Лорен Сент-Джон - История про доброго слона Страница 2

— У нас впереди три недели Рождественских каникул[1], Джемми, — сказала она ему, — три полных недели. Понимаешь? И никаких домашних заданий, никакой математики, истории, ни одного замечания от миссис Фолкнер, что я глазею в окно, никаких оставлений в школе после уроков и других наказаний… И, знаешь, Бен тоже остался здесь: не поехал с родителями. Просто шикарно! Мы изучим каждый дюйм нашей Савубоны, поплаваем на лодке по озеру, разожжем костер на берегу…

Джемми слушал ее горячую речь, выразительно шевеля носом и, конечно, во всем соглашаясь. Мартине хотелось поскорее сесть на него верхом и прокатиться с ветерком по саванне[2], что строго-настрого запрещает бабушка, но сегодня и она сама не позволит себе такого удовольствия: ведь скоро должен вернуться Бен, поехавший в Кейптаун провожать родителей. А когда приедет оттуда, Мартина поможет ему временно устроиться в маленькой комнатке в пансионе, где тот будет жить на всем готовом, ожидая возвращения родителей из круиза по Средиземному морю. Они звали его с собой, но Бен упросил оставить его дома, чтобы он мог продолжить занятия с Тендаи: тот учит его искусству охотника-следопыта, в чем сам был непревзойденным умельцем.

Да и вообще Бен и Мартина пришли к единодушному мнению, что им было бы совсем неплохо провести эти каникулы в спокойной и знакомой обстановке — особенно после того, как предыдущие каникулы были потрачены на то, чтобы спасти леопарда от целой банды озверевших охотников за сокровищами. И все это не здесь, в Южной Африке, а в джунглях соседней страны Зимбабве…

Мартина уже запирала за собой калитку заповедника, когда мимо нее на жуткой скорости промчалась большая черная машина, чуть не вырвав из земли куст акации. Бабушки нигде видно не было, хотя обычно она выходила проводить своих посетителей. Мартина забеспокоилась: что-то наверняка произошло!

Она поспешила в дом. И в это же время к входу подъехал старый потрепанный автомобиль, за рулем которого был Тендаи, а рядом с ним Бен.

— Он меня случайно подхватил на шоссе, когда я уже вылез из машины, на которой ехал автостопом, — объяснил Бен, улыбаясь во все свои тридцать два белоснежных зуба. — Они никак не соглашались свернуть к заповеднику: говорили, боятся попасть на завтрак ко льву.

В другое время Мартина отозвалась бы на его шутку, но сейчас ей было не до смеха: уже восемь утра, а миссис Гвин Томас в эти минуты обычно пьет на кухне свой чай, ест поджаренные хлебцы с крыжовенным джемом и слушает по радио новости и сводку погоды. Но в доме стояла полная тишина. Что с бабушкой?

— А где же миссис Томас? — спросил Тендаи. — Я звонил ей по городскому и на мобильник: надо было посоветоваться, — никакого ответа.

Мартина с тревогой посмотрела на него.

— Тендаи, что-то случилось… Этот противный бритоголовый… Он приезжал к ней.

— Какой противный бритоголовый? — уже без улыбки спросил Бен, снимая с плеч дорожный мешок. — Кто он?

Тендаи нахмурился.

— Ты говоришь о мужчине в черном джипе, девочка? Он чуть не врезался в нас только что на повороте. Пошли в дом… Где же миссис Томас? — повторил он.

По пути к входной двери Мартина успела поругать себя за то, что не вошла сразу в дом вслед за незваным гостем. Что если бабушке нужна была помощь? Ох, лишь бы с ней ничего не случилось плохого!..

У дверей их встретил только черно-белый кот по имени Воин. Он яростно махал хвостом, шерсть у него встала дыбом. Или это показалось Мартине? Кошки — не собаки: их не очень-то разберешь.

Тендаи осторожно обошел его и первым ступил в гостиную.

— Миссис Томас? — позвал он. — Миссис Томас, у вас все в порядке?

— Бабушка! — что есть силы закричала Мартина.

— Нечего так вопить, — послышался голос из-за прикрытой двери. — Я у себя в спальне.

Мартина ринулась по коридору и без стука ворвалась к ней. Бабушка сидела за столом, согнувшись над какими-то бумагами. Когда она подняла голову, Мартина обратила внимание, что лицо бабушки того же цвета, что и бумаги на столе, а глаза… покраснели, словно она много плакала. Но разве бабушка умеет плакать?

— Заходите, — произнесла она слабым голосом. — Тендаи… И ты, Бен… Вы почти уже члены нашей семьи.

— Этот противный лысый человек обидел тебя? — опять крикнула Мартина. — Я… я прямо не знаю, что бы ему сделала! Что он тебе наговорил?

Миссис Томас недовольно взглянула на внучку, голос у нее немного окреп.

— Мартина, — сказала она, — я уже не один раз говорила тебе, что не надо судить о людях только по первому мимолетному впечатлению. Или по настроению… — Она замолчала, взяла бумаги со стола, некоторое время молча смотрела на них. — Хотя в данном случае… — Голос уже звучал почти как обычно. — В данном случае, боюсь, ты почти права.

Снова наступила пауза. Задумчивый, внимательный взгляд миссис Томас устремился в окно: она словно пыталась запечатлеть и задержать на сетчатке глаза мирную картину, которую видела там, где газели-прыгуны и зебры спокойно жевали траву около поилки.

Снова повернув голову к вошедшим, она добавила:

— Я не хотела бы говорить вам того, что сейчас скажу. Но я должна.

— Что бы это ни было, миссис Томас, — заверил ее Тендаи, — мы выйдем из положения. Я уверен.

Мартина, у которой не было и малой дозы этой уверенности, снова сказала в повышенном тоне:

— Ну, бабушка! Зачем ты пугаешь нас? Что случилось? Скажи, наконец! Кто он… этот?..

— Его имя Ройбен Джеймс, — ответила миссис Томас, печально глядя на каждого из слушавших ее. — Он был какое-то время деловым партнером мистера Генри Томаса, моего покойного мужа. Я мало знала Ройбена и видела редко, но, скажу честно… — Тут она перевела взгляд на Мартину. — Он мне тоже не очень понравился. Хотя дела у него с Генри шли неплохо. Подробностей не знаю, потому что участия в них не принимала: у меня были свои обязанности. Вспоминаю, что мистер Джеймс много времени проводил в Намибии[3], а также за океаном. Он здесь почти не бывал и говорит, что только недавно узнал о гибели твоего дедушки, Мартина. А ведь Генри убит браконьерами уже два с половиной года назад. — Миссис Томас умолкла. Потом рывком схватила бумаги со стола, потрясла ими перед своими слушателями. — Вот… вот, что этот человек привез мне! Смотрите!

На первой странице было крупным шрифтом написано: «ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ И ЗАВЕЩАНИЕ ГЕНРИ ПОЛА ТОМАСА». В правом углу листа стояла сургучная печать, немного растрескавшаяся по краям. Она была похожа на пятно крови. Вглядевшись, Мартина различила написанные более мелко слова: «Адвокатская контора Каттер и Боу, Хемпшир, Англия».

Тендаи неуверенно спросил:

— А почему такой личный документ оказался у лысого человека?

— Правильный вопрос, — сказала миссис Томас. — Это первое, о чем и я у него спросила. А он ответил, что три года назад, когда тут, в Савубоне, были денежные затруднения, мой муж одолжил у него, у мистера Джеймса то есть, крупную сумму. И вместо долговой расписки будто бы согласился… да что я? Не будто бы, а вот он, документ, у меня в руке!.. Мой муж согласился внести изменение в завещание… Понимаете, о чем я? — Миссис Томас вновь потрясла документом. — Здесь теперь написано черным по белому, что если денежный долг не будет возвращен к 12-му декабря нынешнего года — а сегодня как раз это самое число, — то заповедник Савубона и все, что к нему относится, переходит во владение к мистеру Ройбену Джеймсу…

— Господи! — выдохнул Тендаи и опустился на стул.

Мартина застыла, как вкопанная, в ее голове крутились страшные слова: «заповедник и все, что к нему относится… заповедник и все, что к нему…»

Все молчали. Молчание нарушил Бен.

— Значит, то завещание… ну, которое раньше было… оно уже не считается, да? И вы уже не можете быть здесь хозяйкой?

Гвин Томас наклонила голову.

— Правильно, мальчик. Первое завещание моего мужа, написанное на мое имя, уже недействительно, так как появилось новое, которое составлено позднее. Оно считается законным. И хуже всего то…

— Что может быть еще хуже? — крикнула Мартина, и бабушка даже не стала делать ей замечание, что невежливо перебивать взрослых; она сказала на удивление спокойным тоном, который было тяжелее слушать, чем окрик:

— Еще хуже, дорогие мои, то, что… — Она подняла в руке другой документ. — Что, согласно официальному уведомлению, у нас остается всего 13 дней на то, чтобы покинуть Савубону, распрощаться со всеми служащими, со всеми животными… — Голос ее дрогнул. — И отправиться неизвестно куда. Через тринадцать дней здесь будет новый хозяин…

• 3 •

Каждый раз, когда Мартина вспоминала о пожаре, в котором погибли родители, перед глазами у нее возникало одно. Воспоминания тревожили, к счастью, не слишком часто, но одно в них настойчиво повторялось. И было оно не о тех минутах, когда она проснулась вдруг среди ночи накануне своего одиннадцатого дня рождения и поняла, что дом горит, и дверь, отделяющая коридор от комнаты родителей, уже охвачена пламенем. И даже не о том, как ее комната превратилась в пылающую печь, ночная рубашка уже начала тлеть на спине и как Мартина чудом сумела связать вместе две простыни, привязать один конец к ножке кровати и спуститься на них со второго этажа прямо в заснеженный сад.