет!

– А скакать он тоже могёт? – спросил Улыба, не отказавшийся от попытки найти в Бурушке какой-нибудь изъян.

– А ты испробуй! – усмехнулся Илья. – Или боязно?

– На тяжеловозе? Да пока он за околицу выедет, я всхрапнуть успею!

Этого Илья стерпеть не мог. Могучей дланью он ухватил Улыбу за ворот и водрузил на коня.

– А теперь спи себе на здоровье, коль дома не доспал… Давай, Бурушка, однако полегоньку, в четверть скока!

– Держись, Улыба! – только и успел крикнуть Неждан…

Когда пыль, взбитая крепкими копытами, начала оседать, в конце улицы вновь показался Бурушка. Стремительно подлетев к оторопевшим Брыке и Неждану, он растопырил передние ноги и резко затормозил. В воздухе запахло горелым железом, а на дороге остались глубокие борозды от Бурушкиных подков. Не удержавшись, Улыба кувыркнулся вперёд и шмякнулся наземь. Было видно, что он не только не всхрапнул, но даже глаз не сомкнул, ибо глаза были полны неподдельного ужаса и даже слегка выкатились из орбит.

– Улыба, а чего ты такой зелёный? – спросил Неждан.

– Иди ты! – буркнул тот и вдруг опрометью бросился в густые заросли у забора, откуда тут же раздались звуки, похожие на рёв водопада.

Когда Улыба выбрался из кустов, он был уже не зелёным, а пунцовым от стыда.

– Стошнило малость, – конфузливо объяснил он друзьям. – Мы ж сапожники… У нас же работа сидячая… Не привыкшие мы к тряске…

– Бурушка, я же просил: полегоньку, в четверть скока, – укоризненно произнёс Илья, теребя бархатную гриву.

– О-го-го! – не моргнув глазом, ответил конь, и всем стало ясно, что приказа он не нарушил.

В ГОРН ДУТЬ НАДО, ИЛИ СУТЯЖНАЯ РАБОТА

– А хотите шлем испробовать? – спросил Илья, чтобы разрядить обстановку. – На меня давеча дуб упал, так я даже не почувствовал.

– Не хотим! – быстро ответил Неждан. – Мне голова ещё сгодится. Нам, торговому люду, без головы – никак. Разве что Улыба примерит? Сапоги тачать много ума не надо: тесные разносятся, широкие ссядутся. Ну, сапожник, надевай шлем, а уж дуб, по старой дружбе, я тебе сыщу…

От такого предложения Улыба побледнел, словно показывая, как ловко он умеет менять краски, а Брыка сказал:

– Дай!

Илья достал из заплечного мешка шлем и протянул кузнецу. Тот взвесил его на руке, заглянул внутрь и одобрительно крякнул. Разговорчивый Неждан тут же перевёл, что хотел сказать неразговорчивый Брыка, заодно показывая свою недюжинную осведомлённость в оружейных делах:

– Добрый шелом! Пластины крепкие, клёпка гожая, бармица справная, яловец ладный…

Илья впервые услышал, что у его шлема есть какие-то бармица и яловец, но тут же догадался, что бармица – это железная сетка, защищающая шею, а яловец – ярко-красный флажок, прикреплённый к спице на верхушке.

– Слышь, Илюха, а что у тебя опричь шлема и меча имеется? – спросил Неждан.

– Щит!

– Мало! Ежели сзади наскочат, туго придётся. Надобно тебе доспехи раздобыть.

– Кольчуга… – подал голос Брыка и снова замолчал.

– Вот человек! Слово скажет, а два себе оставит, – буркнул Улыба, физиономия которого снова приобрела привычный цвет, то бишь стала коричнево-чёрной от въевшейся кожевенной краски. – Да говори ты толком: что за кольчуга и откудова?

– А чего тут говорить? Кольчуга она кольчуга и есть! Кабы не дырка на брюхе, ей бы цены не было…

– Небось, с покойника снял?

– Да не, с живого… И не снял, а на пять подков сменял.

– Это чё, для пятиногой лошади? – засмеялся Неждан.