Филип Пулман - Часовой механизм, или Всё заведено Страница 2

Фриц заставил себя не перебивать Карла, когда он заговорил о трудностях ремесла. Историю написать не легче, чем собрать часы, и она тоже может пойти неправильно, в чём нам предстоит убедиться на собственной истории Фрица уже через пару страниц. И тем не менее Фриц оставался оптимистом, а Карл — пессимистом, и в этом было всё дело.

Кошка Путци, что спала у огня, проснулась, подошла и потёрлась о ноги Карла. Карл злобно отшвырнул её ногой.

— Успокойся, — сказал Фриц.

Но Карл только угрюмо посмотрел на него. Он одним глотком допил пиво и вытер губы, прежде чем поставить кружку на прилавок и потребовать ещё пива. Юная Гретель недоуменно взглянула на Фрица, потому что она была ещё дитя и не знала, можно ли обслуживать гостей в том состоянии, в каком пребывал Карл.

— Принеси ему ещё, — кивнул Фриц. — Бедняга не пьян, он просто несчастен. Не волнуйся, я присмотрю за ним.

Гретель налила Карлу пива, а ученик часовщика зыркнул на неё исподлобья и отвернулся. Фрица встревожило состояние друга, но он не мог больше оставаться рядом с ним, потому что его позвали к себе его покровители.

— Ну что же ты, Фриц! Где твоя история?

— Заработай себе на ужин! Давай! Мы все ждём!

— О чём расскажешь на этот раз? О скелетах или привидениях?

— Надеюсь, про доброе кровавое убийство!

— Нет, я слышал, у него на сей раз что-то другое. Кое-что совсем новое.

— У меня такое чувство, что сегодня история будет пострашнее, чем всё, что мы сами можем вообразить, — изрёк старый лесоруб Йоханн.

Пока посетители заказывали себе ещё по кружечке пива, чтобы прихлебывать во время рассказа, набивали заново трубки и усаживались поудобнее, Фриц подхватил рукопись и занял своё обычное место у печки.

Сказать но правде, Фриц чувствовал себя очень неуютно, не так, как в обычные вечера, отведённые для его историй. Во-первых, из-за того, что поведал ему Карл, а во-вторых, его тревожила тема сочинённого им рассказа, точнее, его начало. Но, в конце концов, дело было вовсе не в Карле. Причина таилась совсем в другом.

(Имелась у Фрица и другая, личная причина для тревоги. Дело в том, что он не успел закончить свою историю. Он отлично справился с началом, оно вышло отменным, но сочинителю никак не приходило в голову, чем же закончить новое произведение. Он решил завести пружину сюжета, заставить его крутиться и придумать конец, когда до него дойдёт дело. Как я вам уже говорил, Фриц был оптимистом.)

— Мы все приготовились и ждём, — провозгласил бургомистр. — Мне не терпится услышать новую историю, даже если у меня волосы встанут дыбом. Как она называется?

— Она называется… — Фриц нервно глянул на Карла. — Она называется «Часовой механизм».

— А-а! Весьма кстати! — воскликнул старый герр Рингельманн. — Ты слышал, Карл? Эта история написана в твою честь, мой мальчик!

Карл взглянул на него исподлобья и опустил глаза в пол.

— Нет, нет, — поспешил ответить Фриц. — Эта история вовсе не про Карла и не про наши городские куранты. Она совсем о другом. Название «Часовой механизм» — случайное совпадение.

— Что ж, приступай, — поторопил его кто-то. — Мы все готовы слушать.

Фриц прочистил горло, разложил свои бумаги и начал читать.

Скажите, не припомнит ли кто из вас необычное происшествие, что случилось несколько лет назад во дворце? Сначала его пытались замять, но некоторые детали вышли наружу, а потом всплыла и вся странная и зловещая история. Рассказывают, что принц Отто, собираясь на охоту, взял с собой маленького сына. Вместе с ними отправился и старый друг королевской семьи барон Штельгратц. Зима стояла студёная, такая же, как сейчас. Они сели в сани, хорошенько закутались, чтобы уберечься от холода, и поехали в охотничий домик, что находился в горах. Назад их ожидали не раньше чем через неделю.

Итак, что же должно было случиться, если спустя всего две ночи часовой, стоявший на карауле у дворцовых ворот, приметил на дороге движение и услышал испуганное конское ржание? Охваченные паникой лошади неслись по направлению к дворцу, словно ветер. Часовому показалось, хоть он и не был в том уверен, что впряжённых в сани лошадей погоняет безумец.

Часовой поднял тревогу, велел зажечь огни, и, когда сани приблизились, стало видно, что это те самые королевские сани, на которых принц отбыл всего две ночи назад. Обезумевшие от ужаса кони несли их по дороге и не собирались останавливаться. Сержант охраны распорядился срочно открыть дворцовые ворота, пока сани не разбились.

Ворота едва успели отворить. Сани ворвались на королевский двор и принялись кружить по нему. Одичавшие от страха лошади не могли остановиться. Бедные животные были покрыты пеной, глаза их дико вращались, и они и дальше тащили бы сани по кругу, если бы одна из них не запуталась в упряжи и не опрокинула их.

На землю упал возница и свёрток, что лежал позади него в санях. Слуги поспешили поднять свёрток и обнаружили в нём маленького принца Флориана, закутанного в меховой ковёр, живого и тёплого. Принц находился в полудрёме.

Что же до возницы…

Когда часовые подошли ближе, они узнали его. Это был не кто иной, как принц Отто! Мёртвый, холодный как лёд, с широко раскрытыми, остекленевшими глазами, он с такой силой сжимал в левой руке вожжи, что их пришлось разрезать, чтобы вынуть из закостеневших пальцев. А его правая рука (это было удивительнее всего!) продолжала двигаться, без конца размахивая кнутом вверх-вниз, вверх-вниз.

Тело принца наскоро прикрыли, опасаясь, что его увидит принцесса, а маленького принца Флориана отнесли к матери, чтобы она убедилась, что он жив и здоров, — Флориан был её единственным ребёнком.

Но что было делать с принцем Отто? Его тело внесли во дворец и послали за королевским лекарем, почтенным старым человеком, окончившим университеты в Гейдельберге, Париже и Болонье и написавшим научный трактат о том, где располагается человеческая душа. Он изучил геологию, гидрологию, физиологию, но никогда в жизни не видел ничего подобного. Мертвец, который не лежит неподвижно! Только представьте себе такое: холодный как лёд, он лежал на мраморной плите, а его правая рука всё хлестала и хлестала несуществующим кнутом несуществующих лошадей, и этому, казалось, не будет конца.

Доктор запер дверь, чтобы слуги ни о чём не прознали, подвинул лампу поближе, наклонился, чтобы рассмотреть тело, и тогда его взгляд привлекла неправильно надетая одежда. Поэтому, стараясь уклониться от движущейся руки, он осторожно расстегнул плащ, меховое пальто, камзол и сорочку и обнажил грудь принца.

Прямо против сердца в груди была глубокая рана, грубо стянутая дюжиной швов. Врач взял ножницы, перерезал стежки и чуть не упал в обморок от изумления, потому что, раздвинув края раны, он не нашёл в груди сердца. Вместо него там оказался маленький часовой механизм — всего несколько шестерёнок, пружин и маховик, деликатно соединённые с венами принца и весело тикающие в такт со взмахами мёртвой руки.

Итак, вам нетрудно себе представить, как крестился доктор и сколько ему пришлось глотнуть бренди, чтобы успокоить нервы. Затем он аккуратно рассек соединения часового механизма с телом, вынул маленькое устройство из груди, и, как только он это сделал, рука мертвеца упала и осталась лежать неподвижно.

Дойдя до этого места в своей истории, Фриц умолк, чтобы хлебнуть пива и посмотреть, как аудитория принимает его рассказ. Тишина царила мёртвая. Каждый слушатель сидел так тихо, будто сам уже помер, и только широко открытые глаза выдавали огромное напряжение слушателей. Такого успеха у Фрица ещё не было!

Ом перевернул страницу и продолжил чтение.

Итак, лекарь зашил рану на груди принца Отто и велел всем сообщить, что принц скончался от апоплексического удара. Слуги, которые вносили его во дворец, думали иначе. Они были уверены, что видели мертвеца, несмотря на то что у него двигалась рука. Как бы там ни было, официальная версия гласила, что принц Отто перенёс сотрясение мозга и что только его любовь к сыну поддерживала в нём жизнь до тех пор, пока они благополучно не достигли дома. Принца похоронили с пышными церемониями, и подданные шесть месяцев соблюдали траур.

Что до барона Штельгратца, также уезжавшего на охоту, то о его судьбе никто ничего не знал. Всё происшествие было, словно саваном, окутано тайной.

Однако у королевского лекаря появилась догадка. Только один человек мог объяснить, что же случилось на самом деле. И таким человеком был великий доктор Кальмениус из Шатцберга, о котором мало кто слышал, но те, кто его знал, отзывались о нём как о самом умном человеке в Европе. В создании часовых механизмов он не знал себе равных и превзошёл даже нашего дорогого герра Рингельманна. Он умел создавать замысловатые счётные аппараты, которые высчитывали расположение всех звёзд и планет на небе и давали ответы на любые математические вопросы.