Павел Бажов - Травяная западенка Страница 2

За такой девкой и при бедном житье женихи табунятся, а тут на-ко – выкатил млад ясен месяц на буланом мерине – Яшка Зорко Облезлый! Устенька, конечно, сразу хотела отворотить ему оглобли – на смех его подняла. Только Яшка на это шибко простой. Ему, как говорится, плюнь в глаза, а он утрется да скажет: божья роса.

Устюха все ж таки не унывает.

«Подожди, – думает, – устрою я тебе штуку. Другой раз не поманит ко мне ездить».

Узнала, когда Яшка будет, спровадила куда-то мать, нагнала полную избу подружек, да и пристроила около порогу веревку. Как Яшке в избу заходить, Устя натянула веревку, он и чебурахнулся носом в пол, аж посуда на середе забренчала. Подружки смеху до потолка подняли, а Яшку не проняло. Поднялся, да и говорит:

– Не обессудьте, девушки, не доглядел вашей шутки. Привык, вишь, на-даля глядеть, под ногами-то и не заметил.

Что вот с таким поделаешь?

Другой раз Устенька шиповых колючек под седло Яшкину мерину насовала. Мерин хоть и вовсе смирный был, а тут сдичал – сбросил Яшку башкой на чьи-то ворота. Только Яшке хоть бы что.

Подружки Устины вовсе приуныли.

– Как ты, Устенька, отобьешься! Стыда у Яшки ни капельки, а башка – чугунная. Гляди-ка, чуть ворота не проломил, а хоть бы что.

И Устенька тоже пригорюнилась.

Тут парни забеспокоились, как бы девку из беды вызволить. Первым делом, конечно, подкараулили Яшку в тихом месте, да и отмутузили. Кулаков, понятно, не жалели. Только Яшка и тут отлежался, а народу большое беспокойство вышло.

Бары хоть друг дружке не на глаза, а при таком случае небось в одну дуду задудели:

– Немедля разыскать, кто смел приказного бить! Эдак-то разохотятся, так – чего доброго – и барам неспокойно будет!

Занюхтили барские собачонки с обеих сторон. Виноватых, конечно, не нашли, а многим, кто на заметке у начальства был, пришлось спину показывать. На саломирсковской стороне палками тогда хлестали, а на турчаниновской – плетью. Которое слаще, им бы самим отведать.

Много народу отхлестали, а одному чернявому парню, – забыл его прозванье, – так ему с обеих сторон насыпали. Виноватее всех почто-то оказался.

Зато Яшка вовсе нос задрал. Барыня, вишь, придумала, что на Яшку озлобились за работу на барскую руку. Ну, хвалит, понятно, потом спрашивает:

– Не надо ли тебе чего?

Яшка не будь плох и говорит:

– Жениться хочу. На девахе из вашего владения. Шаврихи-вдовы дочь – Устинья.

– Это можно. – И велела Шавриху позвать. Та прибежала, объясняет барыне: дескать, сама-то всей душой, да деваха супротивничает.

– Старый, – говорит, – да облезлый.

Барыня завизжала, заухала:

– Да как она смеет! Ее ли дело разбирать, кого в мужья дадут! Чтоб завтра же под венец!

По счастью, пост случился. По церковному правилу венчать нельзя. Осечка у барыни вышла. Призвала все ж таки попа и говорит:

– Как можно станет, сейчас же окрути эту девку! Без поблажки, смотри!

Наказала так-то и укатила в Щербаковку жеребцов гонять.

Пришла Шавриха домой, объявила Усте барынину волю, а Устя ничего.

– Ладно, – говорит.

Задушевные подружки прибежали, болезнуют:

– Приходится, видно, за облезлого выходить.

Устя и им отвечает:

– Что поделаешь! И с облезлыми люди живут.

Подивились подружки, – что с девкой сделалось! – убежали. Тут и сам женишок прикатил, а Устя его всяко привечает. Яшка и обрадовался:

«Поняла, знать, девка свое счастье. Теперь уж малахитовая яма моя будет».

Только подумал, Устюха и говорит ему навстречу:

– Спрашивают меня люди, не знаю ли про отцовскую малахитовую ямку, да я не сказываю.

Яшка башкой заболтал:

– Так и надо! Так и надо! Никому не сказывай! Мне только укажи!

– Тебе-то, – отвечает Устенька, – и подавно боюсь сказать. Еще откажешься тогда от меня. Засмеют меня люди.

Яшка заклялся-забожился:

– Никогда не откажусь! И барыня так велела. Разве можно против барынина приказу идти?

Устенька еще помялась маленько, да и говорит:

– Страшное это дело, Яков Иваныч! Как бы худа тебе не вышло.

Яшка расхрабрился.

– Никого не боюсь. Укажи место!

– То-то и есть, – отвечает Устенька, – что место, где богатство открывается, никому неизвестно. А могу я сказать, в которое время и где голос слушать.

– Какой, – спрашивает, – голос?

– А тот, который богатство-то указывает.

Тут Устенька и рассказала:

– Покойный тятенька так мне про это сказывал. Есть, дескать, близ Климинского рудника береза приметная. Всю ее губой-слезомойкой изъело, она и согнулась дугой. Только три прута здоровых остались, как три тычка по дуге поставлены.

Вот под этой березой надо стать ночью как раз в эту пору, когда травы наливаются. От Андрея Наливы до Иванова дня. В руках надо держать веник – банный опарыш и стоять крепко, не ворочаться, не оглядываться.

Тут и услышишь голос женский – песню поет. Потом этот голос тебя спросит, кто ты такой да зачем пришел. А как ты скажешь, полетят в тебя камни да песок, а голос опять спросит:

– Которое тебе надо?

Ты, как узнаешь на руку, что тебе надобно, так и кричи скорее:

– Вот это.

Голос тебе и укажет место. А там уже дело простое. Потяни в том месте за траву, – и откроется тебе западенка, как ход в гору, а там этого песку либо руды сколь хочешь, хоть возами греби.

Только под березу надо пешком идти. На лошади поедешь – ничего не услышишь. И банный опарыш, смотри, из рук не выпускай! Да коли какой камешок в тебя угодит, потерпи как-нибудь, не закричи!

Выслушал Яшка этот разговор и в тот же день уехал березу искать. Нашел ловко. Все приметы сошлись.

Вечером взял Яшка мешок, спрятал в него банный опарыш, да и пошел на примеченное место.

Конец ознакомительного фрагмента.