Александра Анисимова - Бабушкины янтари Страница 19

А тут находился очень пожилой человек, совсем седой и в очках. Наверно, пенсионер какой-нибудь. Он сейчас же эти слова по-своему повернул:

— Так, так, — говорит, — значит, сия Аннушка — домовница доводится как бы мамашей «Молодой колхознице»?

Иван Игнатьевич чуточку призадумался — видать, тоже по-своему эти слова прикинул — и отвечает:

— Да, — говорит, — ваше замечание совершенно правильное. Кукла, действительно, сыграла большую роль в моей жизни. Именно она пробудила во мне интерес сначала к отцовскому делу, а потом и стремление к самостоятельному творчеству.

Тут все стали спрашивать молодого скульптора — как у него зародилась мысль изобразить такую колхозницу. И он рассказал:

— Когда, — говорит, — я после войны возвратился домой, то нашел на нашей двери замок. И я пошел поискать кого-нибудь. И первая, кого я встретил в колхозе, была моя сестра. Она тогда работала старшим конюхом. За шесть лет она очень изменилась, в ее лице появилось для меня новое — необыкновенное упорство и сила. Потом я это же замечал и у многих других колхозниц. А лицо сестры прямо-таки врезалось мне в память, оно не давало мне покоя. И вот я попытался… ну, как бы это сказать?.. я попытался эту силу и настойчивость показать в своей скульптуре.

Кто-то спросил его:

— Иван Игнатьевич, а ваших родителей уже нет?

Он отвечает:

— Мама жива. Старенькая, но еще работает.

В огородной бригаде.

И опять раздается вопрос:

— Товарищ Горшенин, а как зовут вашу сестру? Товарищ Горшенин засмеялся и говорит:

— Представьте себе — тоже Аннушкой.

Высокая палата

Есть на свете дивная палата. Высока палата и богата! Свод над ней из синих потолочин светлыми гвоздями приколочен, золотые гвоздики сияют, словно свечи пламенем мерцают.

А под этим ясным синим сводом, по дорогам, лишь ему знакомым, пастушонок — ветер ералашный гонит стадо беленьких барашков. Гонит мимо тихие стада, неведомо откуда и куда.

А внизу, от темного порога, тихо вышла черная корова, по полям, долинам, по оврагам побрела она неслышным шагом. Ходит-бродит черная корова, вот она и свет весь поборола — призатих на время шум веселый, все уснули в городах и в селах.

Черная коровушка Недолго погуляла по полям, дорогам. Вот в своей украшенной светлице пробудилась красная девица. Красная девица Заряница в зеркало чудесное глядится, алым шелковым платочком машет. Не найдешь девицы этой краше! По лугам красавица гуляет, черную корову загоняет. В хлев загнала, на замок замкнула и в замочке ключик повернула, а серебряный тот ключик малый спрятала за опояской алой. По лугам красавица ходила, с опояски ключик обронила…

— Не сыскать его в траве немятой…

И девица разбудила брата.

Брат, удалый молодец красивый, крепко спал под занавеской синей. Зов сестры любимой он услышал, быстро встал и на крылечко вышел, глянул на луга и засмеялся, и — сестрицын ключик сам поднялся.

Ходит брат такой веселый, светлый, пламя свечек перед ним померкло, даже. Потолочины слиняли и из синих голубыми стали. Все чудесным светом озарилось, все повеселело, оживилось — по дубровам пташечки запели, на лугах цветочки запестрели. Кто зимой и летом одним цветом — закивал богатырю с приветом. А за ним с приветом и другой — одетый летом, а зимой нагой. Поклонился маленький Антошка, в круглой шляпе крошка — одноножка. Кланяется и Антипка — низок, на котором семьдесят семь ризок — у Антипки множество одежек, только все одежки без застежек.

На полях, в садах, в лесах и в селах снова раздается шум веселый. Принимает богатырь поклоны, все ему и близки и знакомы. Богатырь идет под синей крышей, словно в гору — выше, выше, выше.

А из города из Светлограда едет грозная седая баба, заслонила свет, все потемнело. Застучала баба, загремела. Но никто не испугался бабы, бабу ждали, бабе очень рады. Вот она грохочет! Вот грозится! А народ глядит и веселится — все от мала до велика рады. Ну и баба тоже очень рада. Баба плачет, слезы льются, льются. Ребятишки прыгают, смеются:

Трах-трах-тарарах,Едет баба на горах,Падогом стучит,На весь свет ворчит.Малые ребяткиБегут без оглядки,Рассыпали горохНа сто семьдесят дорог.Горох, раскатился,Новый уродился,Домой воротился,В горшке очутился,В печке сварился.На стол становился.Стук-стук-стучки,На горе стручки,Всё лопаточки,Куропаточки…

И у бабы слез как не бывало. Провожают бабу стар и малый:

— Вот спасибо, баба, навестила!

— Вот спасибо, баба, погостила!

На прощанье баба улыбалась. Ей вдогонку песня раздавалась:

— Через речку и лугаСтоит нарядная дуга,Дуга крашеная,Разукрашенная.Солнышко, вёдрышко,Выгляни в окошечко!

Укатила баба в путь далекий. Снова ясно в горнице высокой, на ее зеленых половицах рожь, овес, и просо, и пшеница стелются пушистыми коврами, обещают дать зерна буграми.

Ой богата дивная палата! На ее просторах необъятных с каждым днем приметнее краса, с каждым днем чудесней чудеса.

Вот лежит от края и до края путь-дорога, как стрела прямая. По дороге мчится дивный конь — гладкий, вороной, глаза — огонь, грива белая по ветру вьется. Конь бежит, под ним земля дрожит. Конь несется, вся земля трясется. Конь летит, все ускоряя бег, за собой увозит сто телег, на телегах множество народа. Сто телег! Немалая подвода!

А под синим пологом кружится на полете птица соколица. Пролетает птица над полями, далеко бывает за морями, в странах жарких, теплых и холодных, выше облаков летит свободно. Но едва она земли коснется, красною девицей обернется: шелковое платье надевает, золотые косы заплетает и пойдет к ученым на собранье, а потом к подружкам на гулянье. Вот она какая — чудо-птица! И, конечно, всякий подивится, как она разумна, как красива. Только в том нет никакого дива, если вот такая соколица ясному соколику приснится…

Под высоким пологом красивым есть еще и не такие дива.

Вот на склонах гор растут сады, зреют в них чудесные плоды: то ли яблочко, а то ля груша? То ли слива, то ли что получше? Их растил ученый садовод. Имя это знает весь народ. Человек совсем простого рода, из простого города Козлова, садовод совсем не чародей. Чем же славен он среди людей? Тем, что, разгадав умом природу, делал доброе всему народу.

Велика, могуча и богата славная высокая палата! В той палате, под звездой счастливой, расцветает жизнь, как сад красивый.

На полях, под буйными ветрами, поднимаются леса грядами и, шумя зеленою листвой, укрощают ярый летний зной.

Города встают на пустырях, а над ними светит, как заря, свет, народною рукой зажженный, — золотой огонь, водой рожденный.

С волей человеческой не споря, разлилися реки синим морем — обнимается волна с волной, и река встречается с другой. Направляет новый человек вольное теченье быстрых рек, чтобы путь иной они нашли, чтоб в сухие степи воды шли, чтоб каналы по пескам бесплодным разливали голубые волны и у той живительной воды расцветали мирные сады.

Голосом, что слышен всему миру, говорит великий говорило.

Слышат небо, и земля, и люди быль о новом рукотворном чуде: в небе новая звезда сияет! Дочь земли, она свой путь свершает точно, как указано в науке, как ведут ее ученых руки.

Ясный месяц в небесах смеется:

— Скоро мне гостей встречать придется!

Жизнь идет вперед. На вольном свете множество чудес, не только эти. Их все больше, больше с каждым годом. Их народ творит в труде свободном. А торжественная песня славит, что он сделал, что он начинает.

День проходит, и другой пройдет. Кто-то дням ушедшим счет ведет: триста шестьдесят пять отсчитает и — другую книгу начинает. Он, конечно, впишет в книги эти все, что видел дивного на свете.

Царица Ледяница

Было в некотором царстве, в очень дальнем государстве, за лесами, за горами, за холодными морями, — там жила-была царица Ледяная Ледяница.

В белоснежном во дворце, на узорчатом крыльце, в белой шубке меховой, и в короне ледяной ходит гордая царица и на белый свет дивится:

— Как прекрасно! Как бело! Всё снегами замело! И куда ни кину взоры, вижу дивные узоры!

И зовет она подругу, свою песенницу Вьюгу:

— Расскажи — кто этот мастер, кто дворец мой так украсил? Кто ковал кристаллы эти, выводил узоров сети?

Отвечает ей подруга:

— Знает наша вся округа, чьи затейливые руки это делали от скуки, — твой, царица, воин грозный, молодой Мороз Морозный.

Залилась царица смехом:

— Нет конца его потехам! Я Мороза уважаю. Наградить его желаю — серебра даю два воза. Позови ко мне Мороза.