Редьярд Киплинг - Вторая книга джунглей Страница 2

Подле излучины реки, близ заводи, окружавшей Скалу Мира, стоял Хати, дикий слон — страж Водяного Перемирия, со своими сыновьями; худыми и серыми казались слоны при лунном освещении; все они качались взад и вперёд, все время качались. Немного позади Хати виднелись олени; за ними кабаны и дикие буйволы; на противоположном же берегу, где до самого края воды доходили деревья, было место плотоядных — тигров, волков, пантер, медведей и остальных.

— Всеми нами действительно управляет один Закон, — сказала Багира, входя в воду и глядя на ряды звенящих рогов и на линии широко раскрытых глаз там, где олени и кабаны, толпясь, толкали друг друга. — Хорошей охоты всем вам, кто одной крови со мной, — сказала пантера. Она вытянулась во всю свою длину, но один бок остался над водой; сквозь зубы Багира прибавила: — Не будь Закона, хорошо поохотилась бы я здесь.

Широко расставленные уши оленей уловили её последнее замечание, и в их рядах послышался испуганный шёпот:

— Перемирие! Помните — Перемирие!

— Спокойнее, спокойнее, — проворчал Хати, дикий слон. — Перемирие держится, Багира. Теперь не время говорить об охоте.

— Кто знает это лучше меня? — проговорила чёрная пантера, глядя своими жёлтыми глазами вверх по реке. — Я дошла до того, что ем черепах. Я вылавливаю лягушек! Нгаайах! Мне жаль, что я не могу насыщаться зеленью.

— Как это было бы хорошо для нас, — проблеял юный оленёнок, родившийся в эту весну и очень недовольный положением вещей.

Как ни было несчастно население джунглей, все засмеялись, даже Хати; Маугли же, который, опираясь на локти, лежал в тёплой воде, громко захохотал, взбивая ногами пену.

— Хорошо сказано, маленький будущий рогач, — промурлыкала Багира. — Я не забуду твоих слов, и по окончании перемирия они послужат тебе на пользу. — И чёрная пантера внимательно вгляделась в темноту, чтобы позже узнать говорившего оленёнка.

Мало-помалу животные оживились. Можно было слышать, как фыркающий, беспокойный кабан требовал себе больше места; как буйволы кряхтели и разговаривали между собой, пересекая песчаные мели; как олени жалобно рассказывали о своих долгих блужданиях, о таких долгих поисках пиши, что их ноги разболелись. Время от времени они задавали вопросы плотоядным, но все новости были плохи. Ревущий горячий ветер джунглей проносился между камнями, стучал ветвями и разбрасывал мелкие веточки и пыль по поверхности воды.

— Люди тоже умирают подле своих плугов, — сказал один молодой олень. — Проходя в сумерках на пороге ночи, я видел троих. Они лежали неподвижно, и подле них были их волы. Через некоторое время мы тоже затихнем.

— Вода в реке ещё понизилась с прошедшей ночи, — заметил Балу. — О Хати, видал ли ты когда-нибудь такую засуху?

— Она пройдёт! Она пройдёт! — ответил Хати, поливая водой свою спину и бока.

— Один из нас долго не выдержит, — сказал Балу, — и посмотрел на мальчика, которого он любил.

— Я? — с негодованием сказал Маугли и сел в воде. — У меня нет длинного меха, который прикрывал бы мои кости, но… но если бы с тебя, Балу, содрали шкуру…

При этой мысли Хати вздрогнул, а Балу строго сказал:

— Человеческий детёныш, неприлично говорить такие вещи преподавателю Закона. Меня никогда не видали без шкуры!

— Полно, я не хотел обидеть тебя, Балу; я только подразумевал, что ты походишь на кокосовый орех в оболочке, я же на тот же орех, только обнажённый. Видишь ли, твоя коричневая мохнатая оболочка… — Маугли сидел, скрестив ноги, и объяснял свои слова, по обыкновению размахивая рукой; Багира вытянула мягкую лапу и опрокинула мальчика в реку.

— Чем дальше, тем хуже, — сказала чёрная пантера, когда он, отдуваясь и отряхиваясь, поднялся из воды. — Сначала с Балу надо содрать кожу; потом Балу оказался орехом! Смотри, чтобы он не сделал того, что делают спелые кокосовые орехи.

— А что такое? — спросил Маугли, на мгновение забыв осторожность, хотя шутка об орехах одна из самых старых в джунглях.

— Разбивают голову, — спокойно сказала Багира и снова погрузила его в воду.

— Нехорошо делать своего учителя предметом шуток. — Заметил Балу, когда Маугли в третий раз вынырнул из воды.

— Нехорошо? А чего же вы ждали? Это обнажённое существо бегает взад и вперёд и выкидывает обезьяньи шутки над прежними хорошими охотниками; лучших из нас оно, ради забавы, дёргает за усы. — Это говорил Шер Хан, хромой тигр, который кое-как притащился к воде.

Шер Хан выждал несколько минут, чтобы насладиться впечатлением, которое он произвёл на оленей, стоявших на противоположном берегу, потом опустил свою угловатую пушистую голову и начал пить ворча:

— Джунгли превратились в площадку для забав обнажённых детёнышей. Посмотри на меня, человеческий детёныш.

Маугли посмотрел — вернее уставился — на Шер Хана, придав своим глазам как можно более дерзкое выражение; через минуту тигр тревожно отвернулся.

— Человеческий детёныш тут, человеческий детёныш там, — прорычал он, продолжая пить. — Детёныш ни человек и ни волк, не то он боялся бы. В будущем году мне придётся просить у него позволения напиться. Аугрх!

— Может быть, это случится, — заметила Багира, глядя прямо в глаза тигру. — Да, может случиться, Шер Хан. Фу, какой новый позор принёс ты сюда!

Лунгри погрузил в воду свой подбородок и нижнюю челюсть, и тёмные, маслянистые полосы поплыли от него по течению.

— Человек, — спокойно сказал Шер Хан, — час тому назад я убил человека. — И он продолжал мурлыкать и ворчать про себя.

Весь ряд животных дрогнул и заволновался; поднялся шёпот и скоро перешёл в крик:

— Человек! Человек! Он убил человека!

Потом все глаза посмотрели на Хати, дикого слона, но он, казалось, не слышал. Хати никогда ничего не делает до последней минуты, и это одна из причин продолжительности его жизни.

— В такое время, как теперь, убить человека! Разве поблизости не было другой дичи? — презрительно сказала Багира, выходя из замутнённой воды и по-кошачьи отряхивая каждую свою лапу.

— Я убил не из-за голода; я нарочно подстерёг человека.

Снова поднялся шёпот ужаса, и маленькие наблюдательные глаза Хати устремились на Шер Хана.

— Подстерёг, — медленно продолжал Шер Хан, — а теперь пришёл пить и очиститься. Разве здесь есть кто-нибудь, кто помешает мне сделать это?

Спина Багиры начала изгибаться, как стебель бамбука при сильном ветре, но Хати поднял свой хобот и сказал спокойно:

— Ты нарочно выбрал человека? — спросил он, а когда Хати спрашивает, гораздо благоразумнее отвечать.

— Именно. Это было моё право; наступила моя ночь. Ты ведь знаешь, о Хати, — Шер Хан говорил почти вежливым тоном.

— Да, знаю, — ответил Хати и, помолчав немного, спросил: — Напился ли ты вволю?

— На сегодняшнюю ночь — да.

— Тогда уйди. Из реки нужно пить, а не осквернять её. Только хромой тигр может хвастаться своим правом в такое время, когда… когда мы все страдаем вместе: люди и Народ Джунглей. Чистый или нечистый, уходи в своё логовище, Шер Хан.

Последние слова Хати произнёс голосом, который походил на звук серебряных труб; трое его сыновей быстро двинулись вперёд, хотя в этом не было никакой надобности. Шер Хан убежал, пригибаясь к земле; он не смел даже ворчать, зная (как знали и все), что, в конце концов, хозяин джунглей — Хати.

— О каком это праве говорит Шер Хан? — прошептал Маугли на ухо Багире. — Убивать человека всегда позорно. Так сказано в Законе; а между тем Хати говорит…

— Спроси его. Я не знаю, Маленький Брат. Если бы не Хати, есть у этого мясника право или нет, я проучила бы хромулю… Приходить к Скале Мира только что убив человека, да ещё хвастаться этим, дело шакала. Кроме того, он запачкал хорошую воду.

Маугли выждал несколько минут, чтобы собрать все своё мужество (никто не любил прямо обращаться к Хати), наконец громко спросил:

— Что это за право Шер Хана, о Хати?

И на обоих берегах прозвучал тот же вопрос, потому что Народ Джунглей до крайности любопытен, а близ реки только что произошло нечто не понятное для всего населения зарослей, кроме Балу, который глубоко задумался.

— Это старая история, — ответил Хати, — она старше джунглей. Замолчите; тогда я расскажу её.

Минуты две кабаны и буйволы толпились, толкались, потом вожаки стад один за другим прохрюкали: «Мы ждём». Хати сделал несколько шагов вперёд и остановился, когда вода в затоне около Скалы Мира дошла ему до колен. Несмотря на худобу, морщины и желтизну бивней старого слона, он казался тем, чем все в джунглях признавали его — господином зарослей.

— Вы знаете, дети, — начал он, — что из всех живущих на свете вы больше всего должны бояться человека.

Послышался ропот согласия.

— Этот рассказ касается тебя, Маленький Брат, — шепнула Багира Маугли.

— Меня? Я принадлежу к стае; я охотник из Свободного Народа, — ответил мальчик. — Какое мне дело до человека?