Юрий Третьяков - Андрейка и лодырь Ромашка Страница 19

А на другое утро, когда Андрейка встал завтракать, отец сидел за столом и при виде Андрейки воскликнул:

— А, вот он ты, друг! Ну-ка, иди сюда на расправу! Рассказывай честно, что у тебя за история с Петровной вышла? Какую это вы там с дружками механику под ее Гришу подвели?

Пришлось сознаться:

— Ничего такого… Просто басню я сочинил… в виде амфибрахия… Про кота и про мусор… Как кот занимался порчей природы… Про Гришу там даже не упоминается!

— Это — что ты давеча мне зачитывал будто Крылова? — вспомнила мать. — То-то я гляжу: не Крылов это, нет! Больно несуразно…

За «несуразно» Андрейка не стал обижаться: раз сама Зойка, которая обучалась в культпросветшколе стихам всевозможных размеров и получше разбирается, и то не нашла ничего несуразного, наоборот, всячески расхваливала: «стиль неплохой», «верно подметил» и прочее, а мать что в таких делах понимает?

— Какой такой… амфи-брехий? — не понимал отец.

— Стих называется, — растолковывал ему Андрейка. — Пушкин так писал и другие многие… Все одобряют… Зойка даже для своей стенгазеты выпросила… Я не давал… Зачитать?

— Давай, послушаем…

Андрейка с выражением, на манер Игоря Ильинского, прочитал свой амфибрахий, отбросив Моськину добавку, которая, что ни говори, а басню портила, торчала там ни к селу ни к городу…

Отец прослушал и удивился:

— Сам сочинил?

Андрейка скромно кивнул.

Отец подозрительно присмотрелся к Андрейке:

— Да ты не врешь? Больше ничего не было?

— Честное пионерское!

Тут отцу ничего не оставалось, как поверить.

— Вот так поэт у нас в семье объявился! — хмыкнул он и обратился к матери: — Неужто только из-за этого он удрал?

— Кто? — не понял Андрейка.

— Гриша, кто же! Сегодня чуть свет покидал весь свой кримплен-гипюр в «Жигуля» и рванул. Я у Петровны спрашиваю: «Чего это он так экстренно отбыл, не доверша ремонту своего?» А она… — Отец здорово умел изображать тетю Фросю: — «Вы нябось, знаете… чаго спрашивать?.. Що жа ему остаетца, кады злы люди под него яму роють, со свету сжить хочуть, нязнамо за што? Завидывають моим сынам, што живуть хорошо, все в шалку ходють…» — «Кто же?» — спрашиваю… «Ай не знаити? Ох, не по-суседски это, не-ет… Бога надоть боятца-а… Андрюшка ваш со своимы фулюганами под тюрьму его подводють, доказать сулятся, страмотять на кажном шагу…»

— Пуганая ворона куста боится! — сказала мать.

— Испугаешься! Какую он тут коммерцию развел, что твой коробейник: «есть и ситцы и парча…» Эй, поэт, чье стихотворение? Верно! Думал, ты не знаешь… У них в торгфлоте насчет этого строго! Там с такими коммерсантами разговор короткий: за хвост — и вон! Он, надо полагать, прослышал, что ребята критику какую-то на него написали, да не разобрал, в чем дело, и рванул следы заметать. Спекулянт чертов! Вот, брат Андрейка, каких делов вы настряпали с брехием своим! А написано толково… Ты, мать, зря придираешься! Однако, поэт, ты у меня смотри!

Отец погрозил Андрейке пальцем, на чем весь разговор и закончился.

По утрам клуб не работал, поэтому Андрейка побежал к Зойке домой, чтобы разузнать подробности.

Зойка еще спала, имея привычку до самого выгона стада просиживать с Валерой на крылечке у бабушки Митревны, где они вдвоем нагрызали целые горы шелухи от семечек.

Андрейке пришлось долго барабанить в стекло, пока заспанная Зойка не высунулась в окошко.

— Доброе утро, Зой! — приветствовал ее Андрейка. — Ох, и подолгу ты спишь!

— Чего тебе!..

— Да спросить… Гриша приходил вчера читать про кота?

Зойка хлопала глазами, ничего спросонья не соображая, потом закричала:

— Это ты меня за этим будил? Да ты очумел, что ль? Вот навязался! Я те дам людей будить с котами своими.

— Ну, Зой… Ну, скажи… — канючил Андрейка. — Ну что тебе — жалко? Приходил?

— Он сроду не ходит! — ответила Зойка. — Он за границей разных кабаре насмотрелся, своим брезговает, презирает… А ты, Андрейка, черт, вот попробуй еще разбуди меня, я прямо не знаю, что с тобой сделаю!

И она захлопнула окошко.

Это Андрейку ничуть не огорчило, даже наоборот: еще и не прочитав амфибрахия, Гриша в панику ударился, а если бы прочитал, что с ним было бы? Глаз ему не шутка.

Березовую поляну Андрейка с друзьями вскоре освободили из-под мусора. Пришли с лопатами и кое-что в сторонке закопали, кое-что сожгли, а Моська все-таки не утерпел и отрезанные боты тети Фроси закинул ей через забор в сад. Опять стала полянка такая же. Может, только чуть похуже, чем была…

За хлопотами сочинить что-нибудь еще было просто некогда, и когда Зойка, увидав как-то Андрейку, крикнула: «Эй, поэт! Чего же больше ничего не приносишь?», Андрейка ответил: «Вдохновение не нашло! Как найдет, обязательно принесу!

РАЧЬЕ МЕСТО

Раков лучше всего ловить раколовками. Делаются они просто: на проволочный обруч натяни сетку с грузилом посередке, к ней привяжи приманку и на длинной веревочке закинь куда-нибудь, где водятся раки. Обрадовавшись неожиданному угощению, они со всех сторон собираются на пир. Тут раколовку нужно быстренько вытянуть, пока они не сообразили, в чем дело, и не удрали. Главное, найти хорошее место, где живет много раков. Тогда только поспевай вытягивать раколовку да выбирать оттуда зевак к себе в кошелку.

Наверное, под водой у них есть и села, и города. Они там живут и от своих домов отдаляться не любят. В одном месте то и дело вытаскиваешь их полными раколовками, а отойдешь за несколько шагов — раколовка пролежит на дне пустая и приманка не тронута…

У всех шапкинских ребят имелись свои раколовки: у кого одна, у кого две, а у Андрейки — много. Потому что Андрейка был великий раколов, а недавно отыскал себе такое место — прямо рачья столица.

Одно плохо — идти туда очень уж далеко, и дорога тяжелая — все по кустарнику да по зарослям…

В этот раз получилось, что с собой пришлось взять Читаку — человека книжного, дохлого, к тяжелым походам не приспособленного. Рюкзачище навесил — корову можно засунуть, на голове громадная шляпа держится на ушах, штаны чересчур велики — волочатся…

Сам Андрейка нес все только нужное: тяжелую связку раколовок и кошелку с кое-какими харчами.

Они тронулись в путь пораньше, чтобы прийти на место до самой жары: солнце только еще вышло из-за леса, грело слабо, роса еще не просохла, и тапки сразу промокли в высокой лесной траве.

Впереди лежала трудная дорога, — сквозь густые джунгли ивняка и крапивы, переплетенные лианами колючей ежевики.

— Если кто какое-нибудь место первый откроет, то имеет право название для него придумать, верно? — рассуждал Андрейка. — Я свое решил назвать так: Берег Синих Раков!

— Каких еще синих? — недоверчиво переспросил Читака. — Таких не бывает…

— Не бывает… — усмехнулся Андрейка. — А зачем я тебя веду? Чтобы ты своими глазами увидал, какие бывают синие раки! Они не совсем синие, как вот… небо! Но синеватенькие, голубоватенькие такие… Огромадные, как… морские! Поменьше, конечно… но клешни у них как прямо ножницы: так и шевелят ими во все стороны, даже брать боязно, того гляди укусит! А где ты ловишь, то не ловля, а кошачьи слезы.

— Кошачьи… — обиженно протянул Читака. — Я вчера семь штук поймал.

Андрейка схватился за живот:

— Сколько? Мараться не стоит! Столько штук я… в корыте наловлю! Ну-ка показывай, какие они были.

Читака честно показал половину ладони.

— Ну вот! Это так… рачьи дети. А мои — в пять раз больше. Шейка длинная, одной можно наесться, если не сильно есть хочешь… Чистые-пречистые, даже не надо их мыть, прямо вари в котле, никакой от них грязи. А твоих я знаю: чумазые они, в иле все, начнешь мыть, никак до чистого не домоешься… Таких нести — срамиться только. А те — особые… дикие. Нигде таких нет.

— И много ты их налавливал? — расспрашивал Читака.

— Ужасно! Видишь, все руки покусаны? Они!

— А чего же я их не видал?

— Поели! Не веришь — спроси хоть у матери, хоть у кого. Она говорит: не таскай ты больше этих раков, ну их. Аж язык больно от них. Да частично я их там варил и ел, чтобы не тащить такую обузу. Сам увидишь: весь берег в раковой скорлупке, пройти негде… Все я наел.

— Врешь!..

— Вру? Да если б я тебе показал, сколько у нас за сараем и в огороде валяется этой скорлупы, а сколько еще ее поросенок поел, даже боимся, чтобы у него не произошло засорение желудка… А вчера, когда я у окошка последних доедал, даже два кота прибежали, сели и глядят: чего я тут ем? Из Тюковки бежали на запах, своих я всех знаю, а те — чужие…

Отдохнувшие за ночь ноги в утренней прохладе шагали легко, весело.

Как на крыльях, ребята взлетели на гору — посмотрели вниз, на заливные луга…